Трущобы Севен-Дайлз
Часть 2 из 14 Информация о книге
– Зачем ему было это делать? – Откуда мне знать, – резко ответил Питт. – А что делала она посреди ночи в саду? Ведь это полная бессмыслица! – Позволю себе не согласиться, – с жаром возразил Талбот и, подавшись вперед, уперся локтями в стол. – Он служил в армии в Египте, а точнее, в Александрии, откуда она родом. Кто знает, что творится в головах у тамошних женщин? Они ведь совсем не как англичанки. К тому же она заметно повысила свое положение. Теперь она любовница министра, члена парламента от Манчестера, где в настоящее время происходят беспорядки на тамошних ткацких фабриках. Зачем ей какой-то бывший солдат, который занимает самую нижнюю ступеньку дипломатической лестницы? Я бы предположил, что он не желал слышать ее отказ, она же не хотела, чтобы он мешал ее новому роману и расстраивал мистера Райерсона баснями о ее прошлом. – У вас имеются какие-то доказательства? – спросил Питт. Он был зол и хотел доказать, что Талбот предвзят и неточен. С другой стороны, он не сказал бы, что Талбот ему неприятен. Более того, он по-своему ему сочувствовал. Да, бедняге не позавидуешь. Ему поручено дело, расследуя которое невозможно одновременно угодить начальству и сохранить хотя бы подобие чести. Как не сможет он сохранить и доверие к себе своих подчиненных, с которыми ему потом еще предстоит работать не один месяц, а может, и год. Но что сделал бы он сам в таких обстоятельствах? Если честно, он не знал. Наверно, он также был бы зол, метался бы в поисках ответов, а его мысли забегали бы вперед фактов. – Разумеется, никаких! – ответил Талбот. – Но я готов поставить фунт против пенни, что, если только Особая служба или кто-то другой не встрянет и не помешает мне, эти доказательства будут в моих руках через день или два! Это преступление было совершено всего четыре часа назад! Питт знал, что несправедлив к Талботу. – А как вы опознали его? – спросил он. – У него были визитки, – просто ответил Талбот и сел прямо. – Она собиралась избавиться от тела. Она даже не потрудилась выбросить их. – Это она так сказала? – Ради бога! – взорвался Талбот. – Ее поймали в саду с тачкой, в которой лежал труп! Что еще она собиралась сделать с ним? Отвезти его к врачу? Но ведь он уже был мертв. Она не стала звать полицию, как наверняка поступила бы, будь она невиновна. Нет, она взяла садовую тачку, взвалила на нее тело и повезла прочь. – Куда именно? – спросил Питт, пытаясь представить, что творилось в голове у той женщины помимо истерики. Талбот слегка озадаченно посмотрел на него. – Она не говорит, – ответил он. Питт вопросительно выгнул брови. – А мистер Райерсон? – Я не спрашивал! – огрызнулся Талбот. – И я не хочу знать! Его там не было, когда полиция прибыла туда. Появился спустя несколько минут. – Что? – не поверил собственным ушам Питт. Талбот покраснел до корней волос. – Он появился спустя несколько минут, – повторил он. – То есть он просто случайно в три утра проезжал мимо, увидел, как констебль светит фонариком на женщину и труп в тачке, и решил зайти узнать, в чем дело, и предложить свою помощь? – Питт вложил в эти слова весь свой сарказм. – Надеюсь, он прибыл в карете и вошел в дом с улицы? Или же он выбежал из дома в ночной рубашке? – Нет, конечно! – раздраженно воскликнул Талбот. Его худое лицо было пунцовым. – Он был полностью одет и вошел со стороны улицы. – Где его, вне всякого сомнения, ждала карета? – уточнил Питт. – Он сказал, что взял извозчика, – ответил Талбот. – Намереваясь нанести визит даме. А приехав, обнаружил, что она к нему не готова, – съязвил Питт. – И вы ему поверили? – А что еще мне оставалось? – Талбот впервые повысил голос. Его самообладание уже начинало трещать по швам, уступая место отчаянию. – Это глупо, я прекрасно это понимаю! Разумеется, он там был. Более того, выходил из конюшен, куда ушел, смею предположить, чтобы запрячь лошадь в карету, или что там у нее стоит, чтобы увезти тело и где-нибудь его выбросить. Отсюда рукой подать до Гайд-парка. Этого было достаточно. Разумеется, оно было бы обнаружено, зато никто не увидел бы никакой связи ни с ней, ни с ним. Но мы прибыли туда слишком рано. Мы не видели их вместе, и она ничего не говорит. – И вы не спросили его, потому что сами не хотите этого знать, – закончил за него Питт. – Что-то в этом роде, – с несчастным видом признался Талбот. – Но если вам этого хочется, что ж, тогда Особой службе все карты в руки. Берите это дело себе! Целиком! Давайте, допросите его. Он живет на Полтон-Сквер в Челси. Номер дома мне неизвестен, но вы можете спросить. Вряд ли там живет много министров. – Сначала я поговорю с египтянкой. Как ее имя? – Аеша Захари, – ответил Талбот. – Но в данный момент вы не можете ее видеть. Я получил такой приказ сверху, и будь вы хоть трижды из Особой службы, я вас к ней не допущу. Она не стала бросать тень подозрения на мистера Райерсона, так что вам тут делать нечего. Если ее посольство сочтет нужным вмешаться, что делать с ней – это прерогатива Министерства иностранных дел, или лорд-канцлера, или кто там решает такие вопросы. Но пока они этого не сделали. В данный момент она обыкновенная женщина, арестованная за убийство бывшего любовника, и у нас нет никаких оснований сомневаться в этом. Вот так обстоят дела, сэр, и пока я возглавляю это расследование, так оно и останется. Если вы считаете иначе, то ведите свое собственное где-то в другом месте, но только не здесь. Питт сунул руки в карманы брюк. Пальцы тотчас нащупали в одном обрывок бечевки, с полдюжины монет, конфету в обертке, два затвердевших комка воска, перочинный нож и три булавки. В другом была записная книжка, огрызок карандаша и два носовых платка. Не много ли всякой всячины, машинально подумал Питт. Талбот в упор смотрел на него. Питт впервые заметил, что его собеседник напуган. И у него имелись на то причины. Ошибись он, будь то в отношении Райерсона или же самого себя, причем не столько в отношении фактов, сколько следующих из них выводов, как на его карьере можно поставить крест. Всю вину за ошибки других – возможно, сильных мира сего, которым есть что терять, – взвалят на него. – То есть мистер Райерсон сейчас дома? – уточнил Питт. – Насколько мне известно, да, – ответил Талбот. – Здесь его точно нет. Мы спросили его, может ли он нам помочь, и он ответил, что нет. Также сказал, что мисс Захари невиновна. Мол, он не верит, что она способна кого-то убить, если только этот человек первым не покусился на ее жизнь, но в таком случае это нельзя считать убийством, – Талбот пожал плечами. – Я мог бы записать все это, даже его не спрашивая. Единственное, что он может сделать, сказал он – мол, ему ничего не известно, потому что он только что приехал сюда, – это защитить ее честь. И все. Приличные мужчины не называют женщину шлюхой, даже если она таковой является, и мы все прекрасно это знаем. Он заявил, что она бы никого не убила, не имей она на то причины. С другой стороны, он не сказал, имелась ли та у нее. Назови он такую причину, со стороны могло бы показаться, что он предает ее, что его любовница – а мы доподлинно знаем, она ею была – потенциальная убийца и ему это известно. Как я уже сказал, она не отрицает, что пистолет принадлежит ей. Мы на всякий случай спросили у лакея, и он это подтвердил. Более того, он его чистил, смазывал и так далее. – А зачем ей понадобился пистолет? Талбот развел руками. – Кто его знает! Главное, что он у нее был. Послушайте, сэр, констебль Блэк обнаружил ее в саду с трупом ее бывшего возлюбленного, засунутым в тачку. Чего еще вы от нас хотите? – Ничего, – согласился Питт. – Огромное спасибо вам за ваше терпение, инспектор Талбот. Если станет известно что-то еще, я вернусь. – Он выждал мгновение и улыбнулся. – Удачи вам. Талбот закатил глаза, однако выражение его лица слегка смягчилось. – И вам спасибо, – сказал он с легкой ноткой сарказма. – Хотелось бы поскорее спихнуть с себя это расследование. Питт улыбнулся и, с облегчением вздохнув, направился к двери. Пусть бедняга Талбот занимается домашней трагедией, даже если к ней причастен член кабинета министров. Тем не менее, решил Питт, прежде чем вернуться и доложить Наррэуэю, ему стоит пройти мимо Иден-Лодж и взглянуть, что представляет собой место преступления. До Коннат-Сквер было минут десять ходьбы. Утро солнечное, так почему бы не совместить приятное с полезным. Улицы постепенно заполнялись людьми, в прохладном воздухе звонко цокали копыта лошадей. На дорожке, ведущей к одному большому дому, горничная лет четырнадцати энергично выбивала красно-синий ковер, поднимая в пронизанный солнцем воздух облако серой пыли. Интересно, она делала это, движимая приливом молодых сил, или же ковер заменял ей кого-то, кто был ей ненавистен? Питт перешел дорогу. Булыжник все еще блестел каплями росы. Питт бросил пенни одному из мальчишек, которые по мере надобности убирали с проезжей части конский навоз. Мальчонка был слишком мал, чтобы вообще делать какую-то работу. Кепка была ему на пару размеров велика и наехала на уши. – Спасибо, мистер, – с довольной улыбкой крикнул мальчонка, облокотившись на ручку метлы. Иден-Лодж оказался внушительным особняком. Его фасад выходил на Коннат-Сквер, а дальше, за конюшнями, открывался вид на кладбище Сент-Джордж. Интересно, подумал Питт, мисс Захари была владелицей особняка или же снимала его? И если да, то у кого? Или же она и Райерсон даже не пытались скрывать свою связь и особняк принадлежит самому Райерсону? Но сейчас важнее другое: то, что полиция застукала мисс Захари в саду с тачкой, в которой лежал труп. Для этого необходимо пройти небольшое расстояние до конца и завернуть за угол. Рядом с конюшней дежурил констебль. Питт представился. Полицейский тотчас разрешил ему пройти в ворота рядом с конюшнями в пышный, по-утреннему влажный сад. Он старался идти по дорожке, хотя что касается улик, вряд ли он мог здесь что-то испортить или уничтожить. Справа виднелись небольшие пятна крови. По всей видимости, здесь стояла мисс Захари, толкавшая тачку. А чуть дальше – уже запекшаяся большая темная лужа. Труп наверняка лежал поперек тачки: голова свисала с этой стороны, ноги – с другой. Питт наклонился и пристальнее рассмотрел землю. Колесо тачки оставило в рыхлой почве колею глубиной примерно в дюйм, что однозначно свидетельствовало о весе груза. Колея была глубокой на протяжении почти трех ярдов, после чего начинались следы пустой тачки – ее явно прикатили, развернули и нагрузили. Питт выпрямился и прошел еще несколько ярдов. На дорожке виднелись нечеткие отпечатки ног, но сколько их было, сказать невозможно, не говоря уже о том, кому они принадлежали – мужчине, женщине или обоим. По земле были разбросаны опавшие листья, ветки и кое-где небольшие камешки. Не удивительно, что следы такие нечеткие и смазанные. Тем не менее, приглядевшись пристальнее, Питт разглядел рыжеватый след крови. Похоже, Ловат упал именно здесь. Он огляделся по сторонам. Он углубился в сад ярдов на пять и теперь стоял между кустами лавра и рододендрона посреди кружевной тени высоких берез. Это место было невозможно увидеть от конюшен и, похоже, с улицы, так как оно было скрыто самим домом. В данный момент он стоял в пяти ярдах от каменной стены, скрывавшей черный вход в кухню и задний двор. Впереди, по ту сторону газона, по краям которого тянулись цветочные клумбы, виднелась французская дверь в главную часть дома. Какого черта делал здесь Эдвин Ловат? Вряд ли он прибыл со стороны конюшни, намереваясь войти в дом с этой стороны, – если только по предварительной договоренности. В таком случае мисс Захари могла ждать его в этих самых французских дверях. Если она не хотела его видеть, гораздо проще было не открыть ему дверь. Слуги могли не впустить его, а при необходимости даже выбросить вон. Если Ловат приехал к ней, напрашивался малоприятный вывод, что она заманила его сюда намеренно, с целью убить, ибо вышла в сад с заряженным пистолетом. Или же, наоборот, он уезжал от нее после того, как они поссорились, и она увязалась за ним следом, опять-таки с заряженным пистолетом в руке. И когда на самом деле сюда приехал Райерсон? До стрельбы или уже после? Она погрузила мертвое тело на тачку сама? Было бы любопытно сравнить рост и вес Ловата с ее ростом и весом. Если она сама подняла его, значит, на ее белом платье должны остаться следы крови и, возможно, земли. Надо будет задать эти вопросы Талботу или же констеблю, который первым прибыл на место убийства. Он повернулся и зашагал в ворота назад к конюшням. Констебль по-прежнему стоял там, от скуки переминаясь с ноги на ногу. Услышав щелчок защелки, он обернулся. – Скажите, вы дежурили здесь прошлой ночью? – спросил Питт. Судя по его усталому виду, констебль простоял здесь уже не один час. – Да, сэр. – Вы присутствовали при аресте мисс Захари? – Да, сэр. – Питт уловил в голосе констебля толику интереса. – Вы не могли бы описать ее мне? Констебль на миг растерялся, а затем задумчиво нахмурил брови. – Довольно высокая, сэр, и очень тонкая и стройная. И сразу видно, что иностранка. Она двигалась так… грациозно, грациозней, чем большинство наших женщин. Нет, я не хочу сказать, что они… – Не стесняйтесь, констебль, – перебил его Питт. – Мне нужна честность, а не такт. А убитый мужчина? Он был крепкий, высокого роста? – Выше, чем многие, и широкий в груди. Вообще-то трудно сказать, какого он роста, потому что я не видел его стоящим на ногах, но сдается мне, что он выше меня, хотя и не такой высокий, как вы. – Его уже увезли в морг? – Да, сэр. – И сколько человек несли его? – Двое, сэр. – Лицо констебля озарилось пониманием. – Вы считаете, что она сама не могла положить его в тачку? – Именно так. – Питт поджал губы. – Но думается мне, нам не стоит озвучивать это мнение в присутствии остальных, по крайней мере пока. Насколько мне известно, она была в белом платье. Это так? – Да, сэр. Очень узкое, не такое, какие обычно носят большинство дам, по крайней мере, я на них таких не видел. Очень красивое. – Он даже слегка покраснел, явно устыдившись своих слов. Где это видано, чтобы убийцу называли красивой, тем более иностранку. – Я бы сказал, более естественное, – продолжил он. – Никаких… – он положил одну руку на плечо. – Никаких пышных рукавов. Такое гладкое, сшитое по фигуре. Питт с трудом сдержал улыбку. – Понятно. И оно было забрызгано грязью или кровью, это белое платье? – Немного грязи или скорее налипших листьев, – подтвердил констебль. – Где? – Вокруг колен, сэр. Как будто она стояла на коленях на земле.