Танец огня
Часть 32 из 51 Информация о книге
— Поздно? — Отплатить ему долг, — Этерелл стиснул зубы. — Я ненавижу быть в долгу, — он взял себя в руки и указал на Джулиен. — Помоги с ней. Заберем ее в нашу комнату. Никто не должен видеть ее такой, иначе будут вопросы. — Ты работаешь на Валанира Окуна? Но Этерелл не смотрел на Дорна. Он смотрел в сторону, за плечи Дорна. Он скривил губы в улыбке, и Дорн видел, каких усилий она ему стоила. — Его-то я и хотел увидеть, — сказал он. Дорн обернулся. Марик стоял на пороге. Он в один прыжок оказался в зале, обвил рукой шею Дорна. Давление на шею было хитрым, еще движение, и Дорн лишился бы воздуха. — Я догадывался, что ты тут, — сказал Марик. — Мастеру будет интересно. Этерелл шагнул вперед. — Конечно, будет. Или, — сказал он с теплом, — я уговорю тебя скрыть это между нами? Марик рассмеялся. — С чего бы? — Без причины, — Этерелл взмахнул рукой, Марик охнул. Дорн ощутил, как хватка на шее ослабла, он вырвался и обернулся, а из горла Марика вырвалась красная струя. Дорн отпрянул, едва осознавая, как двигался. Юный сын лорда упал на колени. Лицо исказил шок. Он попытался закричать, но вышло лишь бульканье. Марик упал на бок, сжимая горло пальцами. Этерелл посмотрел на нож в руке. — Еще проблемы, — он скривился. — Может, тут удастся выкрутиться, — он отвернулся от Марика, булькающего на полу, и склонился у трупа Валанира Окуна. Он сжал мертвую руку Пророка на рукояти кожа. — Вот так. Готово. Они убили друг друга, — он встал и подошел к Джулиен, поднял ее на ноги. Она не реагировала. Линии метки вокруг ее глаза были красными, словно от лезвия. Кожа рядом с линиями была раздражена. Этерелл кивнул Дорну, чтобы тот помог нести ее. — Идем. Наверху они уложили ее на кровати Этерелла и укрыли. Этерелл зажег свечу и поставил на столик возле ее головы. Она начала бормотать и задыхаться. Она ничего не видела, как в бреду. — Тише, милая, — сказал Этерелл с натянутой нежностью. — Тише, — ее веки вскоре опустились, но не до конца, оставив жуткую полоску белого. Ее конечности перестали содрогаться и замерли. — Трава в свече помогает, — сказал Этерелл. — Я не спрашивал его, что в ней. Теперь и не узнаю. Дорн сел на свою кровать. Он смотрел на юношу над девушкой без сознания… он мгновения назад быстро и беспечно убил. Кровь была на его рубашке, осталась на щеке. Дорн сказал: — Кто ты? Улыбка Этерелла снова была слишком широкой, словно терпения не хватало. Он преувеличенно поклонился до пола. — Этерелл, наследник поместья Лир, если позволите. — Нет. — Что ты хочешь знать? — Ты заставляешь меня спрашивать? Этерелл встал, провел рукой по волосам. Он словно неохотно соглашался. — Ладно, — он подошел к окну. Все это время было слышно странное пение со двора. Он увидел оранжевый огонь у лилового неба. Песни были не те, он знал это. Все в этой ночи, это весне было не так. Глядя вниз на что-то в темноте, Этерелл заговорил: — Мне было десять, когда Валанир нашел меня. Тогда меня держали у лорда на севере. Не Амаристота, а их соседа западнее. Так мне сказали. Дорн ждал, но Этерелл молчал. — Держали? — спросил Дорн. Ответа не было. Дорн похолодел. — О, нет. — С шести лет, вроде. Я не помню, когда меня забрали из дома, или где был дом. Я даже не знаю точно, сколько мне лет, — его профиль смягчал свет луны. Снаружи пение затихало, трещал огонь. — Когда я был мальчиком… Люди видели меня и хотели. И лорд держал меня своим любимцем, были балы, — он повернулся к Дорну с улыбкой. — Я многому научился за те годы. Узнал о людях, об их желаниях, о том, как они их осуществляют. Слезы катились по щекам Дорна. — Мне… так жаль. — Больно? — улыбка Этерелла пропала, он смотрел на Дорна с вежливым интересом. — Наверное, — он отошел от окна, словно ему нужно было двигаться по комнате, и начал расхаживать у кровати, где лежала Джулиен, но не замечал ее. — Валанир Окун был на одном из балов, его купили развлекать их вечером. За развлечения платили много, чтобы выступающие забыли, что видели. А Валанир так не сделал. Он увидел меня и переменился. Я смотрел в его глаза и понимал, что он видел меня. Он знал, что я скрывал в сердце. Что я замышлял месть, когда вырасту… и я был в этом хорош. В плане, скрытности… и исполнения. Звучит странно, но он это все увидел. Мы связались тем взглядом в зале, пока мой лорд пил четвертый кубок вина. Позже, напоив его вином еще сильнее, Валанир поспорил с моим лордом и победил, — голос Этерелла зазвенел от гнева. — Он купил меня. Забрал, пока никто не понял, что случилось. Конечно, я знал, чего он хотел. Но нет. Валанир Окун хотел от меня другого. Он знал, что я быстро учусь. Он обучил меня поведению сына лорда — буквам, истории, музыке. Мечу. И он отправил меня в Академию своим шпионом. А я? Я бы отплатил ему долг, находясь тут. Никто больше меня не забирал. — Куда… ты хотел пойти? Потом? — Дорн говорил с трудом. Этерелл улыбнулся. — Я думал навестить замок на севере. С кожами. И не спешить. Я не хочу, чтобы он умер медленно. Важно восстановить справедливость, согласен? Дорн дрожал, хотя в комнате не было холодно. Он сжался, напрягся. Он не мог утешить, этого не желали. Он не мог говорить о любви. Он сказал лишь: — То, что с тобой случилось… — Забудь. Забудь, что случилось, — лицо Этерелла стало каменным, Дорн всегда этого боялся. — Хочешь помочь? Это достойно похвалы. Ты хочешь… и другого, я знаю. Он двигался быстро, как с Мариком и ножом. Он поднял Дорна за плечи и повел спиной вперед, пока Дорн не оказался в ловушке, но все равно шагал из-за болезненной хватки. Это произошло слишком быстро. Лицо Этерелла было близко, дыхание согревало его губы, глаза были на одном уровне с его. Спина вжалась в стену. Этерелл прижал его, склонился. Шелковым голосом, каким он говорил с Сендарой Диар, он прошептал на ухо Дорну, и он согрелся и поежился: — Я знаю, чего хотят люди. Я могу вызвать в тебе взрыв, который ты не забудешь, — он зашипел. — Но я ничего не почувствую. Этерелл отпрянул и не смотрел на стыд Дорна, прижатого к стене. Слезы катились, к его унижению. Дорн ощущал ужасное унижение, горе и сотню других эмоций, которые не мог описать. Но он сказал: — Это не… то, чего я хочу, — удивительно четко. Киара вернула ему голос, кусочек себя. Он закрыл глаза, прислонил голову к стене, предательское сердце колотилось. Оно замедлилось, и он открыл глаза. Этерелл быстро двигался по комнате, переодеваясь. Он снял рубашку с себя, как ящерица, и бросил. Он склонился у чаши и смыл кровь с лица. Когда тела Марка и Валанира Окуна найдут, подозревать будут тех, кого не было у огней. Дорн понял это, осознал действия и последствия и смог двигаться. Он подобрался к двери. Открыл ее. — Куда ты? — Этерелл звучал раздраженно. Дорн закрыл за собой дверь. Она захлопнулась. Тишина. Он пошел, спотыкаясь, по коридорам, где ходил половину жизни. Он словно был выброшен из комнаты и не мог вернуть равновесие. Тьма проглотила его. Он упал во тьму. Дал себе пасть. Она открылась ему, стояла полная тишина. Даже не было музыки. Шумело лишь его сердце. А потом раздался другой звук, откуда-то или внутри него — он не знал. Дорн Аррин. Его имя выдохнули в темноте. Словно с любовью, а, может, наоборот — он не знал разницы. Впереди стало видно каменную колонну, на ней застыли вырезанные лица с насмешкой и горем. Черты были плавными, как рябь на воде. Лунный свет проникал со стороны лестницы. Дорн Аррин. Звучало снизу. Дорн сжал перила и осторожно пошел вниз. Казалось, важно сохранять осторожность, но он не знал, почему. Если он упадет, никто не расстроится, а ему было все равно. Один шаг, другой. Камень был холодным под рукой. Дорн вспомнил, как сжимался раньше на ковре в мастерской отца с книгой, которую читал на ночь. Яркое воспоминание, отец отложил книгу, чтобы показать богатым клиентами, он получил ее у продавца редких книг, что проходил как-то через их город. Там были подвиги героев с рисунками. Мужчины с оружием, умные, уверенные и смелые, и их целью было только оставить след в мире. Смерть пришла за всеми, но некоторые сияли до сих пор в легендах. В синих и красных плащах с золотыми листьями, сжимая мечи, мужчины легенд сияли со страницы. Там были бои, но не только, там были путешествия в Другой мир, простые, как шагнуть в ручей, стычки с гончими ада и Королем, что вел их — у всех были жуткие красные глаза. Король носил черный рогатый шлем. Его можно было обмануть, сдержать на время. Но не убить. Дорн стоял у входа, он видел лунный свет на столбах и ступеньках, все было как из стекла. Дорн Аррин. Созданий Другого мира нельзя было убить. Смертные не могли даже пытаться. Они могли лишь прогнать их на время. Не навсегда. Но истории остались навеки, они озаряли имена, хоть истории и менялись с годами. Их суть заставляла запомнить шлем, впитывающий весь свет, зеленые холмы на границе реального. Это он забрал с собой после часов чтения в мастерской отца. Он надеялся открыть это в себе в Башне ветров, когда остался ночью один со свечой, бумагой и пустотой, куда могли прийти слова. Только это требовалось поэту. Но он каждый раз сам себе и мешал, был опасным чужаком на пути. Время и одиночество помогали Дорну совладать с гневом. Его песни появлялись из гнева, колесо продолжало крутиться. Он был завитком дыма, вихрем на воде. Его работа могла быть хорошей, ценной. Она не отправляла его дальше. Не делала легендой. Дорн Аррин. Он повернул ручки больших дверей и прошел. Теперь был свет, огни поднимались к небу, и оно кровоточило. Вся Академия сидела на скамьях — архимастера и ученики. Огонь озарял их красками, но они выглядели плоско, как рисунки. Кожа сияла золотом и белизной. Медные волосы Диаров, отца и дочери, она была в красно-золотом платье с открытыми руками. На волосах был рябиновый венок. Рядом с ней Элиссан Диар был с серебряной короной. Музыка звучала от них, ото всех тут, смешивалась с ревом огня. Они пели. Конечно, он слышал их. Все время. Дорн Аррин. Они звали его слаженным хором, серьезно, взволнованно и сдержанно. Они призывали его ступить в сферу света. Открыться. Дорн Аррин. Он так устал, свет манил, и, может, это он искал все эти годы, поглощающий свет. Оглушительная стена, что стала еще выше. Чары вернулись, и если Дорн не мог сбежать от них, тогда стоило поступить иначе. Сдаться. Он видел, как белая мантия архимастера Лиана сияет золотом от света огня, он держал что-то, как знамя в бою. Листок бумаги. Дорну не нужно было читать. Он знал, что там. Дорн сделал еще шаг, а потом замер: они его увидели. Их глаза испугали бы его в другой раз. Он стоял и смотрел, как они идут. Ученики побежали, окружили его, схватили за руки и ноги, и его понесли, они бежали с ним все быстрее и быстрее. Они несли его, словно он был невесомым перышком, или это они стали сильнее. Его имя было их песней, их криком, их глаза сияли, как пустые зеркала. Жар ударял. Дым жалил глаза. У огней они замерли. Стало тихо. Все застыло. Казалось, никто не дышал. И он полетел в огонь. Они пропели имя Дорна Аррина в последний раз, и он это услышал. * * *