Там, где живет любовь

– Почему не говорила? Говорила.

– Ну слава богу! – выдохнула Ира. – Значит, он хотя бы в курсе.

– В курсе. Только Никита отказался.

– Он… что? Вера, тебе конец!

– Не драматизируй! Все будет отлично, – не слишком уверенно откликнулась я. – Тем более мне сейчас совсем не до Никиты. Я с папой в ресторан иду на встречу с какой-то теткой.

– Какой еще теткой? – не поняла Ира. – Родственницей, что ль?

– Нет же, папа хочет меня с кем-то познакомить.

Ирка только присвистнула.

– Новая мамка?

– Ой, даже представить страшно.

В тот момент, когда мы проходили мимо кабинета Лидии Андреевны, оттуда вышел Яровой. Заметив нас, выкрикнул:

– Верона!

– Спасайся! – заголосила Ирка.

Я передала ей рюкзак, чтобы легче было убегать, и припустила вперед. Никита за мной. Пока я сбегала по лестнице, расталкивая учеников, Яровой скатился с перил и оказался на первом этаже раньше, чем я. Тут же схватил меня за запястье и потянул на себя.

– Азарова, что за фигня? Я думал, ты вчера блефовала, – сказал Никита.

Впервые за два года его серые глаза были так близко. Я отвела взгляд и уставилась на воротник светлой рубашки Ярового.

– Мы ж не в покере, чтобы блефовать, – наконец ответила я. – И руку отпусти. Что ты второй день лапаешь меня?

Кажется, Никита ничуть не смутился, но запястье все же отпустил.

– Как думаешь, что я тебе за это сделаю? – спросил он. Тогда я осмелилась поднять голову и посмотреть на Ярового. Лицо парня было не рассерженным, а каким-то насмешливым, словно его забавляло все, что сейчас происходит.

– Ударишь? Снова толкнешь в грязь? – не удержалась я.

Тогда Никита внезапно стушевался. Схватил мое лицо теплыми ладонями и склонился ближе. Его серые глаза тут же приобрели зеленоватый отлив. Так всегда происходило, когда Никита злился. Забавно, но за то время, что мы не общались, я совсем забыла об этом.

– Какая же ты упрямая, Верона, – не отрывая взгляд, проговорил Никита. – Упрямая глупая девочка, которая думает, что всегда будет так, как она захочет.

Я даже возмутиться не успела. Только хотела толкнуть Никиту руками в грудь и сказать, чтоб не смел больше никогда меня трогать, как Яровой сам убрал ладони от моего лица и, резко развернувшись, направился прочь по коридору. Я лишь уткнулась растерянным взглядом в его спину. Поверить не могу, что раньше искренне считала Никиту самым лучшим человеком на земле.





Глава четвертая




Весь последний урок я гипнотизировала модно выбритый затылок Василевского. Никто в параллели не одевался так стильно и дорого, как Марк. Он уверенно отвечал с места на вопросы учителя, а еще пару раз довольно забавно пошутил. Все девчонки, как по команде, расхохотались. Я тоже не смогла сдержать улыбку. Только Ирка склонилась ко мне и зашипела:

– Все прослушала. А че они надрываются?

Я лишь отмахнулась от Третьяковой. Что и говорить, Марк Василевский появился в нашем классе эффектно, затмив всех остальных парней. Даже ловеласа Даню и его дружка Ярового. Хотя это только Третьяков носит в гимназии корону и флиртует со всеми напропалую. Иллюзий по поводу Никиты никто из девочек особо не строил. Яровой всегда держался холодно с одноклассницами. Хотя, конечно, несколько раз я видела его во дворе с какими-то незнакомыми девчонками, которых он приглашал к себе. Я наблюдала из окна, затаив дыхание и боясь, что Яровой вот-вот обернется и привычно глянет на наши окна. Но с тех пор как однажды мы крупно поссорились, Никита больше никогда не смотрел на окно моей комнаты.

А Марк с первого дня понравился многим одноклассницам, в том числе и Соболь, которая к тому времени уже встречалась с Максом Кузьменко. Марк отлично учится, свободно говорит на двух иностранных языках и получил разряд кандидата в мастера спорта по легкой атлетике. Василевский вписался в наш класс, будто всегда был в нем, да еще и тут же занял лидерские позиции, влюбив в себя не только старшеклассниц, но и учителей. Может, другие парни, как Даня, и затаили злобу на Василевского, но никто в открытую с Марком не конфликтовал. Вообще от Василевского веяло уверенностью, спокойствием и вечерним ласковым солнцем. Сразу было заметно, что парень из обеспеченной и любящей семьи. Всегда на позитиве, всегда придет на помощь… За наш первый совместный учебный год мне удалось выявить в нем всего лишь один минус: ему нравятся абсолютно все. На девчонок он смотрит одинаково, никого не выделяя; и с парнями держится дружелюбно и приветливо. Будто мы, его новые одноклассники, однородная масса, к которой нужен одинаковый подход. Разве можно относиться ко всем ровно? Именно поэтому, когда Марк вдруг начал уделять мне внимание, я стала намного чаще думать о нем. Было интересно, чем я вдруг заинтересовала этого парня. В конце концов, в какой-то момент Василевский занял все мои мысли.

В конце урока мне пришлось отвлечься от любования Марком, потому как в класс вошла Лидия Андреевна. Директриса долго извинялась перед русичкой, говорила, что не займет много времени. Рассказала о предстоящей поездке в летнюю школу, огласила список фамилий. Не удержавшись, я все-таки обернулась к Никите и встретилась с его холодными серыми глазами. Как чувствовала, что в этот момент он сверлил меня ненавидящим взглядом. Я едва удержалась, чтобы язвительно не расхохотаться. Не знаю, откуда вдруг во мне взялось желание насолить Яровому. До недавнего времени казалось, что Никита – пустое место и мне в принципе все равно, что он чувствует.

Потом Лидия Андреевна начала горячо благодарить меня за содействие и сообщила, что одноклассники, попавшие в список, должны сказать мне спасибо за поездку. Мол, это я учла их заслуги перед гимназией и посчитала достойными путевки. Мне снова стало жутко неудобно из-за этой похвалы, потому как половина одноклассников тут же обернулись на нашу с Иркой парту.

А после урока ко мне снова подошел Марк. Да еще и в тот момент, когда из класса никто не успел выйти.

– Спасибо тебе, Вера, – улыбнулся он.

– Да не за что, – тихо произнесла я. – Ты ведь сам попросил включить тебя в список, я и включила.

Ирка закашлялась, а потом подошла ко мне и шепнула на ухо:


– Это ведь всего лишь повод поболтать с тобой. Что ты стоишь, как неживая? Улыбнись хоть!

А я не могу! Губы не шевелятся, и язык будто отсох. Я понимала, что Марк подошел не просто так, и эта мысль доставила мне удовольствие. Снова стало светло, хотя и немного неуютно. Будто я долгое время провела в темном помещении и наконец вышла на солнечный свет.

Если честно, никто из парней до этого ко мне не подкатывал, поэтому я, стоя перед Марком, ощущала себя очень глупо. Еще и Ирка постоянно меня дергала. Я чувствовала, как ноги наливаются тяжестью. А еще испугалась, что Третьякова прошептала свои наставления слишком громко, и сердце мое стучит так отчаянно, что это услышит не только Василевский, но и весь класс. Десятки взглядов уже устремились в нашу сторону.

Мало того, Марк вдруг взял меня за руку, и мы вдвоем направились к выходу. Василевский что-то говорил про лагерь, про сборы, про итоговую контрольную по химии, но я только кивала и неотрывно пялилась в его голубые глаза. Напоследок Василевский обнял меня. Тогда я совсем растерялась. В это время мимо нас пробегала Диана Руднева. Девчонка крикнула звонким голосом:

– Лидия Андреевна к нам на перемене заходила, велела тебя за список поблагодарить. Спасибо, Вер!

Я только кивнула.

– До встречи, Вера, – улыбнулся Марк.

– До встречи, – пролепетала я.

А потом ко мне подлетела рассерженная Ирка с кучей громких претензий:

– Ты что, с Рудневой разговариваешь? С этой предательницей? А почему Василевского в ответ не обняла? Ой, Вера! Какая ж ты все-таки… Нет, он точно на тебя запал!

– С чего это вдруг? – спросила я. В ногах снова легкость, будто до этого со мной случилось какое-то наваждение.

– Уж больно часто вертеться вокруг тебя стал. А ты амеба амебой! Слушай, следующий шаг обязательно должен быть за тобой. Не теряйся!

– Какой шаг? – не поняла я. – И ты не могла бы не кричать об этом на всю гимназию?

Ирка с пониманием закивала, но говорить стала ничуть не тише:

– Ну, если он не увидит твоей заинтересованности, то сольется. Поверь мне! Данька говорил, что парням нечего ловить, когда нет ответной реакции. Мол, зачем тратить время, ведь еще так много рыбы в море. Даня не истина в последней инстанции, конечно, но ты бы хоть в ответ пофлиртовала с Марком.

– Пофлиртовала? А как? – спросила я.

Ирка, взяв меня под руку, повела к гардеробу.

– Ну ты что, не флиртовала никогда? – удивилась Третьякова.

– Нет, – честно ответила я. – С кем? И тебе ли этого не знать.

Ирка только растерянно захлопала глазами.

– Действительно. Что-то я ничего такого не припомню. Ладно, не переживай, что-нибудь придумаем. Возьмем его горяченьким.

Я только рассмеялась. Третьякова такого напридумывает, мало не покажется.

У Ирки дома мы снова уселись с тарелками на балконе, но, на удивление, мне кусок в горло не лез. Заметив мое настроение, подруга спросила:

– Ты не больна?

– Да нет, просто ведь недавно обедала в столовке, – ответила я. – К тому же мы сегодня с папой в ресторан идем, там поем.

Кажется, это и было причиной потери аппетита, хотя Третьякова все списала на мою любовь к Василевскому. Но чем ближе был час икс – совместный ужин с Катериной, тем сильнее я нервничала, и идти мне никуда не хотелось. Чувствовала, как от волнения подкатывает тошнота. Но не пойти я не могла. Поэтому, спустя пару часов спустившись домой от Ирки, принялась за сборы.

Сильно наряжаться для незнакомой женщины, которая, возможно, даже когда-нибудь переедет к нам, не хотелось. Но папа все-таки будет ждать меня в приличном месте – дорогом ресторане, поэтому я достала из шкафа платье, которое надевала лишь раз, на свадьбу троюродной сестры в прошлом году. Его отец купил без моего ведома. Наверное, снова думал, что мне лет двенадцать, иначе как объяснить всю нелепость этого наряда? Светло-голубое, с пышной юбкой и рукавами-фонариками. В нем я напоминала себе куклу Тутти из «Трех толстяков», а еще казалась младше своих лет. Стоя в этом дурацком платье перед зеркалом, почему-то представила себе, как незнакомая женщина потреплет меня по щеке и, сюсюкая, проговорит отцу что-то вроде: «Ой, какая она у тебя холёсенькая!» Тошнить начало сильнее. Тогда я взяла из косметички черный карандаш и как следует подвела глаза, совсем как Амелия Циглер. Теперь мой вид получился еще более странным. Воздушное нарядное платье совсем не гармонировало с тяжелым макияжем. Наверняка папина новая пассия решит, что я сложный подросток, которому не хватает внимания. А мне его вообще хватает? Ведь на самом деле я часто чувствую себя одинокой. И какая, к черту, разница, что подумает обо мне какая-то Катерина? Я отлипла от зеркала, выбежала в прихожую и, схватив с вешалки джинсовку, выскочила за дверь.

Отец встретил меня у входа в ресторан. Он стоял на крыльце и с кем-то болтал по телефону. Я терпеливо топталась рядом в ожидании, когда он завершит разговор.

– Привет, – проговорил папа, положив трубку и рассеянно чмокнув меня в макушку. Потом схватил за плечи и отстранил от себя. Внимательно оглядел лицо. – А ты обычно так и красишься? Не замечал раньше.

– Обычно – нет, – сказала я. Все-таки зря я, наверное, совершила этот небольшой акт протеста. Думала, папа ничего не заметит. – Но сегодня же необычный вечер, – добавила я язвительно.

– Да, да, – закивал отец, явно не уловив мой сарказм. – Ну что, заходим внутрь? Катерина звонила. Она немного задерживается.

– Не отличается твоя Катерина пунктуальностью, – проворчала я.

– Перестань! – рассмеялся отец. – Она тебе понравится.

Я лишь натянуто улыбнулась в ответ. Сама почему-то в этом очень сомневалась.

В нарядном просторном зале ресторана наигрывал оркестр. Мы заняли столик у окна. Отец с рассеянным видом взял меню и протянул мне.

– Выбирай, что хочешь.

А сам сцепил руки замком и неотрывно следил за дверью. Волнуется. У меня точно такая же привычка сцеплять руки до побелевших костяшек. Например, когда я плохо готовлюсь к урокам и боюсь, что меня вызовут, сижу за партой в такой же позе.