Таинственный остров

Одежда, та самая, которая была на них в момент катастрофы, – вот и все, что было у каждого из них. Впрочем, Гедеон Спилет сохранил при себе блокнот и часы, но это произошло только потому, что он про них просто забыл, когда опустошал свои карманы один за другим. Больше ничего: ни ружья, ни револьвера, никаких инструментов, даже ни одного перочинного ножа. Аэронавты все выбросили в воду, чтобы облегчить воздушный шар.

Герои Даниеля Дефо или Висса точно так же, как Селькирк и Рейналь, потерпевшие крушение около острова Хуан-Фернандес и у Оклендского архипелага, никогда не находились в таком бедственном положении. Они получали все необходимое – зерно, скот, оружие, инструменты, съестные припасы – прямо с корабля, севшего на мель, а если корабль разбивался, то море услужливо выбрасывало на берег остатки груза, который по какой-то счастливой случайности всегда состоял из самых нужных предметов. Они, так сказать, во всеоружии вступали в борьбу с дикой природой. Но у наших несчастных воздухоплавателей не было буквально ничего, и они должны были, не имея даже ножа, из ничего создать для себя все.

Если бы Сайрес Смит был с ними, если бы инженер мог применить в этих условиях свои обширные знания, изобретательный ум и практический опыт, может быть, они могли еще надеяться на улучшение своего поистине бедственного положения! Но – увы! – нельзя было рассчитывать на появление Сайреса Смита! Они должны были надеяться только на свои силы.

Прежде чем устраиваться на этом пустынном побережье, им следовало узнать, куда их забросила судьба: на континент или на остров? Живет здесь кто-нибудь или же они единственные обитатели этой пустынной земли?

Это были очень важные вопросы, выяснение которых нельзя было откладывать. От более или менее удачного разрешения этих вопросов зависел и образ действий потерпевших крушение. Однако по совету Пенкрофа все решили отложить на несколько дней разведывательную экспедицию. Нужно было запастись провизией на дорогу и раздобыть пищу более питательную и удобоваримую, чем яйца и моллюски. Исследователи, которым предстояли, возможно, утомительные переходы и ночевки под открытым небом, должны были иметь какую-то еду, чтобы подкрепить свои силы.

Помещение, которое они себе устроили среди скал, могло служить довольно надежным убежищем на первое время. В очаге горел огонь, и поддерживать его было нетрудно, сохраняя в золе тлеющие угли. На берегу среди скал достаточно яиц и литодом. Кроме того, вероятно, им удастся так или иначе убить несколько голубей из тех, которые сотнями кружились над плато. Может быть, в соседнем лесу удастся найти какие-нибудь съедобные плоды или ягоды? Наконец, – и это самое важное, – здесь у них есть пресная вода. Словом, все решили остаться еще на несколько дней в Гротах и использовать это время на обследование берега и прилегающей к нему местности.

Этот план особенно понравился Набу. Упрямо следуя своим мыслям и повинуясь какому-то безотчетному предчувствию, он не хотел так быстро покидать ту часть берега, где разыгралась печальная катастрофа. Наб не верил и не хотел верить в гибель Сайреса Смита. Он даже представить себе не мог, что такой необыкновенный человек, как инженер, окончил свою жизнь так банально, то есть утонул в нескольких сотнях шагов от берега! Пока волны не выбросят на берег тело инженера, пока он, Наб, не увидит своими глазами, не потрогает своими руками бездыханное тело своего хозяина, он будет считать его живым! Эта мысль твердо укоренилась в его упрямой голове. Может быть, это только иллюзия, но в любом случае преданность негра заслуживала уважения, и Пенкроф не стал ему противоречить. Сам Пенкроф уже не сомневался, что инженер утонул, но, конечно, не хотел говорить об этом. Бедный Наб был похож на собаку, которая не может покинуть то место, где погиб ее хозяин, и, вероятно, точно так же не перенесет эту потерю.

Утром 26 марта Наб встал с первыми лучами восходящего солнца и снова отправился на север к тому месту, где море, возможно, сомкнуло свои воды над бедным Сайресом Смитом.

Завтрак в этот день состоял исключительно из голубиных яиц и моллюсков. Герберту посчастливилось найти немного соли, осевшей в углублениях одной из скал после испарения морской воды, и эта находка пришлась как нельзя кстати.

После завтрака Пенкроф предложил журналисту пойти в лес, где они с Гербертом собирались попробовать поохотиться. Но, посоветовавшись, они пришли к заключению, что кому-нибудь необходимо остаться в пещере, чтобы поддерживать огонь. Да и Набу могла неожиданно понадобиться помощь. В итоге остался Гедеон Спилет.

– Идем на охоту, Герберт, – сказал матрос. – У нас, правда, нет оружия, но это ничего не значит, мы добудем себе ружья в лесу.

Но в ту самую минуту, когда они уже собирались уходить, Герберт заметил, что у них нет трута и поэтому его необходимо заменить чем-нибудь другим.

– Чем же? – спросил Пенкроф.

– Жженой тряпкой, – ответил юноша, – при необходимости она может заменить трут.

Пенкроф нашел это замечание заслуживающим серьезного внимания. Единственное неудобство заключалось в том, что для этого нужно было пожертвовать носовым платком. Но приходилось выбирать одно из двух, и часть его клетчатого платка за несколько минут была превращена в обгоревшую тряпку. Затем этот новый трут самым тщательным образом положили в небольшое углубление в камне в средней комнате, где нечего было бояться ни ветра, ни сырости.

Было девять часов утра. Погода начинала меняться, небо хмурилось, и дул юго-восточный ветер. Герберт с Пенкрофом, выйдя из пещеры, невольно обернулись, чтобы взглянуть на струйку дыма, поднимавшуюся над остроконечной скалой, и затем двинулись по левому берегу реки.

В лесу Пенкроф прежде всего обломал с ближайшего дерева две толстые ветки и очистил их от листьев, а Герберт превратил их в две дубинки, слегка заточив концы о камень. В эту минуту он бы все отдал за то, чтобы иметь острый нож! Потом оба охотника пошли дальше по высокой траве, стараясь не уходить далеко от реки. Начиная от поворота на юго-запад, река понемногу сужалась и текла между очень крутых берегов, поросших с обеих сторон густыми деревьями. Чтобы не заблудиться, Пенкроф решил идти вверх по течению реки, чтобы иметь возможность без затруднений вернуться потом обратно. Но пробираться по берегу реки было очень и очень трудно: не раз гибкие ветви больших деревьев, раскинувшись над водой, преграждали им дорогу, цепкие лианы и колючие кустарники переплетали им ноги, и дорогу приходилось прокладывать, сбивая дубинками эти зеленые барьеры. Герберт часто, как кошка, проскальзывал между деревьями и исчезал в зарослях. Но Пенкроф тотчас же окликал его и просил не отходить далеко.

Моряк между тем внимательно изучал расположение и природу местности. Левый берег, по которому они шли, был ровным и постепенно повышался вверх по течению. Местами под ногами чувствовалась сырость, и местность принимала болотистый характер. Можно было предположить, что здесь протекает целая сеть подземных ручейков, которые вливались в реку. Иногда им встречались небольшие ручейки, которые они без малейшего затруднения переходили вброд. Противоположный берег казался более гористым, и очертания долины, представлявшей собой собственно русло реки, вырисовывались еще отчетливее. Гора, покрытая деревьями, которые росли по уступам, загораживала вид. Вообще по правому берегу было бы идти гораздо труднее, потому что берег там был очень крутой, и склонившиеся над рекой деревья удерживались только благодаря своим мощным корням.

Нечего, конечно, и говорить, что в лесу, как и на всей осмотренной ими части побережья, нигде не было видно следов человека. Пенкроф заметил только следы различных четвероногих и свежие просеки, проложенные животными неизвестных ему пород. Герберт согласился с ним, что некоторые следы оставлены большими хищными зверями, с которыми им, вероятно, еще придется иметь дело и которых следует опасаться. Но нигде не было видно следов топора, остатков костра или следов человеческой ноги. Впрочем, возможно, это было к лучшему, потому что в местностях, омываемых водами Тихого океана, присутствия человека следовало скорее бояться, чем желать.

Герберт и Пенкроф только изредка обменивались короткими замечаниями, потому что каждому из них ежеминутно приходилось преодолевать препятствия, которые им ставила негостеприимная природа, и они за час прошли всего около мили. До сих пор охота даже еще и не начиналась. Птицы, порхавшие и певшие между ветвями, казались очень пугливыми, по-видимому, они боялись близкого соседства людей, хотя и видели их в первый раз. В болотистой части леса Герберт заметил птицу с острым продолговатым клювом, которая была очень похожа на зимородка, она отличалась от него только более густым опереньем, отливавшим металлическим блеском.

– Это, должно быть, якамар, – сказал Герберт, стараясь поближе подобраться к птице.

– Интересно было бы попробовать, каков этот якамар на вкус, – заметил Пенкроф, – если только он позволит себя изжарить.

В эту минуту Герберт ловко бросил в птицу камень, но меткий удар не дал желаемого результата: он попал в нижнюю часть крыла, якамар вспорхнул и исчез в одну секунду.

– Какой я неловкий! – воскликнул Герберт.

– Вовсе нет, мой мальчик! – ответил матрос. – Удар нанесен был очень ловко, не каждый сумел бы попасть в птицу… Ну-ну! Не сердись! В следующий раз мы ее догоним!

Исследование продолжалось. По мере того как охотники двигались вперед, одни породы деревьев сменялись другими, но до сих пор им не попалось ни одного дерева со съедобными плодами. Напрасно Пенкроф искал глазами столь драгоценные для каждого путника пальмы, которые приносят людям такую пользу и которые в северном полушарии растут до сороковой параллели, а в южном – только до тридцать пятой. Весь этот лес, видимо, состоял из одних только хвойных деревьев, подобных тем, которые растут на северо-западном побережье Америки. Особенно заметны были гигантские сосны, достигавшие ста пятидесяти футов высоты.

Вдруг целая стая маленьких птичек с красивым оперением и длинными с отливом хвостами вспорхнула и рассыпалась по ветвям, устилая землю тонким нежным пухом. Герберт поднял с земли несколько перышек и, взглянув на них, сказал:


– Это трегоны.

– Я предпочел бы цесарку или глухаря, – ответил Пенкроф, – но, конечно, если они съедобны…

– Они очень вкусные, и мясо у них очень нежное, – продолжал Герберт. – Кроме того, если я не ошибаюсь, к ним можно подойти и убить камнем или дубинкой.

Пенкроф с Гербертом, согнувшись, стали осторожно подкрадываться к дереву, на нижних ветвях которого расположилось множество маленьких птичек, на лету ловивших насекомых, служащих им пищей. Снизу было видно, как их покрытые перьями лапки крепко охватывали веточки, на которых они сидели.

Охотники приподнялись и, размахивая дубинками, начали сбивать с веток трегонов, которые и не думали улетать. Почти сотня птиц лежала на земле, когда остальные сообразили, что им пора спасаться, и улетели.

– Ух! – с довольным тоном проговорил Пенкроф. – Вот дичь, вполне подходящая для таких охотников, как мы! Ее можно ловить голыми руками!

Он нанизал трегонов, как полевых жаворонков, на гибкий прутик, и исследователи отправились дальше. В этом месте река слегка закруглялась и поворачивала к югу, но потом опять изменяла свое направление, потому что она должна была брать начало в горах, питаясь растаявшим снегом, покрывавшим склоны средней вершины.

Главной целью экскурсии было, как известно, желание раздобыть для обитателей Гротов как можно больше дичи. Нельзя сказать, что цель эта была достигнута. Поэтому Пенкроф упорно продолжал поиски добычи и сердито ругался, когда какое-нибудь животное, которое он даже не успевал рассмотреть, быстро убегало, скрываясь в высокой густой траве. Если бы еще с ними была собака! Но Топ исчез вместе со своим хозяином и, вероятно, погиб вместе с ним.

Около трех часов дня охотники заметили стаю других птиц среди кустов можжевельника, где они склевывали душистые ягоды. Вдруг в лесу раздались громкие звуки трубы. Эти странные звучные рулады издавались птицами семейства куриных, которых называют глухарями. Через несколько минут они увидели несколько пар этих птиц, отличавшихся желтовато-коричневым оперением и коричневыми хвостами. Герберт опознал самцов по приподнятым перьям на шейке. Пенкроф, как только увидел этих крупных птиц, сразу решил во что бы то ни стало завладеть хоть одной из них, величиной с хорошую курицу, а по вкусу напоминавшей рябчика. Однако глухари держались очень осторожно и не позволяли им к себе приблизиться. После нескольких бесплодных попыток, которые только распугали птиц, Пенкроф сказал своему спутнику:

– Нечего и думать достать их дубинкой, придется попытать счастья и поймать хоть одного из них на удочку.

– Как ловят карпов? – спросил Герберт, очень удивленный таким планом.

– Да, как ловят карпов! – серьезно ответил Пенкроф.

Моряк отыскал в траве с полдюжины гнезд глухарей, в каждом гнезде было по два-три яйца. Но он не взял ни одного и даже не дотронулся до яиц, так как был уверен, что скоро на гнезда вернутся их хозяева. У него в голове в это время уже сложился план, как завладеть не только яйцами, но и птицами. Вот почему он сказал Герберту, что хочет попытаться поймать глухарей на удочку. Отойдя на некоторое расстояние, Пенкроф начал мастерить рыболовные снаряды с такой тщательностью, которой позавидовал бы даже ученик Исаака Уолтона[8]. Герберт очень заинтересовался этим процессом и внимательно следил за работой, хотя и не надеялся на успех. Лески были сделаны из тонких лиан, связанных одна с другой, длиной от пятнадцати до двадцати футов. Толстые, очень крепкие шипы с загнутыми концами, добытые на кусте малорослой акации, были привязаны к концам лиан вместо крючков. Что касается приманки, то для этой цели прекрасно подошли жирные красные черви, копошившиеся в земле.

Приготовив удочки, Пенкроф пригнулся, осторожно пополз по траве и разложил концы лесок с крючками у самых гнезд. Затем он все так же осторожно отполз назад и спрятался с Гербертом за большое дерево, крепко держа в руках концы лиан. Теперь оставалось только терпеливо ждать, пока клюнет рыба, то есть пока птица схватит приманку.

Прошло не меньше получаса, пока наконец глухари, как это и предвидел Пенкроф, стали парами возвращаться к своим гнездам. Они прыгали по земле, что-то клевали и, видимо, вовсе не подозревали, что близко от них сидят в засаде охотники, которые, впрочем, приняли меры на этот счет и уселись с подветренной стороны.

Герберт хотя и не верил в успех, но тем не менее с большим интересом следил за птицами. Он даже затаил дыхание, а Пенкроф – тот и вовсе не дышал и неподвижно сидел, вытаращив глаза, открыв рот и оттопырив губы, словно собирался проглотить глухаря живьем.

Между тем глухари спокойно расхаживали вокруг удочек, не обращая на них никакого внимания. Пенкроф начал слегка подергивать леску, и червяки зашевелились как живые.

Наверное, в эту минуту моряк волновался гораздо больше, чем обычно волнуется даже самый страстный любитель рыбной ловли, который к тому же не видит своей добычи в воде.

Движения червячков заинтересовали птиц, и они подскочили к приманке, широко раскрыв клювы. Три глухаря, наверное самые прожорливые, вместе с приманкой, то есть с червяком, проглотили и крючок. Пенкроф резким движением дернул за лески и «подсек» добычу. Сильное хлопанье крыльев и громкие тревожные крики глухарей послужили доказательством, что птицы пойманы.

– Ура! – закричал Пенкроф, бросаясь вперед, в ту же минуту у него в руках бились три пойманных глухаря.

Герберт громко захлопал в ладоши. Он в первый раз видел, как ловили птиц на удочку, но Пенкроф, как человек очень скромный, объяснил, что он уже и раньше проделывал такое, хотя заслуга этого изобретения принадлежит не ему.

– В нашем положении, – добавил он, – нам придется пускаться и не на такие хитрости, если только не выберемся отсюда!

Пенкроф, очень довольный, что они вернутся не с пустыми руками, связал глухарей за лапки и сказал Герберту, что пора двигаться в обратный путь, потому что солнце уже клонилось к закату.

Обратный путь они совершили, следуя по течению реки, и часов около шести усталые, но очень удовлетворенные результатами своей экскурсии Герберт и Пенкроф стояли уже у входа в Гроты.



Вы прочитали книгу в ознакомительном фрагменте. 
Купить недорого с доставкой можно здесь.