Тату с координатами

Это сообщение мне было странно слышать. Обычно следователи ФСБ стараются не делиться результатами своих поисков со смежниками. Почему же сейчас майор Николаев решил держать меня в курсе дела. Ответ мог быть только один. Николай Николаевич не желал широкого разглашения, и, если пришлось бы действовать силовым образом, он предпочел бы использовать тех, кто уже раньше был занят в операции, то есть мой взвод. И я решил предупредить солдат, чтобы они были готовы к подъему по тревоге в любое время. То есть чтобы не занимались чем-то долговременным и серьезным, от чего трудно будет резко оторваться.





* * *


Бойцы взвода, как я понял, все же сильно утомились. Обычно после ужина никто спать не укладывается – кто телевизор смотрит, кто читает, кто письма пишет, кто в Интернете сидит. А тут все улеглись. Правда, расписание сводного отряда не предполагает наличия занятий, как, скажем, в батальонном городке, и здесь нет строго размеренного подъема и отбоя. Тем не менее я предполагал, что сработает батальонная привычка. Но ошибся. Все, включая сержантов, легли спать. Правда, я успел шепнуть старшему сержанту Тихомирову, что, возможно, ночью будет тревога, чем своего замкомвзвода не сильно удивил. Он, как и я, относился к категории людей, которые от отдыха больше устают. Тем не менее отдыхать лег сразу, чтобы выспаться, и потом, когда подойдет время, быть свежим.

Я тоже успел отдохнуть. Вообще усталость, в моем понимании, это понятие во многом чисто психологическое. Устаем мы из-за нервной нагрузки. Обостренное внимание, обостренная настороженность, необходимость совмещать одновременно множество функциональных обязанностей – все это напрягает нервную систему и утомляет ее. И если нервная система крепкая, то и устает она меньше.

Моя нервная система обычно выдерживает большую часть шестимесячной командировки, и только к середине четвертого месяца я начинаю чувствовать усталость. С солдат, особенно со срочников, в этом вопросе вообще спрос маленький. Им необходимо отдыхать. Солдатам контрактной службы проще, они ко многому привычные. Но усталость и их валит. Именно по этой причине солдатам во время отдыха командиры приносят диски с фильмами-комедиями, в основном со старыми советскими, которые были и остались смешными до сих пор, хотя все бойцы эти комедии видели по многу раз.

Важно, чтобы фильмы не представляли убийство другого человека простым, как плевок в траву, делом. Это в современной киноиндустрии убийство является легким и обыденным действием даже для простого, неподготовленного человека. Но я, как обученный убивать врагов офицер спецназа, человек, воспитывающий своих солдат в том же духе и тоже обучающий их убивать врагов, могу гарантированно сказать: убить, особенно в первый раз в жизни, очень сложно. Это даже сложнее, чем самому принять смерть. Но, как учили меня и как я учу своих солдат, принимать смерть от пули врага – это равноценно предательству своих близких, это – невыполненный долг перед родителями, перед соседями, перед друзьями и близкими. Позволив врагу убить себя и не убив его, ты подвергаешь их жизни опасности.

И солдаты свою ответственность понимают.

Не желая утомлять себя бесцельным пролеживанием боков в казарме, я вышел на улицу, где сел на скамейку в стороне от нескольких солдат автороты, что лениво обсуждали какие-то свои чисто водительские проблемы. Я был в полной боевой амуниции, только без автомата, который оставил в казарменной «оружейной горке». Ходить в небоевой обстановке в бронежилете, возможно, было лишним, но я воспринимал это как тренировку и потому не оставил его в казарме. И только я вытянул ноги, сожалея, что не снял берцы, чтобы ноги прогрелись на заходящем солнце, когда трубка моего смартфона заиграла привычный марш «Прощание славянки». В боевой обстановке я устанавливаю на трубке только виброзвонок, а по возвращении в мирную обстановку включаю дополнительно и звуковое оповещение.

Кто-то рвался со мной побеседовать.

Я вытащил трубку, посмотрел на определитель номера. Звонил, как я и ожидал, майор Николаев, с которым мне общаться посредством телефона приходилось часто. Вообще-то мой смартфон в состоянии и голосом сообщать, кто звонит. К сожалению, эта функция отключается только полностью во всех вариантах звонка, а не только при виброзвонке. Голосовое сообщение может выдать меня в боевой обстановке. И потому я предпочел функцию вообще отключить. Мне бывает нетрудно посмотреть на определитель номера. И это не требует больших физических затрат. А соображения безопасности должны быть выше соображений комфорта.

– Старший лейтенант Сеголетов. Слушаю вас, товарищ майор, – я встал и с трубкой около уха отошел подальше, чтобы разговор не был слышен солдатам автороты, занимавшим скамейку напротив. Мало ли о чем может зайти разговор…

– Старлей, короче говоря, дело обстоит так. По твоей наводке мы открываем дело против генерала Рамазанова. Запрос отправляли шифрованной связью и получили такой же ответ. Прокурор Северокавказского округа дал согласие. Прокурора республики мы в курс дела не вводили, поскольку он земляк генерала. И теперь имеем полное право вести следствие, пусть пока и не открыто, чтобы не спугнуть наших фигурантов раньше времени. И опять, кстати, удалось решить вопрос только потому, что ты вовремя вспомнил о двух других земляках из первой банды. Так вот, наши хакеры забрались в базу Следственного управления Следственного комитета и узнали, что два других бандита с татуировками – тоже из села Джаба Ахтынского района. Более того, они из той же самой тухумы[33]. Оттуда же родом и сам генерал Рамазанов, и старший следователь полковник Джалилов, и прокурор республики. Правда, прокурор представляет другую тухуму. Он у нас не на подозрении, хотя дружбу с генералом по-землячески водит.

А вторая татуировка, по моим предположениям, скорее всего, – на предплечье полковника Джалилова, с которым ты, кстати, знаком. Он был в составе группы, выезжавшей в Турцию в служебную командировку. Но наличие татуировки необходимо проверить. Есть и интересная деталь в этом деле. Из сферы его противодействия нашим действиям. К генералу Рамазанову приехали в гости два человека из Санкт-Петербурга. Остановились у него в городском доме. Парни молодые, значит, не могут быть его приятелями. Предполагаются деловые отношения. Мы провели проверку пассажиров двух самолетов, прилетевших в то время, когда в аэропорту находилась машина генерала. Кажется, определили эту парочку верно. Запросили на них данные. По этим данным, оба они работают программистами в компьютерных центрах. Причем оба центра принадлежат дагестанцам. Парни – хакеры-любители, если можно так охарактеризовать хакеров. Что-то умеют, но не слишком много. Звезд, короче говоря, с неба не хватают.

– Насколько эти данные верны? – спросил я. – Это важный вопрос.

– Проверка парней в Питере проводилась по нашему запросу отделом антитеррора управления ФСБ. Управление серьезное, и все, кого они спрашивали, предпочитали давать исчерпывающие ответы. Оба парня взяли отпуск за свой счет, чтобы полететь по семейным делам. Один на похороны близкого родственника, второй – родственницы, которая что-то ему завещала. Дележ наследства предполагает отсутствие точной даты возвращения. Про поездку конкретно в Дагестан ни тот, ни другой не сообщили. Вроде бы один собирался на Урал, второй вообще на Алтай. Каждый при себе имеет ноутбук. Но это не самое главное. Самое главное, что нашими системами безопасности дважды с перерывом в час зарегистрирована попытка проникновения в сети республиканского управления ФСБ. Причем искали материалы, имеющие непосредственное отношение к моим действиям. Просто вводили в поиск мою должность, звание и фамилию.

И тогда я решился на провокацию. После второй попытки взлома сети я выставил среди материалов два схематичных рисунка с татуировками из ФСИНа, причем воспользовался своим знанием арабского языка и внес в рисунок буквенные исправления. Но только в один конкретный рисунок с татуировки, которой нет у генерала. Изменения минимальные, но они могут сдвинуть маршрут поиска в сторону на расстояние от пятидесяти метров до десяти километров. Это даст нам возможность искать самим, следуя рядом с их маршрутом.

Те татуировки, что есть и у него, и у меня, я оставил без изменений, хотя тоже перевел в рисунки. Для однообразности. Посадил пару своих хакеров за эту работу. Поставил задачу отследить, откуда идут попытки взлома сети. Третий взлом произошел ровно через час и оказался более «успешным». Видимо, питерские хакеры добыли где-то дополнительные программы для взлома. Наверное, запросили через Интернет коллег из Питера. Сейчас мои ведомственные хакеры отслеживают их. Наследили питерские гастролеры, говорят, основательно. Даже для судебного обвинения улик хватит, что в хакерской практике вообще редкость. Но не это самое главное.

После санкции окружного прокурора мы получили возможность прослушивать телефон Рамазанова. Так вот. Он, видимо, татуировку, добытую хакерами, получил, недостающая татуировка – четвертая у него есть. И теперь генерал Рамазанов собирает свою боевую группу. Он обзвонил уже восемнадцать человек в разных районах Дагестана с требованием силовой поддержки своего мероприятия. Основной костяк группы – спортсмены из клуба боевых искусств «Горный орел». Таких десять человек. Генерал назначил сбор «в полной готовности» сегодня в три часа ночи на выезде из Махачкалы в сторону Коркмаскала на дороге Р-217. Сам решил, кто едет на чьей машине, кто за кем заезжает. То есть составил график. Ехать они думают в сторону вашего городка и дальше. Мне нужен ты со своим взводом, естественно, тоже в полной боевой готовности.

– Останавливать их на дороге, я думаю, мы не будем.

– Мы просто отследим, куда они поедут. Нам ведь это нужно. Для того я и пошел на провокацию. Я даже больше сделал. Я предположил в приложенном к делу рапорте, что недостающая татуировка находится на руке полковника Джалилова, и просил разрешения на активное дознание. Это должно показать генералу, что мы тоже на верном пути, и заставит его торопиться. Наш начальник отдела наложил по моей просьбе на рапорте резолюцию с предложением посмотреть руку полковника каким-то мягким путем, без применения насилия. И только если такой возможности не представится, разыграть провокационную инсценировку. Этот документ хакеры генерала тоже скопировали.

– Что такое «провокационная инсценировка»? – поинтересовался я. У нас в спецназе ГРУ в большем почете были простые и прямолинейные силовые приемы.

– Старые провокационные методы разработаны еще во времена НКВД для различных ситуаций. Например, пролить кофе на рукав кителя и настойчиво, но вежливо, при этом почти насильно снять китель, чтобы рукав почистить. Или же, что чаще применяется, инсценировать нападение бандитов, довести полковника до бессознательного состояния и посмотреть татуировку, сфотографировать ее. Вариантов множество, и самому генералу термин «провокационная инсценировка» хорошо знаком.

– Это все интересно, товарищ майор. Но у меня вопрос: для солдат взвода, если мы сумеем найти эту самую «грязную атомную бомбу», она угрозы не представляет?

– Если не будет взрыва, не представляет. Но твои солдаты, старлей, будут задействованы только на блокировке боевой группы генерала Рамазанова. «Бомбой» займется наш спецотряд – химическая команда, которая будет идти позади и только по моей команде выйдет в боковой поиск. Когда я пойму, что мы приближаемся к месту. Они будут оснащены соответствующей аппаратурой и средствами личной защиты. Специалисты – им и работать.

Я вздохнул с облегчением:

– Значит, примерно в три сорок мы стоим у ворот…

– На трех БМП. На нашей дороге БМП ни от кого не отстанет. Даже от самого быстрого болида из «Формулы-1».

– От болида не отстанет тем более. Он по этой дороге вообще проехать не сможет, – констатировал я. – Встанет сразу, на первой же выбоине. Значит, мы ждем команды…

– Да. Я сейчас заеду к вашему начальнику штаба, выпрошу у него шлем для связи. И в нужный момент дам тебе команду. Ты выезжаешь на главную дорогу, дожидаешься меня, и мы следуем за генеральской колонной в отдалении.

– Товарищ майор… Хорошо бы еще в отдалении иметь вертолет наблюдения. Или свой возьмите, или попросите майора Абдусалямова выделить. Если можно, борт «триста пятьдесят шесть» во главе с майором Рудаковским. Мы с ним хорошо сработались.

– Я попробую. Значит, жди за воротами моей команды. Без нее на дороге не показывайся – спугнешь. Твой начальник штаба будет в курсе.





* * *


Камал Мунасипович, конечно, был не просто в курсе, он пожелал лично меня проинструктировать. Для чего, к моему удивлению, не к себе в кабинет вызвал, а сам явился в казарму. Разговаривали мы без шлемов, поскольку шлема на голове майора не было, и я подозревал, что Абдусалямов не пожелал вызывать поздним вечером кладовщиков из дома, и выделил Николаеву временно свой. Это было даже надежнее, чем выдать шлем со склада. Тот можно было бы долго не возвращать, при желании можно слушать различные переговоры внутри групп и командира группы со своим командованием, что само по себе понравиться никому не может. А личный шлем начальнику штаба вернуть придется как можно быстрее, поскольку на нем вся связь отряда завязана. И потребовать можно, несмотря на дружеские отношения, – есть необходимость, и все. И я из солидарности с начальником штаба свой шлем тоже снял.


– Настрой бойцов, Геннадий Васильевич, на предельную собранность и аккуратность. Объясни, что работаете со смежниками. И, как ни странно это звучит, против других смежников. Действовать предельно аккуратно и собранно. И строго в отношении соблюдения закона. За рамки не выходить ни по какой причине, естественно, кроме опасности для жизни. С тобой будет работать майор Рудаковский, как ты и просил. Но он будет лететь далеко в стороне и на большой высоте. Я объяснил ему, как работать с планшетником. Майор – сообразительный человек, все понял и будет тебе передавать данные наглядно. Прямо со своего бортового тепловизора. Он сразу разобрался, как планшетник подключить к системам вертолета. А их настройщик компьютеров принес кабель для соединения. Одним монитором больше, говорит Рудаковский, это не страшно. С пятью лишними уже начал бы путаться, а с одним обещает справиться.

– Понял, товарищ майор. Не переживайте, отработаем предельно аккуратно.

– Знаю я вашу аккуратность. После вашей предельно аккуратной работы тела остаются чаще всего без головы. Но ничего, генерала по мундиру с лампасами опознаем, – майор не осуждал и не одобрял методы нашей работы, понимая, что выстрел снайпера в голову – часто бывает естественным и необходимым, как и удар малой саперной лопатки в шейный позвонок.

На сборы я выделил взводу сорок минут. Это было несравненно больше, чем выделяется обычно, и это уже подчеркивало важность задания. Проверку боеготовности перед любой боевой операцией обычно проводит старший сержант Тихомиров, но в этот раз, опять же подчеркивая важность предстоящего действия, проверку я проводил сам. Потом провел инструктаж, как и обещал начальнику штаба. И только после окончания инструктажа отправил двух бойцов подточить малые саперные лопатки. Они показались мне недостаточно заточенными, хотя никакой гарантии, что лопатки могут понадобиться, у меня не было. Бойцы не возразили. У нас во взводе не принято возражать командиру и отстаивать свое мнение. У нас даже оправдываться не принято, хотя я понимал, что лопатки могли затупиться во время предыдущего выезда, когда бойцы работали ими. А потом усталость была такой, что заставила всех сразу уйти на отдых. Тем не менее никакое оправдание не принималось. Боец обязан содержать оружие в полной боеготовности. А малая саперная лопатка, пусть и не официально, все же считается в спецназе боевым оружием.

Три БМП прибыли на пару минут раньше положенного. Это на ситуацию не повлияло. Бойцы загрузились, мы выехали к воротам и стали ждать внутри территории. Я, чтобы обеспечить себе лучшую слышимость и обзорность, выбрался из люка и сел на башню, свесив ноги.

– Старлей! Майор Николаев. Проверяю готовность…

– Стоим перед воротами. Ждем команды, товарищ майор.

– Я борт «триста пятьдесят шесть», – вмешался в разговор майор Рудаковский. – Взлетел восемь минут назад. Набрал высоту. Наблюдаю дорогу издали. Вижу колонну из пяти внедорожников. Приближаются к повороту на военный городок.

– Отлично, Игорь Евгеньевич. Они вас видеть могут? – поинтересовался Николаев.

– Только если у них есть локатор. Но мои приборы наличия локатора не показывают. Я высоко и далеко в стороне. И вообще, как будто своими делами занят. Мало ли у «Ночного охотника» дел в ночном небе! Вижу, Николай Николаевич, и две ваши колонны. И старлея со взводом перед воротами тоже вижу. Думаю, ему можно потихоньку выезжать.

– Да, Геннадий Васильевич, уже пора, – согласился майор Николаев, принимая на себя, как и положено, командование. – Двигай неторопливо. Скорость от тридцати до сорока километров в час. Будешь на дороге, я подскажу, что дальше.

Я сделал знак рукой солдату комендантской роты из наряда на КПП, именно комендантская рота у нас в отряде занимается охраной и дежурствами. Солдат раскрыл ворота, и мы спокойно и неторопливо выехали, никак не показывая, что готовы в любую секунду начать погоню.

До дороги Р-217 мы добрались в том же прогулочном темпе. Мой взвод простым и привычным для себя пешим ходом мог бы обогнать такую колонну. У нас у всех вырабатывается привычка передвигаться быстро. И потому в выходные, которые изредка случаются, жена с дочерью предпочитают совершать прогулки без меня. Все равно за мной угнаться не могут, а я не могу выровнять свое передвижение под их шаг. Постоянно срываюсь в ускорение.

Жена однажды сказала мне:

– Теперь я понимаю, почему спецназ ГРУ никогда не ходит на парадах. За вами вся остальная армия угнаться не сможет.

Я, конечно, возразил:

– Спецназ ГРУ – это постоянно действующая составляющая армии. И мы не можем тратить время на парады и на подготовку к ним. Это просто нерентабельно. Мы лучше потратим время на боевую подготовку. А строевая нас не особенно волнует.

Вообще строевая подготовка во многих подразделениях спецназа ГРУ сводится к умению ходить строем. Например, в столовую. Где-то, я слышал, строевой подготовке уделяется определенное время. Но у нас в бригаде, и особенно в батальоне, принято считать почти официально, что за годовой срок службы солдата можно научить или строевой или боевой подготовке – на выбор. Что мы выбираем – понятно… В бой строевым шагом взвод не поведешь. Солдат следует учить тихо и быстро ползать.





* * *


Около главной дороги мы остановились, но ненадолго. Уже через минуту появились один за другим три «уазика» с гражданскими номерами. Я безошибочно определил в головном ту машину, на которой иногда приезжал в наш городок майор Николаев, когда не желал ехать на своей «Волге». И опять не ошибся, потому что майор тут же вышел на связь:

– Геннадий Васильевич! Поезжай позади нас, пристраивайся в тыл нашей колонне.

Вообще-то я предполагал, что нас вперед запустят, как самую боеспособную единицу операции. Но у Николаева были, видимо, другие соображения. Собственные. И я вынужден был согласиться:

– Понял, товарищ майор. – Я нырнул в люк, быстро сменил шлем на имеющий внутреннюю связь и поставил задачу перед сержантом-мехводом. И тут же вернул свой шлем, который был и легче, и больше защищал, и вообще стал уже привычным элементом одежды.

И уже по другой системе связи задал вопрос Николаю Николаевичу:

– Товарищ майор. У вас три машины. Что за люди в них?

– Тебя это с какой стати волнует? – Ответ старшего офицера был естественным, и я был заранее готов обосновать свой интерес.

– Я подготовил своих людей к возможному и даже вероятному боестолкновению. Хотел бы знать, на какие силы поддержки мы можем рассчитывать. Если в машинах только офицеры следственной бригады – это одно. Если там бойцы спецназа ФСБ – это другое.

– Там бойцы спецназа ФСБ, – коротко ответил Николаев, и я понял, по какой причине он боевые машины пехоты поставил в хвост колонны. Не совсем разумно, на мой взгляд, но не я в данной ситуации отдаю команды.

– Вы в какой машине? – поинтересовался я. – В первой?

– Во второй по счету.

– Раньше вы приезжали в наш городок в той, что идет первой.

Спроси меня сейчас майор, как я машину опознал, я бы не ответил. Она не имела особых примет. Просто какое-то шестое чувство помогло.

– То было раньше… – Майор не пожелал объяснять мне, почему он сменил машину.

Меня это, в принципе, не особенно и волновало. Я и без того понимал, что следователь и даже старший следователь Следственного управления ФСБ никак не может сравниться с бойцом спецназа даже своего ведомства. И потому командир группы спецназа, понимая, что передовая машина находится в наибольшей опасности, пересадил майора Николаева во вторую машину.

При этом я отметил, что командир группы не подсказал Николаеву, что впереди все же безопаснее будет выставить бронированные боевые машины пехоты со спецназом ГРУ. Может быть, здесь вышла неувязка из-за того, что Николаев и командир группы спецназа ехали в разных машинах. Спецназовец должен был бы находиться в передовой. Но я не исключал и тот вариант, при котором командир группы спецназа ФСБ просто испытывал ревность по отношению к спецназу ГРУ и стремился обойтись собственными силами. С такими случаями я уже много раз сталкивался, понимаю их вероятность, но противопоставить этому ничего не могу.