Светлый путь в никуда

Катя медленно обошла стол и скамейку.

Арнольд-Дачник смотрел мимо нее на сарай пустым бессмысленным взглядом. Его морщинистое лицо было перекошено – след жестокого инсульта. Из левого уголка рта текла слюна. Вся его левая сторона, видно, была до сих пор парализована. Рука висела как плеть.

Кошка прыгнула к нему на колени и снова зашипела на Катю.

Арнольд-Дачник даже не моргнул.

Вот тебе и криминальный авторитет… Крестный папа… Вот тебе и последняя реальная ниточка к событиям двадцатишестилетней давности…

В сарае грохнуло железо, словно из груды инвентаря с силой выдернули что-то, и она, эта груда, обрушилась на бетонный пол. В дверном проеме показалась фигура в красной куртке с низко надвинутым на лицо капюшоном.

Женщина, одетая тоже по-дачному. Тоже в резиновых ботах. И вроде не дряхлая старуха, судя по быстрым судорожным движениям. В ее руках был культиватор с острыми лезвиями. Она выставила его вперед, как копье.

– Вы кто? Как вы сюда попали? Чего надо? Вы ко мне не подходите!

Голос показался Кате до странности знакомым. Сиплый, пропитой…

Она шагнула к незнакомке. Та испуганно попятилась в сарай, сжимая культиватор. Капюшон сполз с ее головы и…

Эти волосы, выкрашенные в нелепый цвет баклажана!

Потрясенная Катя узнала… хостес из бара «Горохов».

– Есть кто здесь в баре из персонала, кто работал…

– Она.

– Повар, что ли, или ваш сомелье?

– Ида.

Ида… Сестра Изида… Ида… Лида… Лида!! Лидия!!

– Вы Лидия Гобзева? – громко спросила Катя. – Я из полиции. Помните нас? В баре?

Ида вздрогнула, потом уронила культиватор. Капюшон совсем сполз на ее плечи, открывая лицо, покрытое искусственным загаром.

– А это вы… а я подумала…

– Вы Лидия Гобзева?

– Я… у меня теперь другая фамилия по первому мужу.

– А Арнольд-Дачник? – Катя кивнула на безучастного парализованного Александра Шапиро. – Он ваш второй муж?

– Второй гражданский.

– Это у него доля в баре «Горохов»?

– Ну да, а что?

– Давно он такой?

– Восемь лет. Инсульты один за одним. Последний его в овощ превратил. И все его бросили – жены, любовницы, содержанки, шлюхи. Одна я за ним теперь ухаживаю, как дура последняя.

– Почему вы не сказали нам, что вы старая подруга Виктории Первомайской?

Лидия Гобзева глянула на Катю.

– Вы о нас с ней меня не спрашивали там. О том, что я ее знаю, я вам сказала.

– Как клиентку бара. Не как старинную подругу. Она поэтому так часто посещала бар «Горохов», потому что вы там работали?

– Она пила везде, где наливали. Но любила приходить ко мне, да. Приятнее ужираться в дыре, где хоть кто-то может помочь, когда до чертей допьешься. Хоть тачку вызовет и домой отправит.

– Значит, вы все это время поддерживали отношения с Викторией? – спросила Катя. – С тех самых пор?

– С каких пор?

– С той ночи двадцать пятого июля, когда вы втроем утопили в Истре детей.

Лидия Гобзева отшатнулась, взгляд ее заметался из стороны в сторону. Потом она овладела собой.


– Да вы что? Я… я никого не убивала!

– Но вы были тогда с ними там, в лесу, на Истре. Давно. Грехи молодости, да? Да, сестра Изида? Так ведь вас тогда называли в Ордене Изумруда и Трех?

– Я… я ни в чем не виновата! Я тогда им всем – следователю, оперу – сказала… поклялась… я ни в чем таком не виновата! Не делала я этого!

– Виктория – сестра Пандора – убита. Ангелина Мокшина – сестра Горгона – тоже убита.

– Ее убили?!

– А вы этого разве не знали?

– Нет!

Катя смотрела в искаженное гримасой испуганное лицо сестры Изиды.

– Неужели не знали?

– Нет! Я не знала, клянусь! Я давно потеряла с ней всякую связь. Еще тогда… Но как же это… И она тоже?! Что же это? Я… я должна вам сейчас кое-что показать… это важно…

Она повернулась и махнула Кате, засеменила прочь из сарая к дому – туда, где стояла серебристая иномарка. Не новая, как отметила Катя, забрызганная грязью.

– Вот, вот, смотрите! – Сестра Изида – Лидия Гобзева тыкала пальцем в левое крыло и дверь со стороны водителя. – Вы только взгляните на это!

Катя подошла и…

Среди потеков грязи на крыле она увидела черную точку. Металл вокруг нее смялся.

– Видите? И там еще одна! – Сестра Изида повернула к ней побледневшее лицо.

И тут лишь Катя осознала, что она видит — след от выстрела, пулевое отверстие. И на двери со стороны водителя почти у самого стекла было еще одно пулевое отверстие!

– В вас стреляли? Когда? – Катя коснулась дырки в металле.

– Не знаю!

– То есть как это не знаю?

– Клянусь – не знаю! Мне на эти штуки на автозаправке мужик указал, что бензин наливает. У него такое лицо было при этом! – Лидия Гобзева прижала руки к впалой груди.

– А вы что, не слышали выстрелов?

– Нет! Я ничего не слышала!

– Почему вы нам и этого не сказали сразу?

– Так я не знала еще. – Лидия Гобзева сморщила лицо в горестной гримасе. – Я машиной в тот вечер не пользовалась. Я когда в баре торчу, не рулю сама. Выпить могу – все такое. Я на машине ездила за два дня до…

– До нашего прихода к вам в бар?

– Нет, – Лидия Гобзева произнесла это шепотом. – За два дня до того, как Вику прикончили.

– Во вторник это было? – уточнила Катя.

– Да, да, во вторник.

– А куда вы ездили? Во сколько?

– Я его возила на массаж, – Лидия кивнула в сторону безучастного Арнольда-Дачника. – Я же его все еще лечу. Мы не здесь были, а у меня дома. Оттуда поехали в больницу. Потом я его привезла – это уже после обеда, уложила спать. А сама поехала на Даниловский рынок, а потом на базу в Мневники – мы там для бара закупаемся. У нас поставки, ритейл. Я там пробыла до девяти, потом ехала по пробкам. Дома очутилась где-то около одиннадцати. Поставила машину во дворе на стоянку и пошла домой.

– Какой адрес?

– Проспект Мира. Там ничего не было – там соседи с собаками гуляли. Никаких выстрелов. Я ничего не слышала! Это было где-то еще. Но я не знаю! Я вообще ничего не слышала, понимаете? И машину я со стоянки не брала несколько дней. А потом просто села – я внимания не обратила, она же грязная вся. А на заправке мужик-работяга мне в стекло вдруг стучит – эй, а ты знаешь, что у тебя на двери?

– Истринское дело всплыло вновь через двадцать шесть лет, – сказала Катя. – Обе ваши подруги мертвы. Убиты. И вас тоже хотели убить. Так что не молчите, сестра Изида. Вы должны мне все рассказать. Всю правду. Сейчас же. Здесь. Что случилось той ночью двадцать пятого июля? Как погибли дети?

– Я… я клянусь вам… я…

Лобовое стекло иномарки в этот миг внезапно взорвалось сотней осколков!

Катя не услышала ничего.

Ни звука выстрела.

Ни хлопка!