Три товарища
Часть 48 из 92 Информация о книге
Юпп, сидевший за рулем, обиженно посмотрел на меня. – Такие замечания тебе не нравятся, не так ли? – спросил его Ленц. Юпп выпрямился. – Господин Локамп, – сказал он с упреком, – я произвел тщательный расчет маршрута. Мы преспокойно доедем до мастерской к восьми часам. – Совершенно верно! – Ленц похлопал его по плечу. – Заключи с ним пари, Юпп. На бутылку сельтерской воды. – Только не сельтерской воды, – возразил Юпп. – Я не задумываясь готов рискнуть пачкой сигарет. Он вызывающе посмотрел на меня. – А ты знаешь, что дорога довольно неважная? – спросил я. – Все учтено, господин Локамп! – А о поворотах ты тоже подумал? – Повороты для меня ничто. У меня нет нервов. – Ладно, Юпп, – сказал я серьезно. – Тогда заключим пари. Но господин Ленц не должен садиться за руль на протяжении всего пути. Юпп прижал руку к сердцу: – Даю честное слово! – Ладно, ладно. Но скажи, что это ты так судорожно сжимаешь в руке? – Секундомер. Буду в дороге засекать время. Хочу посмотреть, на что способен ваш драндулет. Ленц улыбнулся: – Да, да, ребятки. Юпп оснащен первоклассно. Думаю, наш старый бравый ситроэн дрожит перед ним от страха, все поршни в нем трясутся. Юпп пропустил иронию мимо ушей. Он взволнованно теребил кепку: – Что же, двинемся, господин Ленц? Пари есть пари! – Ну конечно, мой маленький компрессор! До свиданья, Пат! Пока, Робби! – Готтфрид сел в машину. – Вот как, Юпп! А теперь покажи-ка этой даме, как стартует кавалер и будущий чемпион мира! Юпп надвинул очки на глаза, подмигнул нам и, как заправский гонщик, включив первую скорость, лихо поехал по булыжнику. * * * Мы посидели еще немного на скамье перед вокзалом. Жаркое белое солнце пригревало деревянную ограду платформы. Пахло смолой и солью. Пат запрокинула голову и закрыла глаза. Она сидела не шевелясь, подставив лицо солнцу. – Ты устала? – спросил я. Она покачала головой: – Нет, Робби. – Вот идет поезд, – сказал я. Маленький черный паровоз, затерявшийся в бескрайнем дрожащем мареве, пыхтя подошел к вокзалу. Мы сели в вагон. Было почти пусто. Вскоре поезд тронулся. Густой дым от паровоза неподвижно повис в воздухе. Медленно проплывал знакомый ландшафт, деревня с коричневыми соломенными крышами, луга с коровами и лошадьми, лес и потом домик фройляйн Мюллер в лощине за дюнами, уютный, мирный и словно заспанный. Пат стояла рядом со мной у окна и смотрела в сторону домика. На повороте мы приблизились к нему. Мы отчетливо увидели окна нашей комнаты. Они были открыты, и с подоконников свисало постельное белье, ярко освещенное солнцем. – Вот и фройляйн Мюллер, – сказала Пат. – Правда! Она стояла у входа и махала рукой. Пат достала носовой платок, и он затрепетал на ветру. – Она не видит, – сказал я, – платочек слишком мал и тонок. Вот, возьми мой. Она взяла мой платок и замахала им. Фройляйн Мюллер энергично ответила. Постепенно поезд втянулся в открытое поле. Домик скрылся, и дюны остались позади. Некоторое время за черной полосой леса мелькало сверкающее море. Оно мигало, как усталый, бодрствующий глаз. Потом пошли нежные золотисто-зеленые поля, мягкое колыхание кодосьев, тянувшихся до горизонта. Пат отдала мне платок и села в угол купе. Я поднял окно. «Кончилось! – подумал я. – Слава богу, кончилось! Все это было только сном! Проклятым злым сном!» * * * К шести мы прибыли в город. Я взял такси и погрузил в него чемоданы. Мы поехали к Пат. – Ты поднимешься со мной? – спросила она. – Конечно. Я проводил ее в квартиру, потом спустился вниз, чтобы вместе с шофером принести чемоданы. Когда я вернулся, Пат все еще стояла в передней. Она разговаривала с подполковником фон Гаке и его женой. Мы вошли в ее комнату. Был светлый ранний вечер. На столе стояла ваза с красными розами. Пат подошла к окну и выглянула на улицу. Потом она обернулась ко мне: – Сколько мы были в отъезде, Робби? – Ровно восемнадцать дней. – Восемнадцать дней? А мне кажется, гораздо дольше. – И мне. Но так бывает всегда, когда выберешься куда-нибудь из города. Она покачала головой: – Нет, я не об этом… Она отворила дверь на балкон и вышла. Там стоял белый шезлонг. Притянув его к себе, она молча посмотрела на него. В комнату она вернулась с изменившимся лицом и потемневшими глазами. – Посмотри, какие розы, – сказал я. – Их прислал Кестер. Вот его визитная карточка. Пат взяла карточку и положила на стол. Она смотрела на розы, и я понял, что она их почти не замечает и все еще думает о шезлонге. Ей казалось, что она уже избавилась от него, а теперь он, возможно, должен был снова стать частью ее жизни. Я не стал ей мешать и больше ничего не сказал. Не стоило отвлекать ее. Она сама должна была справиться со своим настроением, и мне казалось, что ей это легче именно теперь, когда я рядом. Слова были бесполезны. В лучшем случае она бы успокоилась ненадолго, но потом все эти мысли прорвались бы снова и, быть может, гораздо мучительнее. Она постояла около стола, опираясь на него и опустив голову. Потом посмотрела на меня. Я молчал. Она медленно обошла вокруг стола и положила мне руки на плечи. – Дружище мой, – сказал я. Она прислонилась ко мне. Я обнял ее; – А теперь возьмемся за дело. Она кивнула и откинула волосы назад: – Просто что-то нашло на меня… на минутку… – Конечно. Постучали в дверь. Горничная вкатила чайный столик. – Вот это хорошо, – сказала Пат. – Хочешь чаю? – спросил я. – Нет, кофе, хорошего, крепкого кофе. Я побыл с ней еще полчаса. Потом ее охватила усталость. Это было видно по глазам. – Тебе надо немного поспать, – предложил я. – А ты? – Я пойду домой и тоже вздремну. Через два часа зайду за тобой, пойдем ужинать. – Ты устал? – спросила она с сомнением. – Немного. В поезде было жарко. Мне еще надо будет заглянуть в мастерскую. Больше она ни о чем не спрашивала. Она изнемогала от усталости. Я уложил ее в постель и укрыл. Она мгновенно уснула. Я поставил около нее розы и визитную карточку Кестера, чтобы ей было о чем думать, когда проснется. Потом я ушел. * * * По пути я остановился у телефона-автомата. Я решил сразу же переговорить с Жаффе. Звонить из дому было трудно: в пансионе любили подслушивать. Я снял трубку и назвал номер клиники. К аппарату подошел Жаффе. – Говорит Локамп, – сказал я, откашливаясь. – Мы сегодня вернулись. Вот уже час, как мы в городе.