Сыщики 45-го

– А что не так? – удивился Петров. – Он водилой был на 1-м Украинском, комполка возил. Когда полковой «газик» миной подбили, пересел на точно такой отбитый у немцев «Опель», в нем и возил свое начальство дальше. Еще нахваливал качество немецкого автопрома – дескать, надежный агрегат, ни разу не сломался за три месяца…

– Дьяченко в заводоуправление побежал – звонить во все инстанции, – сказал Вишневский. – Не так уж много времени прошло, может, где засветится. Они же не знают, что их мужик с крыльца заприметил, возможно, не будут спешить.

– Это правильно, – одобрил Алексей. – А если не засветится, придется поработать по всем «Опелям» – в нашем районе и в соседних. Но ниточка тонкая – исходя из того, что преступники не дураки.

И все-таки сработало! Вернулся Дьяченко, поставивший на уши все городские службы. А через десять минут прибежала запыхавшаяся женщина из заводоуправления, позвала к телефону. Побежали всем гуртом, набились в контору, как сельди в бочку. Звонил дежурный по отделению, который и должен был принимать звонки от наблюдательных граждан и организаций. Машину засекли минут двенадцать назад на железнодорожном переезде к северо-востоку от города! Это на севере от городской тюрьмы, что расположена в тупике Базарной улицы. Вокзал от переезда на западе, в двух верстах. За тюрьмой кустарники, небольшие лесопосадки, открытая местность. Переездом пользуются люди, объезжающие с востока Чертов бор – там рабочие поселки Шлыково и Карпино.

Железная дорога – организация серьезная, военизированная, даже небольшие посты оснащены телефонной связью. Работница в будке на переезде и приняла сообщение о разыскиваемой машине. А та как раз проехала две минуты назад! Черный «Опель», заляпанный грязью, треснутый колпак передней фары, в салоне – не пойми кто. Подъехал к переезду и встал, потому что состав проходил. Никто не вышел, пассажиры терпеливо ждали. Сзади грузовик с дровами подошел, приткнулся в хвост «Опелю». Поезд ушел, работница подняла шлагбаум, и вся колонна благополучно проехала.

Но самое интересное, грузовик дальше на развилке ушел вправо, куда обычно и уходит автотранспорт, а легковушка повернула влево и медленно покатила по дороге, огибающей бор с запада. Там редко кто ездит – дорога хреновая, сплошные колдобины, в той степи лишь пара малонаселенных деревень, где древние бабки живут. На этой неделе туда точно никто не ездил…

Едва поступила ориентировка, работница тут же выдала информацию. Но машина ушла, она ее не видела – там местность только кажется ровной, на деле сплошные буераки…

– Ну, и что мы тут шашки наголо сделали? – Алексей обозрел напрягшихся членов группы. Но и сам уже чувствовал нетерпение, обуревал охотничий азарт. – Оружие у всех при себе?

– У нас всегда при себе, – за всех ответил Конышев. – Но только пистолеты, по несколько обойм на нос. Хотя нет, у Шорохова в машине автомат есть, а еще ручной «дегтярев» под сиденьем – на всякий пожарный, как говорится…



Летели действительно как на пожар! «Туристический» автобус трясся, чихал, ходили ходуном составные части кузова, но он не разваливался, исправно отмерял километр за километром. Люди вцепились в борта, подпрыгивали на каждом ухабе.

– Шорохов, ты охренел? – негодовал Вишневский, пропоров зад вылезшей из сиденья пружиной. – Ты нас куда везешь – на тот свет?

– Сами же сказали, что спешите! – похохатывал усатый сержант, манипулируя баранкой. – А раз спешите, то не нойте, товарищи туристы!

Автобус переулками выбрался на Базарную, промчался узким проездом мимо тюремной стены из бурого кирпича. Тюрьма была такая же – темно-красная, старая, жутковатая, пусть не впечатляющая размерами, но вполне соответствующая назначению. По гребню забора вилась колючая проволока. Далее дорога ныряла в ямы, взбиралась на косогоры. Машина дребезжала, бампер шоркал о неровности дороги.

Переезд, по счастью, был открыт – его преодолели без задержки. Проплыла мимо полная работница в оранжевом жилете, смерила «тяни-толкай» суровым взглядом. Такой не надо читать лекции о происках шпионов и повышенной бдительности во всех сферах – сама прочтет.

За переездом дорога раздваивалась. То, что уходило вправо, было отвратительным, но в принципе проходимым. То, что было слева, следовало осваивать только пешком. «ЗИС» тащился со скоростью пешехода, сержант объезжал ямы и трещины в земле. Алексей приказал остановиться, перемахнул через борт, припал к проезжей части. Здесь недавно действительно прошла машина! Протектор был почти лысый, рисунок «шахматный», но след свежий! Вряд ли за полчаса здесь ехал кто-то еще – дорога уверенно вела в никуда!

Он махнул водителю, вскарабкался в салон уже на ходу.

– Так, товарищи, смотрим во все глаза, – предупредил он. – И лучше не маячьте, пригните головы. Шорохов, гони автомат с пулеметом – мало ли что. Начнут стрелять – бить на поражение, эти твари все равно живыми не дадутся. Есть шанс, что мы их накроем.

– Что, командир, не порвался еще парус надежды? – нервно засмеялся Чумаков. Он втянул голову в плечи, извлек «наган» из кобуры под пиджаком.

– В тебе поэт помер, Пашка, – покосился на него Черкасов.

– Точно, – усмехнулся Чумаков. – Во мне много кого сдохло – и писатель-баснописец, и художник с композитором.

– Только идиот еще жив, – под дружный гогот возвестил Дьяченко. – Пашка, ты какого хрена с «наганом» ходишь? Перезаряжать будешь – попросишь бандюков повременить с обстрелом?

Приближался лес – массивный, густой, темный. О Чертовом боре много десятилетий ходили страшные легенды: как лешие грибников крутят по лесу, заводят в такие чащи, что им уже не выбраться; о гиблых местах, где люди пропадают, о каких-то бабайках, кикиморах, ведьмах, третирующих мирное население, подавшееся в лес за подножным кормом. При советской власти в страшилки не больно-то верили, но остались из детства смутные страхи – кто-то реально пропадал, а если уж отваживались люди по грибы и ягоды сходить, то сильно в лес не углублялись.

Алексей с опаской смотрел, как приближается лес – дорога подходила к нему по касательной, уже виднелись заросли кустарника на опушке.

– Куда ведет дорога? – спросил он у Дьяченко. – Не помнишь?

– А хрен ее знает, – простодушно отозвался Олег. – Может, лес прорезает, может, краем тянется. Не ходоки мы были в этот лес, сам знаешь. В чертовщину, понятно, не верили – пионерами росли, но все равно не по себе как-то. Непролазно там, темно. Если сосны – еще ничего, только в папоротнике путаешься, то вот через ельник никак не пробиться, а заблудиться – элементарно. Помню, ходили однажды с мамкой, кое-как выбрались…

Он смотрел на Алексея как-то странно, словно хотел что-то добавить, но не решался.

– Партизаны там в войну водились, – сообщил Конышев. – Я-то в соседнем Кштовском районе воевал, а здесь базировался отряд товарища Завьялова, второго секретаря райкома. Чертов бор – он ведь небольшой, верст двенадцать в поперечнике, просто в нем намешано всего – он словно урочище посреди района, не характерное для остальной местности… Заперли товарища Завьялова каратели, месяц в блокаде держали – а дело зимой было, – пока они с голодухи корнями не стали питаться, а потом сжали кольцо и всех уничтожили на базе посреди леса…

– Тут еще иногда бродяги встречаются, – сообщил Петров.

– Какие бродяги? – не понял Алексей.

– Да шут их знает, – пожал плечами Петров. – О паре случаев сообщали – бегают какие-то лешие. Они безвредные, сами всего боятся, от людей шарахаются – потому их и не ловят. Может, немцы неучтенные или политические заключенные, что по недосмотру на волю выбрались. Пойти им некуда, нигде их не ждут, документов нет, вот и доживают свой век в землянках и берлогах…

– Эй, минуточку, – вдруг напрягся Гундарь. – Шорохов, тормози арбу!

А ведь действительно чуть не проглядели!

– Всем к машине! – скомандовал Алексей. – Рассыпаться, залечь! Вперед по команде!

Оперативники вываливались из машины, разбегались. Лес был близко, заросли боярышника, гниющий сухостой на опушке, поваленные бурей деревья. Вся дистанция – метров семьдесят.

Именно в этом месте преследуемая машина съехала с дороги и пошла давить колею к лесу по буграм и канавам. Лес отчасти расступался, как бы вваливался внутрь, но это была не дорога, не просека, а небольшая ниша в массиве растительности, достаточная, чтобы спрятать автомобиль.

Алексей на корточках сполз с дороги, пристроился полулежа, в том месте, где следы протектора ответвлялись от основной дороги. Тот же самый рисунок – лысеющая резина, «шахматная клетка».


В горле стало сухо. Он откатился в поле, заполз в канаву. Люди рассыпались вдоль обочины, выставили стволы. Дьяченко отобрал у сержанта «ППШ», отполз на правый фланг. Шорохов мостил «дегтярева» под капотом автобуса, кряхтел, подтягивал штаны, которые на ступнях держала резинка.

Алексей всматривался в чащу. Интуиция что-то нашептывала, тянула нервы. Сколько времени прошло? Если банда высадилась именно здесь, то уже могла убраться. А если их неподалеку поджидала другая машина… Нет, их не могла поджидать машина, здесь были только эти следы протектора! Что им надо в лесу? Он перебрался из канавы в соседнюю – перетек, словно червяк, махнул рукой – пошли!

Поднялись Вишневский с Куртымовым, перебежали. Поднялся Конышев – сместился, прихрамывая, сгибаясь в три погибели, пристроился боком, выставив табельный «ТТ». Боец из этого мужика был посредственный, надо было оставить его на базе. Подлетели Гундарь с Чумаковым.

И тут шевельнулась на опушке ветка, смазанное движение за стволом, блеснуло что-то.

– Ложись!!! – заорал капитан дурным голосом.

Отменная реакция у бывших фронтовиков – попадали плашмя, за долю секунды до огненной лавы! Били длинными очередями, как минимум из двух стволов. Метались вспышки пламени, тряслась листва.

Алексей катился вдоль канавы – там, где он был чуть раньше, пули основательно вспахали землю. Катились и остальные, огрызались беспорядочными выстрелами – но толку никакого, прицелиться невозможно. Хоть пальцами рой землю, чтобы спрятаться!

Разразился гневной матерщиной Дьяченко, открыл огонь из «ППШ» – он находился в стороне, на фланге, в него пока не стреляли. Он выпустил весь дисковый магазин, пока противник сориентировался, перенес огонь на него. Дьяченко уже отползал, прижимаясь к земле, волочил за собой на ремне пустой автомат.

Заработал под капотом автобуса ручной пулемет Дегтярева! Шорохов садил плотно, почти без пауз, что-то орал, плевался в усы – он прекрасно видел, куда надо стрелять. И ситуация изменилась в корне – противник ее уже не контролировал. Ответный огонь был подавлен, хотя что-то подсказывало, что все остались живы.

Алексей, пригибаясь, кинулся вперед, запетлял зигзагами, упал. Видел краем глаза, как кто-то поднялся слева, справа, оперативники тоже смещались.

Ругался сержант, меняя диск, потом поднялся, побежал, волоча тяжелую машинку. Свалился, расставил ноги, снова открыл огонь, потроша молодую листву.

Противник отступил. Алексей первым ворвался под завесу деревьев, кинулся за ствол корявой осины. Враг не стрелял. На всякий случай он выпустил несколько пуль в плотный полог растительности, сменил обойму.

Сержант прекратил огонь, оперативная группа вступала в лес.

«А ведь грамотно работаем! – пронеслась мысль. – Будет ли только отдача?»

Ковылял Конышев, его обогнали молодые Чумаков с Вишневским. Левее пробивался сквозь кустарник, словно через тропические джунгли, Гундарь. Спешил догнать товарищей бледный Дьяченко – он забрасывал за спину пустой автомат, надрывно кашлял.

– Мужики, ложись! – крикнул Алексей. – Сержант, давай веером!

Для чистовой обработки, так сказать. Шорохов поднялся, расставив ноги, ударил от бедра. Водил раскаленным стволом пулемета из стороны в сторону, насыщая пространство смертоносным свинцом. Разлетались обрывки кустарника, ветки, ошметки коры с деревьев.

Все, иссяк и этот диск. Бросились вперед Куртымов с Петровым, ведя огонь из табельных «ТТ». Взвилось пламя – одна из пуль попала в бензобак спрятанного в кустах автомобиля. Оперативники отшатнулись, присели. Огонь был мощный, сжирал обшивку салона, плавил все, что находилось рядом. Перестарались…

Оперативники обогнули кустарник по продавленной колесами земле, замерли у пылающего автомобиля. Это был тот самый «Опель» – по крайней мере соответствовал приметам. Горел салон – чадил черным дымом, в стороне валялись пустые денежные мешки.

– Рассредоточиться! – кричал Алексей. – Не стоять на месте! Всем вперед, догнать их!

Люди скатывались в канаву, лезли наверх, цепляясь за разросшиеся корни деревьев, топтали подлесок. Кончились осины, впереди возвышался непроницаемый черный ельник – кошмарный сон для того, кто хочет кого-то догнать.

«Мы мишени, – мелькнуло в голове, – начнут стрелять – без потерь не уйти».

Алексей снова крикнул:

– Всем укрыться, не стрелять, объявляется минута молчания!

Люди застыли, вслушиваясь. В лесу стояла тишина. Не пели птицы, не убегали преступники. Да какого черта, если они уже убежали! Чертов бор не такой уж маленький, к нему подходят несколько дорог – пусть отвратительных, но по ним можно проехать! Если уж эти черти в городе пропадают бесследно, то в лесу и подавно! Стоит ли искушать судьбу?

Он снова командовал: двое на правый фланг, двое – на левый, остальные – вперед, да осторожно, мне трупы не нужны – я еще не готов отдать ваши жизни за Отечество! Искать следы, слушать! Конышеву – вернуться к машине, следить, чтобы пламя на лес не перекинулось – из него все равно бегун хреновый!

Петр Антонович надрывался кашлем, ругался – он что, пожарник? Но уже ковылял обратно, боком спускался в канаву…

Полчаса народ плутал по лесу, перекликался. Видели следы – бежали люди в кирзовых сапогах, но следы обрывались – то в кустах, то на краю оврагов. Еловые лапы лезли в глаза, обвивались, как объятия ведьмы. Все это было глупо, бесполезно – самое время расписаться в бессилии.

Черкасов хрипел: все назад, хватит маяться дурью!

Оперативные работники выбирались из канавы, брели в полнейшем изнеможении к остову сгоревшего автомобиля. Пламя иссякло, когда не осталось для него пищи. Петр Антонович ковырялся в горелках, скрежетала обгорелая дверь. Он чихал, затыкал нос. Салон обгорел основательно, искать там что-то было бесполезно. Личных вещей налетчики не оставили. Конышев вытащил с брезгливым видом недогоревшую фуфайку, источающую смрад, выбросил на поляну – вот и весь улов.

Дьяченко тряс банковские мешки с сорванными сургучными печатями, словно там могло что-то заваляться. На машине сохранились номерные знаки – Алексей переписал их в блокнот.

– Странно, – недоумевал Дьяченко, – зачем они сюда приехали?

– Машина наверняка угнанная, – проворчал Алексей. – Не захотели бросать в городе. А здесь бы ее через месяц нашли, и то не факт. Деньги переложили в вещмешки, в обычные сумки – чтобы не бросалось в глаза. Нас не ожидали, никуда не спешили, возможно, делили добычу. Они уже далеко, искать бесполезно. Нужно армию вызывать, чтобы оцеплять район, а кто ее даст? Даже оцепят – они уже десять раз уйдут. Держу пари, у них имелась другая машина на лесной или проселочной дороге. Пересели – и с концами. И не факт, что обретаются сейчас в Уварове, это может быть любой населенный пункт в округе. Но с Уваровым их что-то связывает – это безусловно. Сделаем кружок вокруг леса – час потеряем. Еще раз осмотреться, товарищи оперативники. Подобрать отстрелянные магазины – на них могли остаться отпечатки. И строем – на выход…

Удивительно – такая интенсивная перестрелка, и никого не зацепило. У работников милиции имелся боевой опыт, научились увертываться от пуль, значит, и у врагов есть аналогичный опыт? Он последним выходил из леса – все его люди уже топтались у автобуса, закуривали.

Сержант Шорохов запустил двигатель, гонял его на холостом ходу. Возникло странное чувство – что-то еще держало в лесу. Ощущение опасности отсутствовало – что-то другое.

Алексей медленно шел, хрустел валежник под ногами. Работало боковое зрение. Движение справа – екнуло сердце. Пистолет уже на взводе, резкий разворот через левое плечо. Ноги подогнулись, готовые изобразить пружину. Неблагодарное занятие – увертываться от пуль, но что делать?

Застыл мужчина, не успевший юркнуть из-за дерева в гущу боярышника. Он наблюдал за оперативниками, не высовывался. У него были пустые руки, никакого оружия. Одежда странная, словно найденная на помойке и нанизанная в несколько слоев, рваные башмаки, дырявая кепка. Физиономия заросла рыжеватой бородой, страх блестел в воспаленных глазах. Он не рассчитывал, что его засекут – и был очень взволнован.

От существа не исходило никакой опасности. Алексей тоже застыл, держал незнакомца на прицеле. Текли секунды, происходило что-то странное. Включилась память: здесь иногда попадаются бродяги: то ли немцы, сбежавшие из плена, то ли бывшие политические. Обитают в лесах, дичают, они безвредны… Один из упомянутых товарищей?