Три товарища
Часть 85 из 92 Информация о книге
– Отлично, – сказал я. – А я все-таки обеспокою его разок по служебному вопросу. По вопросу о местном распорядке. Главный врач жил в маленьком домике рядом с санаторием. Он сразу же принял меня и немедленно дал разрешение. – По началу мне не думалось, что это будет так легко, – сказал я. Он засмеялся: – Ага, это вы, должно быть, нарвались на старую Рексрот? Ну, я сейчас позвоню. Я вернулся в контору. Старуха Рексрот, завидев вызывающее выражение моего лица, с достоинством удалилась. Я уладил все с секретаршей и поручил швейцару перенести мои вещи и подать в номер пару бутылок рома. Потом я пошел в ресторан к Пат. – Тебе удалось? – спросила она. – Пока еще нет, но в ближайшие дни я добьюсь. – Жаль. – Она опрокинула шахматные фигуры и встала. – Что будем делать? – спросил я – Пойдем в бар? – Мы по вечерам часто играем в карты, – сказал Антонио. – Скоро задует фен – это уже ощущается. В такое время карты – самое подходящее. – Ты играешь в карты, Пат? – удивился я. – Какие же ты знаешь игры? Подкидного дурака или пасьянс? – Покер, милый, – заявила Пат. Я рассмеялся. – Нет, право же, она умеет, – сказал Антонио. – Только она слишком отчаянная. Неимоверно блефует. – Я тоже, – возразил я. – Значит, нужно испробовать хоть разок. Мы забрались в угол и начали играть Пат неплохо разбиралась в покере. Она действительно блефовала так, что можно было только диву даваться. Час спустя Антонио показал на окно. Шел снег. Медленно, словно колеблясь, большие хлопья падали почти вертикально. – Совсем безветренно, – сказал Антонио. – Значит, будет много снега. – Где сейчас может быть Кестер? – спросила Пат. – Он уже проехал главный перевал, – ответил я. На мгновение я отчетливо увидел перед собою «Карла» и Кестера, который вел его сквозь белую, снежную ночь. И внезапно мне показалось невероятным, что я сижу здесь, что Кестер где-то в пути, что Пат рядом со мной. Она смотрела на меня со счастливой улыбкой, ее рука с картами спокойно лежала на столе. – Твой ход, Робби. Пушечный снаряд пробрался через весь зал, остановился у нашего стола и добродушно заглядывал в карты. Вероятно, его жена уже уснула, и он искал собеседника. Я положил карты, злобно посмотрел на него и таращился, пока он не ушел. – Ты не очень любезен, – весело сказала Пат. – Нет, я не хочу быть любезным, – возразил я. Потом мы еще зашли в бар и выпили пару коктейлей, а затем Пат нужно было отправляться спать. Я попрощался с ней в ресторане. Она медленно поднялась по лестнице, остановилась и оглянулась перед тем, как свернуть в коридор. Я подождал некоторое время и зашел в контору, чтобы получить ключ от своей комнаты. Маленькая секретарша улыбалась. – Семьдесят восьмой номер, – сказала она. Это было рядом с комнатой Пат. – Неужели по указанию мадмуазель Рексрот? – спросил я. – Нет. Мадмуазель Рексрот ушла в молитвенный дом, – ответила она. – Молитвенные дома и вправду иногда приносят благодать, – сказал я и быстро поднялся наверх. Мои вещи были уже распакованы. Через полчаса я постучал в боковую дверь, которая вела в соседнюю комнату. – Кто там? – крикнула Пат. – Полиция нравов, – ответил я. Ключ щелкнул, и дверь распахнулась. – Робби, ты? – пробормотала изумленная Пат. – Да, это я – победитель мадмуазель Рексрот и владелец коньяка и «порто-ронко». – Обе бутылки я вытащил из кармана своего халата. – А теперь отвечай немедленно: сколько мужчин уже здесь побывало? – Никого, кроме одной футбольной команды и одного оркестра филармонии, – смеясь, заявила Пат. – Ах, милый, теперь опять наступили прежние времена. * * * Она заснула на моем плече. Я еще долго не засыпал. В углу комнаты горела маленькая лампа. Снежные хлопья тихо ударялись в окно, и казалось, что время остановилось в этом зыбком золотисто-коричневом полумраке. В комнате было очень тепло. Изредка потрескивали трубы центрального отопления. Пат во сне пошевелилась, и одеяло, шурша, медленно соскользнуло на пол. «Ах, – думал я, – какая бронзовая мерцающая кожа! Какое чудо эти тонкие колени! И нежная тайна груди! – Я ощущал ее волосы на моем плече и губами чувствовал биение пульса в ее руке. – И ты должна умереть? Ты не можешь умереть. Ведь ты – это счастье». Осторожно я опять натянул одеяло. Пат что-то про бормотала во сне, замолкла и, не просыпаясь, медленно обняла меня за шею. XXVII Все последующие дни непрерывно шел снег. У Пат повысилась температура, и она должна была оставаться в постели. Многие в этом доме температурили. – Это из-за погоды, – говорил Антонио. – Слишком тепло, и дует фен. Настоящая погода для лихорадки. – Милый, да выйди ты прогуляться, – сказала Пат. – Ты умеешь ходить на лыжах? – Нет, где бы я мог научиться? Ведь я никогда не бывал в горах. – Антонио тебя научит. Ему это нравится, и он к тебе хорошо относится. – Мне приятнее оставаться здесь. Она приподнялась и села в постели. Ночная сорочка соскользнула с плеч. Проклятье! какими худенькими стали ее плечи! Проклятье! какой тонкой стала шея! – Робби, – сказала она. – Сделай это для меня. Мне не нравится, что ты сидишь все время здесь, у больничной постели. Вчера и позавчера; это уж больше чем слишком. – А мне нравится здесь сидеть, – ответил я. – Не имею никакого желания бродить по снегу. Она дышала громко, и я слышал неравномерный шум ее дыхания. – В этом деле у меня больше опыта, чем у тебя, – сказала она и облокотилась на подушку. – Так лучше для нас обоих. Ты сам потом в этом убедишься. – Она с трудом улыбнулась. – Сегодня после обеда или вечером ты еще сможешь достаточно здесь насидеться. Но по утрам это меня беспокоит, милый. По утрам, когда температура, всегда выглядишь ужасно. А вечером все по-другому. Я поверхностная и глупая – я не хочу быть некрасивой, когда ты на меня смотришь. – Однако, Пат… – Я поднялся. – Ладно, я выйду ненадолго с Антонио. К обеду буду опять здесь. Будем надеяться, что я не переломаю себе кости на этих досках, которые называются лыжами. – Ты скоро научишься, милый. – Ее лицо утратило выражение тревожной напряженности. – Ты очень скоро будешь чудесно ходить на лыжах. – И ты хочешь, чтобы я поскорее чудесно отсюда убрался, – сказал я и поцеловал ее. Ее руки были влажны и горячи, а губы сухи и воспалены. * * * Антонио жил на третьем этаже. Он одолжил мне пару ботинок и лыжи. Они подошли мне, так как мы были одинакового роста. Мы отправились на учебную поляну, неподалеку от деревни. По дороге Антонио испытующе поглядел на меня. – Повышение температуры вызывает беспокойство, – сказал он. – В такие дни здесь уже происходили разные необычайные вещи. – Он положил лыжи на снег и стал их закреплять. – Самое худшее, когда нужно ждать и не можешь ничего сделать. От этого можно сойти с ума. – Здоровым тоже, – ответил я. – Когда находишься тут же и не можешь ничего сделать. Он кивнул. – Некоторые из нас работают, – продолжал он. – Некоторые перечитывают целые библиотеки, а многие превращаются снова в школьников, которые стараются удрать от лечения, как раньше удирали от уроков физкультуры; случайно встретив врача, они, испуганно хихикая, прячутся в магазинах и кондитерских. Тайком курят, тайком выпивают, играют в запретные игры, сплетничают, придумывают глупые и озорные проделки – всем этим стараются спастись от пустоты. И от правды. Этакое ребяческое, легкомысленное, но, пожалуй, также героическое пренебрежение к смерти. Да что им в конце концов остается делать? «Да, – подумал я. – Ведь и нам всем в конце концов ничего другого не остается делать». – Ну что ж, попытаемся? – спросил Антонио и воткнул палки в снег. – Ладно. Он показал мне, как закреплять лыжи и как сохранять равновесие. Это было нетрудно. Я довольно часто падал, но потом стал постепенно привыкать, и дело понемногу пошло на лад. Через час мы закончили. – Хватит, – сказал Антонио. – Сегодня вечером вы еще почувствуете все свои мышцы.