Танкисты

– Кто-то живой есть? – спросил он командира батальона, первым прорвавшегося к месту боя.

– Только один, – кивнул офицер на верхний склон справа, где догорал «БТ‐7». – Лейтенант, мальчишка совсем. Два месяца как из танковой школы. Последний предвоенный выпуск. Там наверху сидит. Они до последнего из пулемета стреляли, когда их танк подбили.

– Пойдем, покажешь. – Прихрамывая, генерал двинулся наверх.

Он шел и осматривался по сторонам. Один танк с красной звездой на борту стоял посреди дороги, в двухстах метрах перед первым подбитым немецким танком. Стоял как-то гордо, наведя ствол пушки на врага, хотя обе гусеницы у него были разбиты, скомканы и застряли между искореженными катками. И в башне виднелись как минимум три пробоины. Почему танк не загорелся и почему в нем не взорвался боезапас, было непонятно. Прямо перед танком лежал на спине сержант-танкист. Видно было, что он пытался вытащить из люка механика-водителя, когда его спину прошила пулеметная очередь.

Чуть поодаль в кювете, присыпанный землей от взрыва, лежал еще один танкист. Рядом разбитый пулемет «ДТ», и все вокруг было усеяно гильзами от патронов. Долго он стрелял, хорошая была позиция. И пулеметчик он был тоже хороший. Ближе ста метров к своей позиции он немцев не подпустил. Вон их сколько лежит на дороге. А еще тела висят из танковых люков, на бортах подбитых бронетранспортеров.

Да, ребята грамотно действовали, молодец, лейтенант. Заперли они колонну на самом узком участке шоссе и расстреливали с трех сторон. Тот танк, что стоит внизу, держался долго. Видно по следам гусениц, что он успел раз десять выскочить из-за деревьев, выстрелить и снова спрятаться. Маневрировал. А может, и не десять, ведь на камнях следов мало остается. Генерал покачал головой, поднимаясь выше по склону. Теперь он видел, что второй советский танк рухнул со склона прямо на врага. Он подмял под себя один танк и один бронетранспортер. А сколько там погибло немцев от взрыва и огня, не посчитаешь. Вот он-то всех и запер: там столько огня было, что не подойдешь с буксировочным тросом. Герои ребята, ах, какие герои.

Третий «БТ» стоял у самого склона и догорал. Генерал обошел его и тут же увидел молодого танкиста с закопченным лицом и светлыми волосами, которые трепал ветерок. Он сидел, прислонившись спиной к березке, и смотрел куда-то вдаль. Генерал обратил внимание, что парень-то был явно не в состоянии шока. Он вытащил из танка механика. И второй член экипажа лежал рядом, и оба тела старательно накрыты брезентом. И пулемет на склоне лежит с пустыми дисками. Все патроны до железки ребятки расстреляли.

– А ну, герой, дай-ка я на тебя погляжу! – громко сказал генерал, подходя к танкисту.

Младший лейтенант, судя по его петлицам, как будто проснулся, он встревоженно закрутил головой, увидел генеральскую форму и поспешно вскочил на ноги. Шлемофон он так и не нашел и теперь стоял с непокрытой головой. Его рука все время дергалась, как будто хотела взметнуться к козырьку и отдать честь старшему по званию. Мальчишка, совсем мальчишка.

– Товарищ генерал-майор, – хриплым голосом начал докладывать молодой командир, – танковый взвод в составе трех танков удерживал шоссе по приказу командира дивизии, до подхода основных сил. Уничтожено восемнадцать вражеских танков, восемь бронетранспортеров, пять грузовиков и до батальона пехоты. Взвод потерял… три танка… вместе с экипажами. Командир взвода младший лейтенант Соколов.

– Сколько тебе лет, Соколов?

– Двадцать один, товарищ генерал, – ответил Алексей и закашлялся. – В сентябре будет…

Он сидел на заднем сиденье командирского броневика и на неровностях дороги стукался локтем о какую-то железку сбоку от себя. Хотелось есть и пить. И еще нестерпимо хотелось умыться. До пояса, потому что тело под одеждой стало липким. А генерал, не поворачивая головы, рассказывал:

– На станции сейчас помпотех разгружает прибывшие с завода «тридцатьчетверки». В училище вас учили на них? То-то же. Новенькие, этого года выпуска. Возьму тебя к себе взводным командиром. Как? Согласен, герой? Мне такие орлы нужны, мне всю армию прикрывать на этом направлении. С твоим переводом решим в два счета. Это дела бумажные, не переживай. Главное, ты-то согласен?

Соколов слушал, смотрел вперед, на поля и проселочную дорогу, видневшиеся через поднятый люк на лобовой броне машины. А перед глазами стояло другое видение: сгоревшие «бетушки», его ребята, лежавшие на земле, и горящий танк, валившийся с обрыва прямо на немецкую колонну внизу. Потом стали всплывать в памяти и другие картины, виденные Алексеем за эти первые дни войны. Кто и когда узнает имена и фамилии этих солдат, оставшихся лежать на брустверах окопов со связкой гранат в руке в чистом поле, так и не успев бросить ее под гусеницы вражеского танка? Сколько их осталось в полях среди нескошенной ржи вперемешку с чужими солдатами в чужих мундирах? Сколько их поднималось в отчаянные безрассудные контратаки и гибло, забирая с собой жизни врага?! Чем больше убить, тем меньше их пойдет дальше. Так сказал капитан-пограничник своим бойцам, оставаясь прикрывать отход войск. И такое было.

Нет, фамилии и имена вспомнят. «Что же это я, – горько подумал Соколов. – Есть списки частей, места боев – все это отражается в журналах боевых действий. И если рота погибла, то в полку знают место и штат пофамильно. И в дивизии знают, где сражался ее полк, и так далее. Нет, безвестным не погибнет никто. Всех и каждого будем помнить. Нам бы только победить сейчас. Устоять бы только!»





Глава 2




То, что на него поглядывают танкисты, Алексей понял не сразу. Он шел вдоль рядов танков и поглаживал холодный металл, трогал гусеницы, отходил на несколько шагов назад, любуясь очертаниями машины. Это были новые «тридцатьчетверки», уже с некоторыми изменениями и доработками. Которые произошли после того, как Соколов вышел из стен танковой школы. У этих красавцев увеличена толщина брони башни и лобового бронелиста корпуса до 60 мм, бортовые листы установлены под большим углом. А еще погон башни расширен до размера 1600 мм, да еще появилась командирская башенка с перископом для кругового обзора. А еще новая торсионная подвеска. Да этому танку цены нет!

– Что, нравится машина?

Соколов обернулся и увидел перед собой командира с одной «шпалой» в петлице. Выгоревшая гимнастерка, танковые эмблемы в петлицах, а самое главное, марлевая повязка на голове, видневшаяся из-под фуражки, заставили Соколова почувствовать себя неуютно. По прибытии вместе с генералом в расположение корпуса Алексею, не дожидаясь постановки его на вещевое довольствие, по личному распоряжению командира выдали новое обмундирование взамен старого грязного и местами прожженного. И он сейчас чувствовал себя в необмявшейся гимнастерке с новыми ремнями выпускником танковой школы, не нюхавшим пороха.

– Младший лейтенант Соколов, – вскинув руку к козырьку фуражки, стал докладывать Алексей. – Прибыл для дальнейшего прохождения службы в должности командира танкового взвода.

– А, это ты тот самый Соколов? – улыбнулся устало, одними губами капитан. – Наслышаны уже.

– Я ищу командира батальона капитана Заболодько.

– Я Заболодько, – протянул сухую шершавую ладонь капитан. – Поступаешь в мое распоряжение. Получишь взвод. Учти, что задачи у нас с тобой будут очень ответственные, Соколов, мы резерв командира корпуса, нас бросают из огня да в полымя. И дыры в обороне затыкать, и прорывы ликвидировать, и самих нас часто в прорывы бросают. Скучать некогда. Так что за машинами следи. Получишь формуляры и сразу вспоминай теорию, техническую часть. Воевать тебе на «Т‐34» не приходилось, особенности этих машин надо знать не в теории, а на практике. Так что учиться тебе в бою и… по ночам. Усвоил, младший лейтенант?

– Так точно! – постарался ответить бодро Соколов. – Только я не совсем понял, товарищ капитан. Что это за резерв командира корпуса? Я не помню такого в Боевом уставе танковых войск.

– А Боевой устав, товарищ младший лейтенант, теперь пишется кровью, дополняется новыми страницами и разделами. Не сразу все войдет в него, но война учит нас воевать по-новому. Ты вот на Ново-Михайловском шоссе по уставу воевал или применялся к конкретным условиям? Что ты там взял из раздела «Танковый взвод в обороне»?

– Глава первая Устава РККА, Общие основы: «Оборона нашей Родины есть активная оборона», – бойко ответил Алексей и тут же замялся. – Из раздела «Танковый взвод в обороне»…

– Вот то-то же, – снисходительно похлопал молодого командира по плечу капитан. – Действовал ты правильно. Это по уставу ты должен был выкопать танковые окопы на заранее выбранной позиции, подготовить запасные позиции, а потом, когда атакующий враг будет обескровлен, атаковать его всеми имеющимися силами и разгромить. Только ты задачу выполнял в таких условиях, что возможности у тебя ни выбрать, ни занять позицию для обороны не было. И ты еще часто будешь сталкиваться в реальных боевых условиях с ситуациями, когда нужно не столько знание устава, сколько понимание возможности своих боевых машин, знание тактики врага. И искать решения ты будешь неожиданные, решительные. Чтобы матчасть сберечь, своих людей и нанести урон врагу. Но самое главное сейчас – это остановить врага, его продвижение по нашей земле. Любой ценой, ценой своей жизни. Ладно, ты у меня командир геройский, но этого мало. Ты должен знать материальную часть лучше механика-водителя, вооружение лучше наводчика, радиостанцию лучше радиста-пулеметчика. Знать лучше и учить своих подчиненных, особенно командиров отделений. Как их танки станут действовать, таковы и будут боевые успехи твоего взвода.

– Так точно! – попытался твердо ответить Соколов.

Странно, подумал он. В их танковом полку с первого дня войны он таких разговоров больше не слышал. Ни об учебе, ни об уставах. Приказ был один: «В бой!» И они бросались в бой, жгли немецкие танки, горели сами, сражались в немыслимых условиях, о которых в уставах и не упоминалось даже. А тут… Хотя Соколов и слышал, что механизированные корпуса стали возрождать перед войной, но о структуре их имел представление не совсем полное. В танковой школе эту тему почти не изучали. Говорилось лишь, что танковые корпуса в 38-м году расформировывали по всем войскам как неэффективные и не соответствующие современной войне.

Взвод пополнялся новыми танками, два экипажа были в наличии. Испытанные танкисты, воевавшие с первых часов войны, успевшие понюхать пороху, подбивавшие немецкие танки и даже горевшие уже сами. С новыми танками пришли и новые люди. Кто из запаса, кто из восточных округов, кто-то из попавших в окружение частей, сумевшие прорваться к своим. И когда Соколов отправился к прибывшим для пополнения отбирать себе экипаж командирского танка, то он обратил внимание на зрелого хмурого мужчину в мятой новой форме, который сидел поодаль от других на патронных ящиках. Командиры проходили мимо него и начинали беседовать с танкистами в выгоревшей форме, явно имевшими боевой опыт.

– Представьтесь, товарищ младший сержант, – потребовал Соколов, остановившись перед танкистом.

– Младший сержант Бабенко, – неуклюже поднявшись и одернув гимнастерку, ответил танкист. – Прибыл с пополнением из учебной роты на должность механика-водителя.

– Какой имеете опыт вождения в часах? На каких машинах?


Соколов спрашивал скорее машинально, уже жалея, что поднял этого человека. Тракторист, наверное, хотя внешность у него не крестьянская, человек явно городской, даже какой-то интеллигентный. На тракториста строительного участка тоже не очень похож.

– 2800 часов, товарищ младший лейтенант. Из них на танках «Т‐34» 1200 часов. Остальное на «А‐20», «БТ‐5», «БТ‐7».

– Что? – опешил Алексей. – Вы кто?

– Бабенко я, Семен Михайлович, – вдруг скромно улыбнулся мужчина, и возле глаз у него образовались добрые отеческие складки. – Водитель-испытатель со 183-го Харьковского завода. Напросился вот на фронт. А так я с 1937 года гоняю танки на полигонах. И по шоссе, и по оврагам и буеракам. И по воде гонял, и через огонь тоже.

– Слушайте, хотите в мой экипаж? – обрадовался Алексей, сразу оценив пользу для экипажа, когда в нем будет человек с таким опытом и знаниями.

– Так я в любой согласен, – пожал Бабенко плечами. – Командиры мимо все проходят, думают, наверное, что я по возрасту им не подхожу. Все молодых да опытных ищут. Я для чего от брони отказывался? Чтобы на фронт, чтобы свое знание машин и свой опыт применить!

– Хорошо. – Соколов закрутил головой по сторонам, как будто размышляя, куда можно спрятать ценного механика-водителя. – Сидите пока здесь. Кто будет спрашивать, отвечайте, что вы назначены уже в батальон капитана Заболодько. Я скоро вернусь. Только никуда не уходите, дорогой товарищ.

– Да какой я дорогой, – улыбнулся снова Бабенко, потом смутился, кашлянул и обратился: – Виноват, товарищ командир, спросить хотел вас. А вы… воевали уже или, как и я… только прибыли?

– Воевал, Семен Михайлович, – вздохнул Алексей, вспомнив свои экипажи. – Воевал. И первый свой бой я принял на второй день войны, когда нас с марша бросили на врага. С тех пор и воюю. Как и все.

Сирена взвыла неожиданно. Загудели паровозы, послышались крики командиров, резко дернул паровоз, двигая опустевший уже состав с платформами и теплушками, в которых был доставлен личный состав танкового пополнения.

– Воздушная тревога! – закричал, как и положено, Соколов, вторя голосам командиров, и, не имея на данный момент своего подразделения, стал искать убежище для одного себя.

Разгрузка поступивших с завода танков и личного состава происходила не на железнодорожной станции, а на запасной ветке, в километре от нее, на краю небольшого овражка с речкой Чернухой, как значилось на крупномасштабной командирской карте. Снятые с платформ танки отвели в соседний лесок, туда же уходили машины, загрузившиеся снарядами и патронами. Несколько бензовозов ждали своей очереди возле цистерн.

Четверка «Юнкерсов» вышла из облаков и встала в круг, готовясь к боевому пикированию. Пара «мессершмиттов» прошла над железнодорожным полотном, теплушками и машинами, поливая все огнем пушек и пулеметов. Звуки авиационных моторов, удары пуль по металлу и земле, разрывы малокалиберных снарядов смешались с криками и суетой разбегающихся в разные стороны людей. Сразу начали бить 37-миллиметровые автоматические зенитные пушки, заработали спаренные зенитные пулеметы на железнодорожных платформах.

«Самое правильное, – подумал Соколов, – это отбежать подальше в сторону от техники. Если я никак не задействован в ее разгрузке и обслуживании, то лучше и не мешаться». Но тут он увидел мечущегося между полуторками Бабенко. Механик-водитель явно не знал, куда ему деваться и что делать. Алексею показалось, что Бабенко мечется, потому что получил приказ от него, Соколова, ждать. И не может покинуть добровольно указанного места. «Как же я, – разозлился на себя молодой командир, – я же его взял к себе в экипаж, фактически он уже почти мой подчиненный, а я его бросил!»

– Бабенко! – заорал Алексей и бросился к водителю. – Сюда, Семен Михалыч!

Мужчина обернулся, непонятно каким чудом услышав в окружающем шуме голос командира, кивнул и поспешил за Алексеем к краю оврага. Но тут послышался ужасный вой пикировщиков, а затем и сбрасываемых ими бомб. Черные разрывы вспучились среди скопления людей и техники. Земля вздрогнула под ногами так, что Соколов упал на бегу и свалил своего нового водителя. В воздухе сразу запахло кислым от сгоревшей взрывчатки. Алексей попытался подняться, встать на ноги на приплясывающей под его ногами земле и тянуть Бабенко в сторону оврага. И их снова опалило близкими разрывами, ударив в спины взрывной волной и свалив с ног. Чудом подвернулась какая-то небольшая яма, в которую лейтенант толкнул Бабенко и упал на него следом сам.

Вой пикировщиков сливался с грохотом разрывов, через которые пробивались упорные хлопки зенитных пушек. От каждого взрыва земля вздрагивала, на голову летели мелкие камни, какие-то щепки. Алексей через пару минут перестал вдавливаться в землю и осмелился поднять голову над краем ямы. «Юнкерсы» один за другим пикировали, сбрасывая по две бомбы, и, выровнявшись над землей, уходили в сторону и снова поднимались к облакам, заходя на второй круг.

К удивлению Соколова, не все бойцы попрятались и разбежались в стороны. Кто-то стоял или лежал на спине, стреляя по немецким самолетам из винтовок. Внимание лейтенанта привлек невысокий черноволосый парень, который положил ствол ручного пулемета на борт полуторки и целился в пикирующий самолет. Он вел и вел стволом, прицеливаясь, а затем, в момент выхода «Юнкерса» из пикирования, дал длинную очередь, ведя стволом пулемета следом за самолетом. Второй самолет заходил на пикирование – и снова боец стал ловить его в прицел. Алексей восхитился самообладанием этого бойца, но тут близкий разрыв снова заставил его убрать голову и вжаться в землю вместе с Бабенко.

Рядом закричали, послышались команды и чей-то возглас, что сейчас рванет. Соколов снова поднял голову и увидел машину, в кузове которой стояло несколько ящиков со снарядами. Машина полыхала, загоревшись от близкого разрыва. Еще немного – и взорвется бензобак, а от него загорятся и ящики в кузове. А неподалеку стоял новенький «Т‐34». Чуть ли не последний из танков, который после разгрузки с платформы не успели отогнать в лесок. Мысль, что танком можно оттащить горевшую машину к оврагу, сразу мелькнула в голове лейтенанта.

– Куда вы? – Бабенко схватил Алексея за рукав гимнастерки. – Там же бомбят!

– Машина! – крикнул лейтенант. – Смотрите, если рванут снаряды, много беды будет. Там еще горючее, еще снаряды. Надо подцепить ее другой машиной.

– Нет, танком! – закачал головой Бабенко. – Слушайте, дайте я! Я лучше сумею. Вы не заведете быстро, а я заведу.

Опешивший Соколов уставился на интеллигентного водителя-испытателя, который и пороха не нюхал, и войны не видел, но так смело выскочившего из ямы и бросившегося к танку. Восхитившись таким порывом по сути невоенного человека, Алексей бросился следом. Ведь надо было еще снять трос с танка и подцепить машину. Толкать ее корпусом «тридцатьчетверки» не получится.

Танк взревел моторами. Алексей, приседая от каждого разрыва бомбы, пытался снять с кормы «тридцатьчетверки» толстый буксировочный трос и понял, что в одиночку ему не справиться. Ведь это танковый трос. Кто-то толкнул его плечом. Соколов обернулся и увидел веселое чумазое лицо паренька в гимнастерке с танкистскими петлицами.

– Во! – Парень показывал тонкий автомобильный трос. – Вот этот надо.

Снова взрыв, заставивший обоих присесть, а возле горящей машины уже суетился другой танкист, открывавший рычаг буксировочного замка. Алексей кивнул и побежал к люку водителя.

– Семен Михалыч! – закричал он. – Там ребята трос закрепляют. Я вам буду руками знаки подавать, а когда они зацепят, тогда тащите машину к оврагу. Там я ее отцеплю, а вы ее столкнете.

– Не надо, только прицепите, а остальное я сам. Подцепите и уходите, – энергично махал рукой Бабенко, как-то сразу преобразившись. Он уже не выглядел новичком и гражданским человеком.

Алексей кивнул и отошел от танка, подняв ладони, он стал жестами подавать команды. Назад… еще… еще… Стоп! Теперь танкисты с тросом… Быстрее же. Есть, подцепили! Пошел! Танк выпустил струю дыма, лязгнул механизм переключения передачи, и танк потащил машину, плавно разворачиваясь в сторону оврага. Рядом присели на корточки какие-то люди и смотрели напряженно, что делает танк. Никто не комментировал, все молча пригибались при близких разрывах и смотрели не отрываясь на действия неизвестного водителя.

Выдержка у Бабенко была просто удивительная. Или он чувствовал себя в безопасности в танке. «Тридцатьчетверка» тащила и тащила машину. Вот уже скоро овраг. Как же он, подумал Соколов, надо же полуторку отцепить. Непроизвольно лейтенант собрался уже вскочить на ноги и бежать к танку, но тут он все понял. Бабенко ювелирно прошел по краю оврага, сдирая траками густую траву, машину на буксировочном тросе потащило юзом, танк резко развернулся и прибавил оборотов. Горящая полуторка по пологой дуге двинулась к оврагу. Еще миг – и машина повалилась на бок, ломая борта. От рывка падающей в овраг машины трос оборвался, и «тридцатьчетверка» пошла назад.

Соколов вытер ладонью вспотевший лоб и только теперь услышал восторженные хвалебные крики. А еще он понял, что больше не бомбили. К его огромному удивлению, кричали по другому поводу и хвалили не танкиста. Того, кто из бойцов сбил самолет. Обернувшись, Алексей увидел, что хлопают по плечам того самого черноволосого парня с пулеметом. А еще к лесу тянулся дымный шлейф за теряющим высоту самолетом с выпущенными шасси.

– Молодец, «лапотника» сбил! – кричали возле машин.

Восторженная суета возле бойца немного улеглась, когда кто-то крикнул санитаров. Кажется, парня все-таки ранило. Соколов дождался, когда Бабенко остановит танк и высунется с довольным видом из люка.

– Кажется, получилась, а? – спросил он. – Но в овраге снаряды так бабахнули, что меня под корму ударило. Вы видели?

– Видел, Семен Михалыч! – улыбаясь, ответил Алексей. – Это только взрывная волна, да и взорвалось там, кажется, всего два снаряда. Какой вы молодец, лихо водите! И машину как чувствуете.

– Спасибо, я же все-таки испытатель, – выбираясь из танка, напомнил Бабенко.

Неожиданно подбежал капитан Заболодько. Он похлопал по плечу Соколова, потом буквально вытащил за шиворот из люка Бабенко и расцеловал его.