Три товарища
Часть 76 из 92 Информация о книге
Кестер пригнулся и исчез в свалке. Через несколько секунд усач отпустил Готтфрида. С выражением крайнего удивления он поднял руки кверху и, точно подрубленное дерево, рухнул обратно в толпу. Сразу вслед за этим я увидел Кестера, тащившего Ленца за шиворот. Ленц сопротивлялся. – Отто, пусти меня туда… только на одну минутку… – задыхаясь, говорил он. – Глупости, – кричал Кестер, – сейчас нагрянет полиция! Бежим! Вот сюда! Мы опрометью помчались по двору к темному парадному. Спешка была отнюдь не напрасной. В тот же момент во дворе раздались пронзительные свистки, замелькали черные фуражки шупо, и полиция оцепила двор. Мы взбежали вверх по лестнице, чтобы скрыться от полицейских. Дальнейший ход событий мы наблюдали из окна на лестнице. Полицейские работали блестяще. Перекрыв выходы, они вклинились в свалку, расчленили ее и тут же стали увозить народ на машинах. Первым они погрузили ошеломленного плотника, который пытался что-то объяснить. За нами отворилась дверь. Какая-то женщина в одной рубашке, с голыми худыми ногами и свечой в руке, высунула голову. – Это ты? – угрюмо спросила она. – Нет, – сказал Ленц, уже пришедший в себя. Женщина захлопнула дверь. Ленц повернулся и осветил карманным фонариком табличку на двери. Здесь ждали Герхарда Пешке, каменщика. Внизу все стихло. Полиция убралась восвояси, и двор опустел. Мы подождали еще немного и спустились по лестнице. За какой-то дверью тихо и жалобно плакал ребенок. Мы прошли через передний двор. Покинутый всеми астролог стоял у карт звездного неба. – Угодно господам получить гороскоп? – крикнул он. – Или узнать будущее по линиям рук? – Давай рассказывай, – сказал Готтфрид и протянул ему руку. Астролог недолго, но внимательно рассматривал ее. – У вас порок сердца, – заявил он категорически. – Ваши чувства развиты сильно, линия разума очень коротка. Зато вы музыкальны. Вы любите помечтать, но как супруг многого не стоите. И все же я вижу здесь троих детей. Вы дипломат по натуре, склонны к скрытности и доживете до восьмидесяти лет. – Правильно, – сказал Готтфрид. – Моя фройляйн мамаша говорила всегда: кто зол, тот проживет долго. Мораль – это выдумка человечества, но не вывод из жизненного опыта. Он дал астрологу деньги, и мы пошли дальше. Улица была пуста. Черная кошка перебежала нам дорогу. Ленц показал на нее рукой: – Теперь, собственно, полагается поворачивать обратно. – Ничего, – сказал я. – Раньше мы видели белую. Одна нейтрализует другую. Мы продолжали идти. Несколько человек шли нам навстречу по другой стороне. Это были четыре молодых парня. Один из них был в новых кожаных крагах светло-желтого оттенка, остальные в сапогах военного образца. Они остановились и уставились на нас. – Вот он! – вдруг крикнул парень в крагах и побежал через улицу к нам. Раздались два выстрела, парень отскочил в сторону, и вся четверка пустилась со всех ног наутек. Я увидел, как Кестер рванулся было за ними, но тут же как-то странно повернулся, издал дикий, сдавленный крик и, выбросив вперед руки, пытался подхватить Ленца, тяжело грохнувшегося на брусчатку. На секунду мне показалось, что Ленц просто упал; потом я увидел кровь. Кестер распахнул пиджак Ленца и разодрал на нем рубашку. Кровь хлестала сильной струей. Я прижал носовой платок к ране. – Побудь здесь, я пригоню машину, – бросил Кестер и побежал. – Готтфрид, ты слышишь меня? – сказал я. Его лицо посерело. Глаза были полузакрыты. Веки не шевелились. Поддерживая одной рукой его голову, другой я крепко прижимал платок к ране. Я стоял возле него на коленях, стараясь уловить хоть вздох или хрип; но не слышал ничего, вокруг была полная тишина, бесконечная улица, бесконечные ряды домов, бесконечная ночь, – я слышал только, как на камни лилась кровь, и знал, что с ним такое не раз уже могло случиться, но теперь я не верил, что это правда. Кестер примчался на полном газу. Он откинул спинку левого сидения. Мы осторожно подняли Готтфрида и уложили его. Я вскочил в машину, и Кестер пустился во весь опор к ближайшему пункту скорой помощи. Здесь он осторожно затормозил: – Посмотри, есть ли там врач. Иначе придется ехать дальше. Я вбежал в помещение. Меня встретил санитар. – Есть у вас врач? – Да. Вы привезли кого-нибудь? – Да. Пойдемте со мной! Возьмите носилки. Мы положили Готтфрида на носилки и внесли его. Врач с закатанными рукавами уже ждал нас. Мы поставили носилки на стол. Врач опустил лампу, приблизив ее к ране: – Что это? – Огнестрельное ранение. Он взял комок ваты, вытер кровь, пощупал пульс, выслушал сердце и выпрямился: – Ничего нельзя сделать. Кестер не сводил с него глаз: – Но ведь пуля прошла совсем сбоку. Ведь это не может быть опасно! – Тут две пули! – сказал врач. Он снова вытер кровь. Мы наклонились, и ниже раны, из которой сильно шла кровь, увидели другую – маленькое темное отверстие около сердца. – Он, видимо, умер почти мгновенно, – сказал врач. Кестер выпрямился. Он посмотрел на Готтфрида. Врач затампонировал раны и заклеил их полосками пластыря. – Хотите умыться? – спросил он меня. – Нет, – сказал я. Теперь лицо Готтфрида пожелтело и запало. Рот чуть искривился, глаза были полузакрыты, – один чуть плотнее другого. Он смотрел на нас. Он непрерывно смотрел на нас. – Как это случилось? – спросил врач. Никто не ответил. Готтфрид смотрел на нас. Он неотрывно смотрел на нас. – Его можно оставить здесь, – сказал врач. Кестер пошевелился. – Нет, – возразил он. – Мы его заберем! – Нельзя, – сказал врач. – Мы должны позвонить в полицию. И в уголовный розыск. Надо сразу же предпринять все, чтобы найти преступника. – Преступника? – Кестер посмотрел на врача непопимающим взглядом. Потом он сказал: – Хорошо, я поеду за полицией. – Можете позвонить. Тогда они прибудут скорее. Кестер медленно покачал головой: – Нет. Я поеду. Он вышел, и я услышал, как заработал мотор «Карла». Врач подвинул мне стул: – Не хотите пока посидеть? – Благодарю, – сказал я и не сел. Яркий свет все еще падал на окровавленную грудь Готтфрида. Врач подпял лампу повыше. – Как это случилось? – спросил он снова. – Не знаю. Видимо, его приняли за другого. – Он был на фронте? – спросил врач. Я кивнул. – Видно по шрамам, – сказал он. – И по простреленной руке. Он был несколько раз ранен. – Да. Четыре раза. – Какая подлость, – сказал санитар. – Вшивые молокососы. Тогда они еще небось в пеленках лежали. Я ничего не ответил. Готтфрид смотрел на меня. Смотрел, не отрывая глаз. * * * Кестера долго не было. Он вернулся один. Врач отложил газету, которую читал. – Приехали представители полиции? – спросил он. Кестер молчал. Он не слышал слов врача. – Полиция здесь? – спросил врач еще раз. – Да, – проговорил Кестер. – Полиция. Надо позвонить, пусть приезжают. Врач посмотрел на него, но ничего не сказал и пошел к телефону. Несколько минут спустя пришли два полицейских чиновника. Они сели за стол и принялись записывать сведения о Готтфриде. Не знаю почему, но теперь, когда он был мертв, мне казалось безумием говорить, как его звали, когда он родился и где жил. Я отвечал механически и не отводил глаз от черного карандашного огрызка, который чиновник то и дело слюнявил. Второй чиновник принялся за протокол. Кестер давал ему необходимые показания. – Вы можете приблизительно сказать, как выглядел убийца? – спросил чиновник. – Нет, – ответил Кестер. – Не обратил внимания. Я мельком взглянул на него. Я вспомнил желтые краги и униформу.