Свидетельницы зла

Глава 5




— Люсенька, деточка, тебе не следует так убиваться. — Сидевшая напротив нее за столом мама смешно сморщила носик. — Беда, она, конечно…

— Не приходит одна? — выпалила Люсенька и суеверно поплевала через левое плечо три раза. — Ты это хочешь сказать, мама?

— Да нет, конечно! — Мама замахала на нее ухоженными руками, успевая полюбоваться свежим дорогим маникюром. — Гибель подруги — это еще не твоя беда, дорогая. К тому же ваша дружба с этой девушкой, откровенно сказать, всегда вызывала во мне недоумение.

— Почему?

Люсенька грациозным движением подцепила из креманки нежнейшую творожную массу без сахара, с фруктами и орешками, отправила в ротик. Блаженно зажмурилась. Вот за что она особенно обожала свою мамочку, так это за разборчивость в питании. Никаких особых диет. Просто правильное питание. И главное — вкусное. Конечно же, мамочка не сама этим занималась. Когда ей? То фитнес, то йога, то маникюр, то массаж. Она ежедневно была невероятно занята. Хозяйством в их доме занималась троюродная сестра мамочки — Ксюша.

Однажды, много лет назад, приехав к ним из глухой деревни откуда-то из-под Пензы, погостить, Ксюша осталась в их доме навсегда. Ей все-все в их доме понравилось. И Люсенька в первую очередь. Она и ее воспитанием занималась в том числе. И неплохо воспитала, имея на руках диплом учителя английского и испанского языков.

Как-то Ксюша от них съезжала. Когда Люсеньке только-только исполнилось десять. Наметился у нее какой-то нелепый романчик, с маминых слов. Мама не была против и позволила Ксюше устраивать свою личную жизнь по ее усмотрению. Романчик продлился недолго. Молодой человек оказался мерзавцем. Обманул бедную деревенскую учительницу. К тому же заставил Ксюшу сделать аборт, который прошел с осложнениями. В результате — бесплодие. Мамочка еле отыскала свою троюродную сестрицу в одной из районных клиник. Привезла ее обратно в дом. Ухаживала, пока Ксюша не окрепла. А потом оставила навсегда в своем доме, взяв с Ксюши слово больше никогда, никогда не пытаться менять что-то в своей жизни.

— Тебе судьба подарила нас, дорогая. Разве этого мало? У тебя есть крыша над головой. У тебя есть семья, которая тебя любит. К тому же у тебя есть гарантированная работа, которая оплачивается. Я даже упросила мужа оформить тебя официально в его фирме, чтобы у тебя шел стаж, чтобы в старости ты получала пенсию. Это ли не подарок судьбы?

Люсенька, не отлипая в те дни от Ксюши, считала детским своим умом, что на самом деле это Ксюша для них подарок судьбы. Она милая, добрая, любящая. Она прекрасно готовила и любила Люсеньку, как свою родную дочку…

— Эта девушка Кира была в вашей компании белой вороной, — продолжила свою мысль мамочка, погружая ложечку в овсяный кисель, который Ксюша готовила ей по специальному рецепту. — Вы с Олей дочери обеспеченных родителей. У вас с раннего детства было все.

— У Оленьки очень рано не стало мамочки, — с печалью воскликнула Люсенька.

— Ну да, да, это была трагедия, конечно. Но отец для Ольги очень много сделал. Гораздо больше, чем ее непутевая мать. И главное, он не позволил ей скатиться в пропасть. А у нее для этого были все предпосылки. — Мамочка подумала, склонившись над миской с овсяным киселем, и добавила: — И задатки.

— Что ты этим хочешь сказать, мама? — растерянно заморгала Люсенька.

— Только то, что она… Она… Ой, не знаю, как сформулировать правильнее. — Она снова смешно сморщилась, прекрасно зная, что эта гримаса ее не портит, а, напротив, делает ее лицо очень милым. — Каждое дурное зерно, в случае с Олей, всякий раз падало в благодатную почву. К ней как-то очень удачно прилипала всякая грязь. Где намечался какой-то ужасный шабаш, там она. Признаюсь честно, теперь-то уже могу, времени прошло немало, я всегда думала, что она сядет. Рано или поздно, но сядет.

— Кто?! Оля?! Моя Оля?! — Люсенька покраснела до слез от обиды за любимую подругу. — Мама, ты о чем вообще говоришь! О ком вообще говоришь! Это же Оля, моя подруга. Она не способна.

— Сейчас — да. Но раньше…

Мама еще ниже склонилась над плошкой с овсяным киселем и часто-часто заработала ложкой. Если кисель остынет, есть его становилось невозможно.

— А что раньше?

Люсенька надула губы и решительно отодвинула от себя креманку с любимой творожной массой. Она обиделась на мамочку. Та не имела права говорить дурно об Оле. Она многого не знала. И могла только догадываться. А вот Люсенька знала об Оле все. Или почти все. И знала, что вернее и надежнее подруги в ее жизни уже не будет никогда.

— Раньше твоя Оленька водила сомнительные знакомства. Весьма сомнительные. — Мамочка доела кисель и с облегчением отодвинула от себя пустую посудину. — И если бы не Всеволод Игнатьевич, если бы не его связи и деньги, Ольга бы точно попала за решетку. Послушай, дорогая, давай сменим тему. Я не хочу больше говорить о них. У меня есть моя девочка, моя милая, любимая девочка. И это главное. Кстати, тебе просто необходимо посетить моего косметолога.

Эта фраза, сказанная будто вскользь, да еще сопровождаемая красноречивым взглядом по ее загорелым щекам, окончательно добила Люсеньку. Она разозлилась.

— Мамочка, я как-нибудь сама, хорошо? — холодно улыбнулась она матери, бросая салфетку, укрывавшую колени, на стол. — И вообще, мне пора.

— Как пора? Ты же собиралась пожить у нас какое-то время.

— Я передумала.

— Ну, как тебе будет угодно.

Кажется, мамочка даже не расстроилась. И даже будто выдохнула с облегчением. Люсенька тоже внезапно обрадовалась, изменив свое решение погостить у родителей. Мамочка — это не Ксюша. К ней был нужен особенный подход. А Люсенька сейчас находилась не в том настроении, чтобы заниматься стратегией. Ей не до этого! У нее страшно погибла подруга. Нелепо как-то. Необоснованно. Погибла не одна, а с группой лиц, с которыми Кира, кажется, даже не была знакома.

Как Кира с ними познакомилась? Почему вместо того, чтобы лететь к родителям, она поехала с этими людьми на какую-то странную заброшенную дачу? Почему Оля не видела ее в клубе, хотя чек оттуда у Киры сохранился в сумочке? Как такое вообще возможно?!

Люсенька очень быстро собрала свои вещи, которые успела разложить по полкам шкафа в своей бывшей детской. Не стала просить Ксюшу и сама донесла дорожную сумку до своей машины. Выехала через пять минут за ворота и почти сразу позвонила Алексу.

— Люси, дорогая, ты чего так рано? — странным заполошным голосом ответил ей ее парень в ответ на приветствие.

— Алекс, в Москве почти полдень, — напомнила ему Люсенька со вздохом. — Ты узнал, что я тебя просила?

— Вот я именно об этом, Люси! Ты чего так рано звонишь? С твоей просьбы прошел день. Думаешь, это так просто?

— Для тебя — да. К тому же тебе наверняка нужны деньги. Слышала, отец тебе устроил грандиозный скандал. И заблокировал часть твоих счетов. А я готова заплатить, как договаривались. И выполнить мою просьбу для тебя не так сложно, Алекс.

— С чего ты так решила?


Алекс явно был озадачен холодностью своей девушки, с которой ему было будто бы и хорошо, и в то же время обременительно. Люси была милой и наивной. Ее легко было обмануть. Она верила каждому его слову. И он этим неоднократно пользовался. Но все дело в том, что ему в какой-то момент вдруг надоело ее обманывать. Надоело притворяться. Прятаться от нее, запираться в душевой. Стало просто лень!

— Я с того решила, Алекс, что ты знал одного из погибших в пожаре парней, — ответила Люсенька, выезжая из коттеджного поселка, в котором жили ее родители.

— А может, и не знал. Откуда такая уверенность? — В голосе Алекса засквозило беспокойство.

— Ты совершенно точно был знаком с Никитой Калиным.

— Чет не припомню.

— А ты припомни, Алекс, припомни. Он был твоим однокурсником. Разве нет?

Повисла пауза. Люсенька сосредоточилась на дороге. Алекс непонятно почему долго молчал. Может, снова приложился ноздрей к столу? Ей сделалось так тошно, что она закричала:

— Что молчишь? Опять нюхаешь, скотина? Я все расскажу твоему отцу! Все!

— Да ничего я не нюхаю, одурела, что ли, — противным сладким голосом отозвался Алекс. — Просто пытаюсь вспомнить. Никита Калин… Никита Калин… Люси. Ну, вот вообще провал. Может, напомнишь, детка?

— Я сейчас приеду к тебе и напомню. Я тебе так напомню!

Она сама себя не узнавала по силе голоса и гнева. Такое с ней случилось впервые. Оля бы одобрительно улыбнулась, сочтя это становлением характера. Мамочка бы укоризненно покачала головой, назвав это испорченностью манер.

— Погоди, погоди, Люси! Куда ты приедешь? Зачем? — переполошился Алекс. — Не следует ко мне приезжать. Я сам постараюсь вспомнить.

— Я еду. Алекс. Все. Разговор окончен. И если ты мне не откроешь… Если ты мне…

— Приезжай, — отозвался он. — Открою.

Дом, в котором у Алекса была квартира на пятнадцатом этаже, летом утопал в зелени. Такого уютного двора в новостройках Люсеньке еще не приходилось нигде видеть. На зиму капризные растения укутывались плотными слоями какой-то специальной ткани. Деревья, не приспособленные к нашему зимнему климату, стояли укутанными, как стражи, кольцуя высотку ровными рядами. Весной их раздевали, удобряли, поливали, белили стволы. С конца мая начиналось буйство цветения, которое продолжалось почти все лето. Это было очень красиво!

Квартира Алекса тоже была красивой, когда он в нее вселялся. Светлая, просторная, с хорошим ремонтом и красивой мебелью. Но Алекс, кажется, портил все, к чему прикасался. Через полтора года от ухоженности и шика его жилища не осталось ничего. Не спасало ни одно агентство по уборке. Ни одна домработница. Алекс мог уничтожить следы их посещения минут за двадцать.

Где были ее глаза, когда она его выбирала? Где был ее разум, когда она на него ставила, пытаясь связать с ним свою жизнь, свое будущее?

— Скотина, — прошипела Люсенька, непривычно выругавшись, стоило ей переступить порог.

— Прости, — сиплым голосом отозвался Алекс, глядя на нее потухшими ввалившимися глазами. — Прости меня, Люси. За все. Но тебе точно не стоило приезжать.

— Почему? Потому что ты с девушкой?

Они все еще топтались возле его входной двери. Он все еще не давал ей возможности пройти.

— Нет, я не с девушкой. Но видишь, я какой!

Он провел растопыренной ладонью по лицу. Взъерошил волосы. Одернул грязную в пятнах футболку, покосился на свои спортивные трусы.

— Вижу, — кивнула она со вздохом и пошла в гостиную.

Алекс дышал ей в затылок.

Люсенька вошла, ужаснулась бардаку. Стряхнула грязные вещи Алекса с дивана на пол, села.

— Что это, Алекс? — Ткнула она пальчиком в груду его грязных вещей. Брезгливо поморщилась. — У тебя нет стиральной машинки? Домработница не знает, как ею пользоваться?

— Домработница ушла. Ты же знаешь, они у меня не задерживаются. — Алекс сел на пол у нее в ногах, погладил носы ее сапог. — Новая обувь, Люси?

— Ты опять забыл ей заплатить, — покивала она, подбирая ноги. — А сам ты машинкой не умеешь пользоваться. Понятно. Ну что? Пойдем, научу?

— Нет, не надо. Все я умею, Люси. Ты мне лучше… — Алекс жалко улыбнулся. — Одолжи денег, а?

— Никита! — с выражением проговорила Люсенька и подняла вверх указательный пальчик. — Калин!

— Ну, вспомнил я, вспомнил этого неудачника. И что? Обычный. Серый. Невыделяющийся. Не выдающийся.

— Это я и без тебя знаю.

— Еще бы тебе не знать! Он за тобой тенью ходил. А ты его даже не замечала.

— Тебя заметила на свою голову, — проворчала она и покосилась на пятна на его футболке. — Мог бы что-то и поприличнее надеть.

— Все в стирке, малыш. — Он глупо хихикнул и пнул ногой ворох грязной одежды. — Или почти в стирке.

— Ужас! — Люсенька закатила глаза.