Тридцать три несчастья. Том 1. Злоключения начинаются

– Когда наступит час, – произнес крюкастый ровным голосом, не обращая внимания на попытки Клауса, – Граф Олаф скорее всего отдаст тебя мне. Так что на твоем месте я бы вел себя повежливее. – Он распрямился и поднес свои крюки к самому лицу Клауса, свет от лампы падал теперь прямо на зловещие приспособления. – А сейчас извини, я пошел за двумя другими сиротками.

Он вышел, и Клаус почувствовал, как обмякло все его тело. Ему захотелось посидеть и отдышаться. Но разум не позволил ему медлить. Оставались последние минуты, чтобы побыть в библиотеке, и, возможно, последний шанс, чтобы сорвать планы Графа Олафа. Но что делать? Прислушиваясь к тихим звукам разговора крюкастого с судьей Штраус, доносившимся из сада, Клаус отчаянно шарил взглядом по полкам, ища что-нибудь полезное. Наконец, когда к двери уже приближались шаги, Клаус высмотрел одну книгу и быстро схватил ее. Едва он успел сунуть ее себе за пазуху и заправить спереди рубашку, как крюкастый вошел в библиотеку, конвоируя Вайолет и неся Солнышко, которая безуспешно пыталась кусать его крюки.

– Иду, иду, – торопливо сказал Клаус и поскорее вышел из дома, чтобы актер не успел разглядеть его как следует. Он быстро пошел впереди, надеясь, что никто не заметит у него спереди бугра под рубашкой. А вдруг книга, которую он несет тайком, спасет им жизнь?

Глава восьмая

Клаус читал всю ночь напролет. Вообще-то он любил это делать. Раньше, когда родители были живы, Клаус обычно брал с собой в постель фонарик и, закрывшись с головой, читал, пока глаза у него не слипались. Бывало, что отец, придя утром будить Клауса, заставал его крепко спящим, с фонариком в одной руке и с книгой в другой. Но этой ночью обстоятельства, разумеется, были совсем другими.

Клаус стоял у окна и при свете луны, прищурившись, читал похищенную книгу. Порой он бросал взгляд на сестер. Вайолет спала прерывистым сном, иначе говоря беспокойно металась на бугристой постели, а Солнышко забралась поглубже в свое гнездо из занавески, так что все вместе выглядело как кучка тряпья. Клаус ничего не сказал сестрам про книгу. Он не хотел подавать им ложную надежду, поскольку не был уверен, что книга поможет им выпутаться.

Книга была длинная, читалась с трудом, и Клаус все больше уставал по мере того, как ночь шла. Иногда глаза у него сами собой закрывались. Порой он ловил себя на том, что читает и перечитывает одну и ту же фразу. Читает и перечитывает. Читает и перечитывает. Но вдруг он вспоминал, как сверкали крюки у олафовского сообщника, ему представлялось, как они рвут его тело, тогда он мгновенно просыпался и читал дальше. Он нашел небольшой обрывок бумаги, разорвал его на полоски и стал закладывать важные места.

 
К тому времени как за окном чернота сделалась менее густой, предвещая скорый рассвет, Клаус знал уже все, что нужно было знать. С восходом солнца надежды его окрепли. Наконец, когда послышались первые птичьи голоса, Клаус на цыпочках прокрался к двери и тихонько приоткрыл ее, стараясь не будить беспокойно спящую Вайолет и Солнышко, скрывающуюся в ворохе тряпок. Он прошел на кухню, сел и стал ждать Графа Олафа.

Долго ему ждать не пришлось – вскоре послышалось громыхание башмаков вниз по башенной лестнице. Граф Олаф вошел в кухню и, увидев Клауса, сидящего за столом, оскалился, что в данном случае означало «улыбнулся фальшивой недружелюбной улыбкой».

– Привет, сирота, – сказал он. – Рано ты встал.

Сердце у Клауса забилось сильнее, но выглядел он хладнокровным, как будто снаружи его одевала невидимая броня.

– Я не спал всю ночь, – сказал он. – Я читал вот эту книгу. – Он выложил ее на стол. – Она называется «Матримониальное право». Из нее я узнал много интересного.

Граф Олаф достал уже бутылку вина, собираясь налить себе стаканчик перед завтраком, но, увидев книгу, отставил бутылку и сел.

– Слово «матримониальный», – продолжал Клаус, – означает «брачный».

– Без тебя знаю, что это слово значит, – прорычал Граф Олаф. – Где ты ее взял?

– Нашел в библиотеке у судьи Штраус. Но это не важно. А важно, что я разгадал ваши планы.

– Вот как? – Бровь у Графа Олафа поползла кверху. – И в чем же они состоят, недоросток ты этакий?

Клаус игнорировал оскорбление и раскрыл книгу на одной из страниц с закладкой.

– «Брачные законы здесь очень просты, – прочел он вслух. – Необходимые условия следующие: присутствие судьи, утверждение „да“ со стороны невесты и жениха и подпись невесты на договоре той рукой, которой она обычно подписывает документы». – Клаус положил книгу на стол и выставил вперед палец. – Если моя сестра скажет «да» и подпишет бумагу в присутствии судьи Штраус, она окажется в законном браке с вами. Вашу пьесу надо назвать не «Удивительная свадьба», а «Опасная свадьба». Вы не в фигуральном смысле хотите жениться на Вайолет, а в буквальном! Свадьба эта не понарошку, а самая настоящая, накладывающая законные обязательства.

Граф Олаф расхохотался грубым хриплым смехом:

– Да ведь твоя сестра еще не достигла возраста, когда выходят замуж!

– Она может выйти замуж, если получит разрешение от своего законного опекуна, действующего по родительскому праву, – возразил Клаус. – Это я тоже прочитал. Вам меня не обмануть.

– А на что мне сдалось жениться законным образом на твоей сестре? Она, безусловно, очень мила, но такому мужчине, как я, ничего не стоит заполучить сколько угодно красивых женщин.

Клаус открыл страницу, заложенную в другом месте.

– «Законный муж, – прочитал он вслух, – получает право контролировать все деньги, принадлежащие его жене». – Клаус торжествующе посмотрел на Графа Олафа: – Вы хотите жениться на моей сестре, чтобы иметь право распоряжаться бодлеровским состоянием! Во всяком случае таков был ваш план. Но когда я передам эти сведения мистеру По, спектакль не будет показан, а вас посадят в тюрьму!

Глаза Графа Олафа загорелись особым блеском, но он продолжал улыбаться. И это было удивительно. Клаус полагал, что, когда он выложит Графу Олафу свои догадки, тот придет в ярость и начнет бушевать. Ведь из-за какого-то соуса он впал в настоящее бешенство. И сейчас, когда разоблачены его замыслы, он должен был прийти в еще большее бешенство. Однако он преспокойно сидел напротив Клауса, как будто они беседовали о погоде.

– Да, выходит, ты меня вывел на чистую воду, – только и сказал Граф Олаф. – Наверное, ты прав: я отправляюсь в тюрьму, а вы все становитесь свободными. Ну, чего ж ты не бежишь к себе в комнату, не будишь сестер? Они, я думаю, с удовольствием послушают про то, как ты одержал надо мной победу и разоблачил мои козни.

Клаус вгляделся в Графа Олафа – тот продолжал ухмыляться, как будто только что отмочил удачную шутку. Отчего он не угрожал Клаусу от злости? Не рвал на себе волосы от разочарования? Не бежал за вещами, чтобы поскорее скрыться? Все шло совсем не так, как рисовал себе Клаус.

– Хорошо, я пойду и расскажу все моим сестрам, – сказал он и пошел в спальню. Вайолет еще дремала, а Солнышко по-прежнему скрывалась под складками занавески. Сперва Клаус разбудил Вайолет.

– Я всю ночь не ложился и читал, – выпалил он на одном дыхании, едва сестра открыла глаза. – Я выяснил, что задумал Граф Олаф. Ты и судья Штраус и все присутствующие будут думать, что так надо по пьесе, а он женится на тебе по-настоящему. А раз он станет твоим мужем, он будет иметь право распоряжаться деньгами наших родителей, и тогда он от нас избавится.

– Как он сможет жениться на мне по-настоящему? – прервала его Вайолет. – Ведь это просто пьеса.

– Единственное условие для заключения брака в нашем городе, – объяснил Клаус, показывая сестре «Матримониальное право» на нужной странице, – это чтобы ты сказала «да» и подписала документ в присутствии судьи – в данном случае судьи Штраус!

– Но я еще не могу выходить замуж, мне только четырнадцать!

– Девочки до восемнадцати, – Клаус перелистнул несколько страниц, – могут выходить замуж с разрешения своего законного опекуна. А это – Граф Олаф.

– Hет, я не хочу, – закричала Вайолет. – Как же нам быть?

– Мы можем показать эту книгу мистеру По, и он наконец поверит нам, что Граф Олаф замышляет недоброе. Скорее одевайся, а я разбужу Солнышко, и мы поспеем к открытию банка.

Вайолет, которая по утрам обычно с трудом вставала и двигалась, кивнула, быстро вскочила и бросилась к картонному ящику за подходящей одеждой. А Клаус подошел к комку тряпок, чтобы разбудить младшую сестру.


– Солнышко, – позвал он ласково и положил руку туда, где должна была находиться голова.

Никто не отозвался. Клаус еще раз крикнул: «Солнышко» – и сдернул верхние складки шторы. «Сол…» – начал он и замер: под верхним слоем материи не было ничего, кроме той же занавески. Он раскопал все до дна, но сестры не нашел. «Солнышко!» – завопил он, оглядывая комнату. Вайолет выронила из рук платье и тоже принялась искать. Они смотрели во всех углах, под кроватью и даже в картонном ящике – Солнышко исчезла!

– Куда она подевалась? – встревоженно произнесла Вайолет. – На нее это не похоже.

– Вот именно, куда же она подевалась? – раздался позади них голос.

Дети быстро обернулись. В дверях стоял Граф Олаф, наблюдавший за их поисками. Глаза у него блестели больше обычного, и он по-прежнему ухмылялся, как будто только что удачно пошутил.

Глава девятая

– Да, – продолжал Граф Олаф, – в самом деле, странно – вдруг исчезает ребенок. Да еще такой маленький, беспомощный.

– Где Солнышко?! – закричала Вайолет. – Что вы с ней сделали?

Граф Олаф будто не слышал и продолжал как ни в чем не бывало:

– Но опять-таки чего только не увидишь странного. Вот, например, если вы оба выйдете со мной во двор, мы все увидим кое-что не вполне обычное.

Дети, не говоря ни слова, последовали за Графом Олафом и, пройдя через весь дом, вышли в заднюю дверь. Вайолет оглядела небольшой жалкий дворик, где не бывала с тех пор, как они с Клаусом кололи дрова. Кучка наколотых ими поленьев так и лежала нетронутая, как будто Граф Олаф заставил их работать просто так, по его прихоти, а не по необходимости. Вайолет поежилась – она все еще была в ночной рубашке. Сколько она ни озиралась, она не заметила ничего необычного.

– Не туда смотрите, – фыркнул Граф Олаф. – Для детей, которые столько читают, вы на редкость несообразительны.

Вайолет повернула голову в сторону Графа Олафа, но, поскольку ей не хотелось встречаться с ним глазами, она поглядела вниз, и взгляд ее упал на его глаз, то есть глаз на щиколотке, который с самого первого дня их здешней несчастной жизни следил за бодлеровскими сиротами. Тогда она перевела взгляд вверх, вдоль тощей, неряшливо одетой фигуры, и, увидев, что Олаф указывает своей костлявой рукой куда-то вверх, задрала голову и там, в одном-единственном окошке запретной башни, сложенной из грязного камня, увидела что-то вроде птичьей клетки.

– Ох, нет, – произнес Клаус упавшим голосом. Вайолет вгляделась внимательнее. Да, это была птичья клетка, она болталась за окном башни, как флаг на ветру, а внутри клетки Вайолет разглядела маленькую испуганную Солнышко. Рот у нее был заклеен пластырем, тельце обвивала веревка. Она попалась в настоящий капкан.

– Отпустите ее! – закричала Вайолет. – Она вам ничего не сделала. Она же совсем маленькая!

– Допустим. – Граф Олаф уселся на колоду. – Если ты так хочешь, я отпущу ее. Но даже такая тупица, как ты, должна, я думаю, понимать, что, если я отвяжу клетку и отпущу ее, вернее, велю моему помощнику отвязать ее, – бедняжка может не перенести падения с такой высоты. Все-таки до земли тридцать футов, а это чересчур для такого маленького существа, даже если оно внутри клетки. Но раз вы настаиваете…

– Нет! – закричал Клаус. – Не надо!

Вайолет посмотрела в глаза Графу Олафу, потом на жалкий, туго перетянутый пакетик, который был ее сестрой и медленно раскачивался наверху, колеблемый легким ветром. Она представила себе, как Солнышко падает с башни и ударяется о землю, представила ее последние минуты, полные сплошного ужаса, и, чувствуя, как глаза ее наполняются слезами, сказала:

– Пожалуйста. Она совсем крошка. Мы на все, на все согласны, только не причиняйте ей вреда.

– На все? – переспросил Граф Олаф, подняв бровь. Он нагнулся вперед, сверля Вайолет взглядом. – На все? Например, ты согласишься выйти за меня замуж на завтрашнем спектакле?

Вайолет посмотрела на него в упор, и в внутри у нее екнуло. У нее возникло ощущение, будто это она летит сейчас с большой высоты. Самое пугающее в Графе Олафе было то, подумалось ей, что он все-таки очень хитер. Что он не просто отвратительный пьяница, а хитрый, отвратительный пьяница.

– Пока ты там читал книжку да предъявлял мне обвинения, – сказал Граф Олаф, – я велел моему самому ловкому и самому пронырливому из помощников проскользнуть в вашу спальню и выкрасть Солнышко. Пока она в полной безопасности. Теперь она моя палка для упрямого осла.

– Почему это она палка? – запротестовал Клаус.

– Упрямый осел, – разъяснил Граф Олаф, – не желает идти туда, куда его посылает хозяин. Вот так, дети, и вы – упрямо стараетесь сорвать мои планы. Любой владелец домашней скотины скажет, что осла можно заставить двигаться в нужном направлении, только если держать морковку перед ним и палку позади. Он пойдет вперед, потому что хочет в награду получить морковку и в то же время уйти от палки, он не хочет, чтобы его больно наказали. Вы тоже будете делать то, что я велю, чтобы в наказание не потерять сестру и в то же время получить награду – не испытать такого потрясения. Итак, Вайолет, спрашиваю еще раз: выйдешь ты за меня замуж?

Вайолет судорожно вздохнула и опустила глаза вниз, на татуировку. У нее не хватало духу ответить ему.

– Ну же, – сказал Граф Олаф с фальшивой, иначе говоря притворной, ласковостью. Он погладил Вайолет по голове. – Неужели так ужасно быть моей женой? Жить всю жизнь в моем доме? Ты так мила, после свадьбы я не стану с тобой разделываться, как с твоими братом и сестрой.

Вайолет представила себе, как спит рядом с Графом Олафом и, просыпаясь, каждое утро видит перед собой этого страшного человека. Она представила, как целый день бродит по дому, избегая его, как готовит обеды для его гадких вечерних гостей, может быть даже ежевечерних, – и так всю жизнь. Но она посмотрела вверх на свою беспомощную сестру и поняла, каков будет ее ответ.

– Если вы отпустите Солнышко, я выйду за вас замуж.

– Я отпущу, – ответил Граф Олаф, – но после завтрашнего спектакля. А пока она, для верности, останется в башне. И предупреждаю: мои помощники будут караулить дверь, за которой лестница ведет в башню, а то вы, чего доброго, еще что-нибудь придумаете.

– Вы чудовище! – выпалил Клаус.

Граф Олаф улыбнулся:

– Может, и чудовище, но зато я сумел изобрести способ обезопасить себя и прибрать к рукам ваше наследство, а у вас ничего не вышло. – И он двинулся к дому. – Помните, сироты, – добавил он, – хоть вы и прочитали больше книг, чем я, вам это не помогло одержать надо мной верх. А ну-ка отдай мне книжку, из которой ты почерпнул свои грандиозные познания. А теперь иди делай свои задания.

Клаус вздохнул, с большой неохотой отдал книгу Графу Олафу и пошел было вслед за ним, но Вайолет застыла на месте, как статуя. Последних олафовских высказываний она не слушала, зная, что они будут полны обычных самовосхвалений и презренных оскорблений. Она уставилась на башню, но не на самый верх, где покачивалась клетка с Солнышком, а вообще на башню. Оглянувшись, Клаус заметил кое-что, чего довольно давно не видал. Те, кто познакомился с Вайолет недавно, не заметили бы ничего особенного, но те, кто знал ее хорошо, догадались бы – раз она подвязала волосы лентой, чтобы волосы не лезли в глаза, значит рычажки и колесики в ее изобретательском мозгу жужжат и стрекочут вовсю.

Глава десятая

– Как приятно, что ты решила к нам присоединиться, – приторным голосом произнес крюкастый.

Вайолет хотела сразу же скользнуть по веревке вниз, но помощник Графа Олафа оказался проворнее. Он мгновенно втащил ее в комнату и резким движением швырнул вниз спасательное устройство. Металлическая кошка со звоном ударилась о землю. Вайолет тоже попалась в капкан.

– Я рад, что ты тут, – повторил крюкастый. – Я как раз очень соскучился по твоей хорошенькой мордашке. Садись сюда.

– Что вы собираетесь со мной делать? – спросила Вайолет.