Тюрьма мертвых

– Я? Наврал вам? Вы что-то путаете!

– Вы сказали, что никто не может сбежать! Обещали, что я никогда не столкнусь лицом к лицу с заключенными! Вы утаили от меня правду, правду этого места! Вы похитили меня и сделали своим рабом! – С каждым новым словом я все больше переходил на крик и, раскаленный донельзя, уже хотел броситься на инженера, но, почувствовав на себе сверлящий взгляд охранника, наконец убавил обороты и понизил голос.

Он выслушал мои обвинения с видом полной озабоченности, не перебивая, и, как только я замолчал, с буддистским спокойствием произнес:

– Давайте пройдемся, посмотрим фронт работ.

Кажется, он проигнорировал сказанное мной, отчего я продолжал исходить бессильной злобой, но не показывал этого.

Мы молча двинулись в сторону камер, а вагонетка с охранниками, скрипя колесами, начала свое движение и, постепенно набрав скорость, исчезла в тоннеле. Я почувствовал невероятное облегчение: «Наконец никакой стражи».

Это общее крыло, как и все остальные, словно рекой, было разделено железной дорогой на два участка. На этом берегу, где находились я и инженер, решетки еще пока были в виде прутьев, лежащих на бетонном полу рядом с камерами, тянущимися от пола до потолка в несколько рядов. А та часть, что находилась за рельсами и была плохо освещена, уже могла принимать постояльцев.

– А разве я не должен сначала закончить работу на прежнем участке?

– Мы устроили еще одного сварщика, пока вы отсутствовали, теперь тот объем передан ему.

«Еще один везунчик», – подумал я.

– Нам нужно в срочном порядке запустить это крыло! На днях привезут первую партию заключенных, которых заселят в той части. – Он вытянул руку в сторону готовых камер на противоположной стороне, в которых пока что сидел лишь мрак.

– Вы говорили, что я не буду работать в действующих секторах, что заключенные будут далеко, и я никогда с ними не столкнусь.

– Это было в предыдущем договоре, в том, где вы расписались не своим именем, теперь условия изменились, и я вам ничего не обещал.

– Что? – Я снова начал закипать. – Когда я рассказал вам про Максима, которого якобы послали мне на подмогу, вы сделали вид, будто все нормально, хотя знали, что это сбежавший зэк, а мне говорили, что такого не может быть.

– Это тюрьма, друг мой. Людям, попавшим сюда, свойственно желать совершить побег. Иногда, как бы мы ни старались, им это удается. Когда вы рассказали мне про этого Максима, я сразу отреагировал, сообщив об этом охране, но, к сожалению, он успел скрыться, а вы пропали.

Было понятно, что спорить бесполезно, он так и будет оправдываться и увиливать. Тогда я решил уяснить еще один момент, не менее важный.

– Все эти заключенные, они… – Я чувствовал, как глупо будет звучать мой вопрос, но все-таки, немного помявшись, задал его:

– Они неживые люди, ведь так? Вы держите здесь мертвецов?

Мы остановились возле крайней камеры, на первом уровне, она была ближе всех к тоннелю. Инженер уставился внутрь, затем посмотрел на тоннель, словно отмеряя что-то в голове, перевел взгляд на меня и ответил:

– Все эти люди – преступники; так или иначе они нарушили закон – это все, что вам нужно знать. – Он продолжал смотреть на камеру.

– Почему мы остановились здесь?!

– Это теперь будет ваша комната отдыха.

– Что? Здесь? Но это же камера! – Я не мог поверить глазам, меня снова пихают в клетку, пускай и открытую, но тем не менее клетку.

– Ваш инструмент и личные вещи скоро прибудут; туалет, душевая и кухня находятся в блоке охраны, они будут сопровождать вас на каждый прием пищи, а также будут следить, чтобы вы не покидали рабочее место.

– Но, но… – я хотел было запротестовать, но он перебил меня.

– Теперь вы в безопасности, ни один заключенный вас не тронет, вы ведь этого хотели?

– Что насчет моих выходных?

– Воскресенье – ваш законный выходной, но покидать стены тюрьмы вы, к сожалению, теперь не сможете.

«Чертовы ублюдки, связывают меня по рукам и ногам».

– А звонки? – я взглянул на телефон, висящий на соседней стене, всего в нескольких метрах от камеры.

– Исключено.

– Вы не имеете права меня ограничивать. Я наемный работник, я не один из ваших постояльцев.

– Конечно, нет, но вы же не собираетесь нарушать правила договора, ведь так?

Кажется, я заметил короткую злобную ухмылку в уголке его рта, которая мгновенно исчезла.

– И как, по-вашему, я должен сообщить об этом жене? Вы не думали о том, что она ждет меня на выходные?

– Этот вопрос уже решен, тюрьма выслала ей официальное письмо, в котором говорится, что вы находитесь в командировке, возможности выйти на связь нет, так как теперь вы трудитесь в режимном секторе.

«Какие же вы, блин, заботливые! Все предусмотрели».

Когда он заговорил про письмо, я вспомнил видение, пришедшее ко мне в момент удара по голове. Алина сидит за столом, рядом с ней листок бумаги, она плачет. Здесь на сто процентов есть какая-то связь, черт его знает, что в этом письме.


– Ну вот, вроде бы и все, оставляю вас на новом посту, желаю хорошей работы и примерного поведения, уверен, вы со всем справитесь. – Теперь улыбка заняла половину его лица, он смерил меня взглядом, словно оценивая, и направился к середине платформы.

Кажется, в камере я чувствовал себя свободнее – восемь месяцев, восемь месяцев, и все… Ничего не изменилось, мне заплатят за это, нужно только потерпеть восемь месяцев.

Вдалеке снова послышался звук приближающейся вагонетки. Прежде чем Сергей Иванович занял свое место, охранник выгрузил на пол мои инструменты и все личные вещи, сложенные в коробки.

Я перетаскал все к своему новому «месту жительства» и, присев на стоящую кровать, протер лицо шершавой ладонью, словно пытаясь стереть налипшую проказу.

Боль ушла, словно ее никогда и не было. Благодаря чудесной мази я чувствовал себя здоровым и отдохнувшим. Достав тюбик, я начал его разглядывать. Простая белая упаковка, напоминающая зубную пасту, и ничего больше. Из чего состоит и в каких дозах применять – не ясно.

«Не понимаю, почему такие штуки не используют в медицине».

– Пора работать, – послышался строгий голос.

Я поднял глаза и увидел в проходе высокого лысого охранника с неестественно выдвинутой вперед челюстью и контуженым взглядом. На его фоне все остальные охранники казались безобидными котятами.

Я молча переоделся и приступил к работе. Присутствие надсмотрщика и этот приказной тон стали первым тревожным звоночком, дальше их становилось только больше.

Убедившись в том, что я занят делом, здоровяк ушел. Я старался, как и всегда. Мне вообще нравится делать работу качественно, и у меня это получалось, несмотря на то, что в голове был полный винегрет. Я думал о смерти, о том, что увидел, что чувствовал там, о черном помещении неизвестных размеров – возможно, это был целый космос, кто его знает. О невидимом судье, о коридоре, где все воспоминания обостряются, думал о своем недавнем заточении и людях, попавших за эти решетки, которые я варю прямо сейчас. Думал о многом, но больше всего я думал об Алине и о словах Андрея, который потерял жену из-за этого проклятого места. Я так сильно мечтал свалить отсюда, плевать было даже на деньги, ведь какой от них прок, когда сидишь зарешеченный со всех сторон.

«Жаль, что я не юрист, эти ребята всегда находят лазейки в любом договоре».

Я сделал половину первой камеры, как вдруг висящий на стене телефон начал верещать. Я хотел было подойти и снять трубку, но стоило сделать шаг, как из тени вышел тот самый верзила и сделал это за меня. До этого момента я был уверен, что нахожусь здесь один.

Он молча выслушал и, повесив трубку, повернулся ко мне:

– Обед.

– Обязательно сообщать мне лично? Я мог бы сам принять звонок.

Он смотрел на меня, не моргая. В этом взгляде не было ненависти или осуждения, лишь холодная тупая пустота. «Чертов зомби». Я бросил инструмент, и мы направились в столовую.

Там уже находилась по меньшей мере дюжина охранников. Кто-то стоял у раздачи с широким подносом, другие сидели за столами и молча жевали, стуча вилками то по тарелкам, то по зубам. В углу над потолком висело радио, из которого по-прежнему доносилась дурацкая музыка прошлого столетия, но, судя по собравшемуся здесь контингенту, им было абсолютно все равно, что там играет.

Я взял поднос с едой и уселся в угол, где людей было меньше всего. Если бы не отглаженная форма и свисающие с ремней прутки и наручники, можно было подумать, что это те самые заключенные. Но здесь стоял такой запах пота, что со стен капало, а значит, они были живы, в отличие от тех, кто в камерах. Хотя эта теория еще не была подтверждена.

Суп был пресный, безвкусный, овощи недоваренные, а от макарон и вовсе воняло носками; к котлете я не стал притрагиваться, несмотря на то, что был ужасно голоден. По сравнению с той едой, которой меня кормили недавно, это были настоящие помои. Настроение окончательно ухудшилось. Кажется, отношение ко мне поменялось, и вернуть все не получится. Я работал челюстями и смотрел вокруг на мрачные молчаливые лица, готовые в любой момент отдубасить меня, сделай я что-то не по правилам тюрьмы.

«Так будет продолжаться ближайшие восемь месяцев? Может, бежать?» – спросил меня внутренний голос. «Исключено!» – ответил я ему и постарался переключиться на что-то другое, например, на мысли о том, чем заниматься в выходные и как связаться с Алиной.

Но стоило такой мысли проскользнуть, и от нее уже не отделаться, она – как хроническое заболевание, которое без конца напоминает о себе. И даже если положение дел не ухудшается, ты не можешь переставать думать об этом.

Этот способ решения проблемы казался самым простым, но, наученный чужим опытом, я понимал, что «простой» – не то слово, совсем не то.

Я посмеялся над собственными мыслями:

«Побег, хах, подумать только. Я же пришел сюда работать, почему все сложилось так?»

Обед закончился, я сдал посуду и, выйдя в коридор, по привычке постучал по карманам в поисках сигарет. Тут меня и посетила мысль, что я не курил уже черт знает сколько. Все эти события совершенно выбили меня из колеи, и мысли о никотине отошли на задний план сами собой. Может, оно и к лучшему? Спрашивать закурить у этих ребят мне совершенно не хотелось.

Через несколько секунд вслед за мной вышел мой новый сопровождающий. Они менялись по непонятной мне схеме, теперь охранник был гораздо меньше, но при этом лучше вооружен. Прутков на поясе было два, по одному с каждой стороны; также я заметил шокер и что-то вроде перцового баллончика, выглядывающего из кармана куртки. Это был совсем молодой пацан, кажется, не старше двадцати пяти.

«И зачем ему это надо? Неужели нет работы поприличней?»

– Идем, – уверенно скомандовал он, и мы двинулись обратно к камерам.

День тянулся, как расплавленный в микроволновке сыр. Я хоть и вылечил побои и хворь, но все равно ужасно устал, плюс сказывалось недосыпание.

Перед ужином из тоннеля послышался звук приближающегося состава, сбавляющего скорость, я отложил инструмент и присел, чтобы передохнуть, а заодно глянуть, кого там принесло.

Через несколько мгновений появилась вагонетка, в которой сидели два человека. Один из них, как обычно, был охранник, а второй, судя по одежде, – рабочий. Они остановились посередине, и тип, одетый в серую спецовку, покинул состав и направился в мою сторону.

«Ну, что на этот раз?»

Парень был примерно лет на пять-семь младше меня, блуждающий взгляд, странная хитрая улыбка, мне он уже не нравился.

– Здорова, – энергично выкинул он вперед облаченную в перчатку руку.

Я медленно пожал ее:

– Привет.

– Меня это, Вадик зовут, отправили на подмогу, варить че-то.