Танкисты

Соколов вдруг увидел, что впереди, метрах в пятидесяти поперек этой еле заметной лесной дороги, лежит свежесваленное дерево. Довольно толстое, чтобы послужить танку помехой. Незнакомец все курил и посматривал на танк и грузовик. Наконец он бросил окурок и махнул Соколову рукой:

– Спускайся, командир. Потолкуем. Чего кричать-то. И заглуши свой трактор.

– Белов, – приказал Алексей. – Всем с брони и держать округу на мушке. От танка не отходить. Логунов! Остаешься за меня, я спущусь, поговорю с этим лешим. Готовься открыть огонь и пятиться назад. Впереди ствол дерева толщиной около метра. Я пошел.

Никто не сказал ни слова. Приказ был выполнен быстро и точно. Бойцы заняли круговую оборону под снисходительным взглядом бородача. Соколов спрыгнул на траву, поправил ремень с кобурой, сдвинул на затылок шлемофон и не спеша пошел к незнакомцу.

– Ну, что вы хотите? – спросил Алексей, разглядывая мужика вблизи.

Вид у того был самый обыденный. Типичный бригадир тракторной бригады или агроном. Глаза спокойные, чуть насмешливые. Смотрит с прищуром. То ли снисходительно, то ли одобрительно. Сапоги крепкие, ухоженные, одежда не рваная, даже не залатанная нигде. Алексею как-то сразу стало стыдно за свое войско, но он отогнал неуместные мысли.

– В гости тебя позвать, – ответил мужик. – Командир зовет тебя. Хочет познакомиться.

– Какой командир? – не понял Соколов.

– Да ты не бойся, служивый. Коли ты красный командир, то тебе бояться нечего. А с чужими, кто в не нашей форме, у нас разговор короткий. Ну, ты видел их там, на просеке.

– Ясно, ваша работа, – кивнул Соколов, решив, что сейчас задавать вопросы не стоит. – Хорошо, где ваш командир?

– Пойдем, – подхватив винтовку, сказал незнакомец.

Соколов повернулся и приказал Белову и шести автоматчикам следовать за ним.

Лейтенант думал, что встречный станет возражать и ставить условия, чтобы командир шел один, но тот остановился, дождался солдат и пошел впереди, показывая дорогу и огибая большие поваленные стволы. Несколько раз Алексею показалось, что он видит или ощущает присутствие других людей рядом в лесу. Возможно, это всего лишь напряженные нервы, а может, этот бородатый потому так себя свободно и чувствовал, что был не один.

Минут через двадцать они вышли к поляне, на которой виднелись аккуратные шалаши из веток. Некоторые были покрыты брезентом. Среди них горел костер. Несколько человек в гражданской одежде занимались своими делами. Кто чистил оружие, кто зашивал одежду, кто чинил шалаши или пилил дрова. Но все замерли и подняли головы, когда на поляне появились незнакомые люди в военной рваной форме и с оружием.

Бородатый остановился посреди поляны, предложил Белову с бойцами перекурить, а Соколову велел войти с ним в шалаш. Нагнув голову, Алексей вошел внутрь и удивился, что внутри шалаш не был таким уж тесным, каким казался снаружи. Вполне приличное помещение высотой метра два и площадью около шести квадратных метров. У одной наклонной стены на лапнике, застеленном плащ-палаткой, лежал человек с перевязанной головой, до подбородка укрытый старым пальто и байковым одеялом. Волевое лицо было бледным.

Человек открыл глаза и посмотрел на Соколова так, что тому захотелось вытянуться и доложить о прибытии. Лежащий пошевелился, отогнул одеяло и пальто и попытался сесть. Бородатый бросился к нему, подхватил под локоть. И тут Соколов увидел зеленые петлицы генеральской полевой формы с двумя зелеными звездами. Теперь он узнал этого человека по фотографии. Странная слабость и одновременно волна облегчения прошли по телу. Алексей еле удержался, чтобы не улыбнуться.

– Товарищ генерал-майор, командир специальной группы младший лейтенант Соколов. По приказу командующего армией группа прибыла для вашей эвакуации через линию фронта.

– Что? – Казаков внимательно посмотрел на танкиста, потом на бородача: – Где ты его взял, Матвеев?

– Там, на просеке, Николай Степанович. Танк у них и грузовик немецкий. А на грузовике два десятка оборванцев с ружьями. Форма наша, но такое ощущение, что их волки в лесу драли или они всей оравой по кустам ползали неделю.

– Вот мои документы, товарищ генерал-майор. – Соколов протянул генералу свое удостоверение личности командира РККА. – Могу я говорить с вами наедине?

– Выйди, Матвеев, – разглядывая удостоверение, попросил Казаков бородача. Тот хмыкнул и вышел из шалаша.

Когда они остались вдвоем, Соколов коротко изложил ситуацию. Он рассказал, как получил приказ из штаба армии, как группу возглавили полковник Горбунов из штаба армии и майор Сорокин из Москвы. Как группа понесла большие потери в результате прорыва через линию фронта, как погибли Горбунов и Сорокин. И как Соколов все же нашел генерала. Рассказал он и о том, что его нынешняя пехота – освобожденные из плена красноармейцы.

– Ну, с самолетом у нас ничего не получится, – он возвратил удостоверение лейтенанту. – Негде его тут сажать. Да и не стоит рисковать. А ты, значит, и рацию мне привез. Что-то начальство какую-то странную заботу обо мне проявляет.

– А кто эти люди, товарищ генерал? – Соколов кивнул в сторону поляны.

– Считай, что партизаны. Как в Отечественную войну 1812 года, как в Гражданскую. Народ поднимается на борьбу, лейтенант. Они меня отбили у немцев.

– С вами больше никого не было? Вы один?

– Нет, не один. Немцы меня схватили, когда мы со штабом корпуса пробивались из кольца. Оглушило меня, в руку ранило. Я был без сознания. А когда ребята Матвеева меня отбили, я им рассказал все. Они вышли на наших. Сейчас они тут, неподалеку. А это временный лагерь партизанский. Так, переждать непогоду, отсидеться. У них несколько таких, помимо основного с землянками.

– А почему вы не со своими, а здесь?

– Мои люди разведывают Липовку, лейтенант. Есть идея атаковать этот городок, разгромить небольшой гарнизон, захватить кое-какую технику для передвижения. А заодно продукты питания, оружие, боеприпасы. Да, там со мной еще несколько партийных руководителей со своим секретным архивом. Я сообщал в штаб армии. С ними что делать? Тебя не инструктировали на этот счет?

– Так точно. Архив нужно уничтожить и составить акт, но ни Горбунова, ни Сорокина в живых нет, а моя подпись может не удовлетворить политотдел.

– Ладно, понял.

Совещание было коротким. Несколько офицеров из состава штаба мехкорпуса с интересом рассматривали младшего лейтенанта-танкиста, который прошел немецкими тылами в поисках генерала Казакова. И нашел его.

Совещание проводил сам генерал.

– Товарищи офицеры. Мы с боями прошли не одну сотню километров. Мы сражались честно и выполняли приказ, каким бы тяжелым он для нас ни был. Корпус не погиб. Некоторые части были в процессе отхода переданы другим соединениям, многих товарищей мы потеряли в этих кровопролитных боях. Но самое главное, что мы сохранили, – это свою честь защитников Родины и знамя корпуса. И если сохранено знамя, значит, часть не будет расформирована. Она получит пополнение, матчасть и снова будет бить врага. Но сейчас перед нами стоит очень сложная задача. Нам нужны оружие, боеприпасы, чтобы попытаться прорваться к фронту и соединиться с регулярными частями Красной Армии. Майор Бубенцов доложит вам суть разработанной нами операции. Прошу, Сергей Иванович.

Генерал сел, вытирая платком вспотевший лоб. Сидевший рядом с ним майор с пышными усами и глубокими залысинами у висков поднялся, откашлялся и взял в руку указку. На дереве, на самодельной, наскоро собранной деревянной раме растянули карту Соколова.

– Липовка – небольшой поселок в стороне от дороги. До войны он был сельскохозяйственным поселком, в котором работали машинно-тракторная станция, сельскохозяйственная лаборатория и опытное хозяйство сельхозинститута. К поселку перед войной была проложена железнодорожная ветка в связи с развитием животноводства и полевого растениеводства. А также в связи с размещением там складов дивизионного подчинения. Сейчас в Липовке немцы разворачивают ремонтные мастерские для танков и автотехники. В основном это ремонт двигателей и электрооборудования. Танковые двигатели привозят отдельно, грузовики и легковые автомашины доставляют на буксире или своим ходом. Гарнизон, как нам удалось установить, приблизительно рота автоматчиков, рота связи, восстанавливающая телефонную связь в районе поселка. В мастерских работают два десятка ремонтников, переброшенных из Могилева. В этих местах много подбитых танков, и восстановление их идет в нескольких таких же мастерских, разбросанных южнее Минска. Железнодорожная ветка разбита и не функционирует.

– Прошу прощения, товарищ майор, – поднял голову генерал. – Я перебью вас. Ветка восстанавливается. На ней используют силы советских военнопленных. Одну такую группу освободил младший лейтенант Соколов, присутствующий здесь. Но об этом позже. Прошу продолжать.


План атаки на Липовку был прост. Около восьмидесяти человек, оставшихся в распоряжении Казакова, займут исходные позиции южнее и юго-западнее Липовки, в поле. Среди размытых полей, редкого кустарника и мелких овражков им наверняка удастся подойти к окраинам городка на необходимые для атаки 400 метров. Партизаны, в рядах которых много бывших бойцов, участвовавших в Гражданской войне, инструкторов ОСОАВИАХИМА, партийных аппаратчиков, займут позицию восточнее Липовки, в лесу. Это сорок два человека. Группа младшего лейтенанта Соколова при поддержке танка атакует первой вдоль железнодорожного полотна.

На рассвете следующего дня подразделения вышли на исходные позиции. Соколов еще раз попробовал убедить генерала, что нужно связаться со штабом армии с помощью привезенной им рации. Но Казаков не соглашался. Он был уверен, что эфир прослушивается, а это позволит немцам узнать о месте расположения штаба корпуса.

Когда стрелки на часах показали пять часов утра, Алексей приказал заводить танк. Заурчал двигатель, следом заработал мотор трофейного грузовика. Обе машины двинулись вдоль железной дороги к городу. В полукилометре пехотинцы сошли с машины и развернулись в атакующую цепь. Напуганный потерями и побегом военнопленных командир немецкого гарнизона гауптман Мозель выставил усиленное наблюдение. Каково же было удивление немецкого офицера, когда утром ему поступило сообщение о приближении русских! Здесь, в двух сотнях километров от линии фронта?

Цепь солдат наступала вдоль железной дороги. В цепи шел русский танк. Гарнизон, поднятый по тревоге, стал занимать позиции на окраине, когда неожиданно из леса появилось новое атакующее подразделение. Люди в гражданской и полувоенной одежде двигались медленно, короткими перебежками и вели плотный ружейно-автоматный огонь. Проклиная эту страну и этот народ, Мозель стал отводить часть своих людей на другую позицию, чтобы прикрыть поселок со стороны леса. Откуда столько солдат, кто это, откуда взялся танк?

И когда со стороны поля вдруг послышалась редкая стрельба, когда там стали стрелять несколько немецких автоматов, гауптман застонал от бессилия. Он все понял. Поселок с его никчемным гарнизоном зажали с трех сторон. Прибежавший ефрейтор доложил, что с поля наступает большое подразделение русских. Они не поднимаются в атаку, они молча, без выстрелов, перебежками подбираются к окраинам. Несколько солдат роты связи убиты, больше там никого нет.

Стрельба со стороны железной дороги нарастала, ударила пушка. Потом еще и еще. Почти не переставая бил пулемет. Подбежавший майор Штанге с забинтованной рукой на перевязи рванул гауптмана за плечо.

– Отводите людей к мастерским! Что вы стоите? Там толстые стены, там можно закрепиться. Там стоят три исправных и готовых к отправке бронетранспортера! Очнитесь, Мозель!

Разорвавшийся рядом снаряд снес осколком Мозелю половину черепа и опрокинул обоих немецких офицеров на землю. Штанге со стоном стал поворачиваться на живот, выплевывая изо рта землю. В глазах у него все плыло. Он видел то солнце, двоившееся в клубах дыма, то ноги бегущих людей, то гусеницы танка. Потом его подхватили под руки и рывком поставили на ноги.

Танк был на самом деле, это не было видением. Вот он стоит с бортовым номером 077, тот самый. В люке башни молодое лицо. Командир спрыгивает с танка, отбрасывает на спину шлемофон и приглаживает рукой светлые волосы, мокрые от пота. Он шевелит губами, и звук голоса не сразу доходит до майора. Русский командир, мальчишка, а совсем не седой матерый ветеран, говорил по-немецки.

– Вам повезло, что вы живы, майор. Теперь вам ничто не угрожает, я буду вас беречь. Если, конечно, вы со мной будете откровенны и ответите на все мои вопросы. А если откажетесь, то умрете. Как враг моей родины, как убийца мирного населения.

Стрельба уже смещалась к оврагу. Убегавшие немцы вяло отстреливались и падали один за другим в траву. Последний солдат не добежал до оврага и рухнул навзничь.

– Порядок! – сержант Белов опустил автомат и устало вытер лицо.

Прихрамывая, генерал Казаков шел по Липовке.

– Овсянников, посмотри еще и грузовики для раненых, формируй колонну. И пулеметы, пулеметы на бронетранспортеры поставь! Весь бензин, который есть на складе, – на моторы и отремонтированные танки. Поджигать, когда колонна тронется. Быстрее, быстрее, товарищи!

В батальоне майора Парамонова оставалась всего сотня с небольшим. Почти половина – легкораненые. Повсюду виднелись грязные бинты. Обещанная машина за тяжелоранеными, теми, кто не мог оставаться в строю, вышла час назад. А немцы снова накапливались за лесочком перед высотой 71,8. Третьи стуки непрерывных атак. Заклинило два перекалившихся пулемета. Кончались гранаты, от минометной батареи осталось всего два миномета и несколько десятков мин.

Парамонов в седой от пыли гимнастерке с мокрыми пятнами пота на спине и под мышками шел по разбитым окопам и подбадривал бойцов. Тела убитых уже не успевали относить. Складывали за окопом. Старший политрук Васильев сидел в стрелковой ячейке и затягивал бинт на кисти зубами.

– Как ты, Жора? – спросил Парамонов и присел на корточки рядом.

– Да я что, – махнул политрук рукой. – Обидно другое. Обидно, что умрем, а он пойдет дальше. Как бы умереть и не пустить. Сразу бы согласился, не раздумывая. А прямо сейчас, вот в эту секунду…

– Ты еще скажи, чтобы война сразу кончилась, – улыбнулся майор. – Давай попробуем еще немного не умирать. Ладно? Эту высотку немцам нельзя отдавать. Началось…

Майор поднялся на ноги и посмотрел вниз. Лесочек с двух сторон обтекали немецкие танки и бронетранспортеры с пехотой. Сейчас они развернутся и попрут на высоту. Их бы с закрытых позиций накрыть артиллерией, но ее уже нет. Нечем подбивать немецкие танки, кроме противотанковых ружей, гранат и бутылок с зажигательной смесью. А это значит, что подпускать врага придется очень близко.

– К бою! – крикнул майор и побежал по окопам к своему НП.

Шесть танков, восемь бронетранспортеров, два десятка грузовиков. Идут и не боятся уже, не высаживают пехоту сразу, как это было раньше, три дня назад. Знают, что нечем их достать. Еще сто метров, еще сто… еще на пятьдесят подпустить, чтобы не тратить впустую патроны к «ПТРам». Терпите, ребятушки, терпите. Не впервой нам.

Заработали пулеметы. Грузовики сразу встали, немецкие солдаты начали быстро выпрыгивать через борта и разбегаться по сторонам, многие старались залечь. Бронетранспортеры и танки прибавили ходу, стараясь закрыть броней пехоту. Отчетливо стали слышны выстрелы противотанковых ружей. Один бронетранспортер остановился… второй задымил и тоже замер. Танки открыли огонь с ходу из пушек и пулеметов.

Вот встал еще один танк. Молодцы, ребята! Немцы поднимались в атаку и снова ложились под пулеметным и ружейным огнем. Потом опять поднимались и шли. Они все ближе. Еще немного, и захлестнут окопы. Нет уже у батальона такой плотности огня, чтобы остановить их.

– Минометы, огонь!

Со второй линии обороны послышались хлопки. Мины рвались чуть ближе, потом разрывы сместились и стали рвать атакующую цепь. Немцы заметались, танки и бронетранспортеры ринулись вперед, на высоту, поливая окопы огнем пулеметов. Вот еще один танк встал, вот еще два бронетранспортера подбили. Майор вытер лицо рукавом гимнастерки и снял со стены своего блиндажа автомат. «Теперь только гранаты, бутылки и – в штыковую. Только контратаковать. Не удержимся, тогда хлынут в окопы, и – конец».

Когда загорелся еще один немецкий танк, а потом другой, когда комбат увидел, как заметалась пехота, как немцы стали прятаться за свои бронетранспортеры, он ничего не понял. Что произошло? Авиация? Наши? Но в небе чисто. А в поле загорелся еще один немецкий танк.

И тут Парамонов увидел, как из-за леса вылетела «тридцатьчетверка», развернулись три немецких бронетранспортера, обстреливая своих. А за ними пошла пехота – наша! Красноармейцы!

– Батальон! – поднявшись на бруствер окопа, закричал майор хриплым голосом. – В атаку-у-у!

– Товарищ полковник, – Соколов вытянулся, приложив ладонь к шлемофону, – приказ штаба армии выполнен. Генерал Казаков вместе со штабом корпуса и знаменем выведен из окружения. При выполнении задания погибли…

– Спасибо тебе, лейтенант! – Полковник, представитель штаба, обнял танкиста, похлопал по спине. – Каких орлов страна рождает, а? Ты Соколов? Значит, соколов! Спасибо тебе!

Казаков, когда его, поддерживая под локоть, провожали до машины, обернулся, снова подошел к Алексею и тоже обнял его. Танкисты смотрели вслед, у всех закопченные лица со следами пота. Омаев вдруг заулыбался, когда к нему подбежал солдат, водитель грузовика, который доставил патроны на высоту.

– Руслан, живой! Ну, ты нигде не пропадешь! Здорово!

– Здорово, Мишка! – Омаев обнял парня. – Как там наши? В санбате давно не был. Как там Люда? Увидишь ее? Понимаешь, мы остаемся здесь, ты ей передай…

– Руслан… – Солдат опустил голову и замолчал.

– Что? – Танкист побледнел и нахмурился.

– Люда погибла. Три дня назад, во время налета. Санбат разбомбило. В братской могиле всех похоронили…

Соколов пошел к танку, надо было готовить позицию. Ему с танком и остатками вышедших из окружения солдат предстояло занять оборону на высоте вместе с батальоном Парамонова. И продержаться еще двое суток.