Тупо в синем и в кедах

* * *


Я часто слышу, как то, что называют жизнью, вдруг со страшным ржавым скрипом разворачивает мой корабль к другим берегам. Ну и замечательно, я думаю. Это же интересно – увидеть другие берега, других людей, другие события, другое время. Но сейчас, на протяжении недели, с тех пор, как я пришла в эту школу, я слышу только еле слышный ноющий подвывающий звук, как будто мой парусник прилагает все усилия, но никак не может сдвинуться с места, никак не может дать полный ход, в машинном отделении никак не заведется мотор, а паруса повисли, потому что ветра нет, полный штиль. И я иногда, особенно когда мы читаем параграфы по абзацам вслух или конспектируем их же в свои тетради, а потом сдаем на проверку, я как-то недоумеваю: что я тут делаю?! Что я делаю тут? В ушах у меня шумит и колотит внутри барабан так, что больно ребрам. И мне хочется встать и сказать…

Ну позавчера я встала. На физике. Ничего не сказала. Просто ушла. Правда, вслед мне: «Куда? Как тебя…» Ему подсказали. «Бернадская, куда?» – он крикнул. Я буркнула через плечо: «Мне надо». И ушла. Конечно, выглядело это так, как будто я вообразила, что мне все можно. Именно так подумали одноклассники и вдруг… зауважали. Нормально? То есть утром Вика и Рена подошли ко мне, когда я вошла в класс. Знакомиться. Это был мой пятый день в школе. Ну познакомились, нормально все. Но я же ушла не потому, что мне все дозволено или хочу добиться внимания одноклассников. Я ушла потому, что уважаю и ценю свое время. И себя. Вот это я пыталась объяснить вип-группе нашего класса, мальчикам, девочкам и примкнувшему Хэттеру. О чем они там потом шептались, я не знаю, но вечером родителям позвонила классная и сказала, что если ваша дочь уважает себя, то пусть хоть немного уважает и учителя, и его труд, и больше не покидает класс без разрешения.

Какой труд? Чей труд? Дали бы повод, я бы так зауважала, ого! Я Ирочку, Оксаночку, Зину Иванивну обожаю, Пауля Францевича и Полину боготворю, даже Гору зауважала, она как-то без увлечения и особой любви, но честно делает свою работу. И справедливая. А за что мне уважать физика? За то, что, как мне кажется, могу параграф объяснить лучше, чем он?

Мне кажется, что наша классная назначена к нам вахтером или охранником. Она ничего другого не делает, только отмечает отсутствующих и следит, чтобы никто не ушел из школы раньше времени. Может, в этом и заключается ее работа?

С того самого дня я стала различать девочек. Стала узнавать мальчиков и уже пару раз разговаривала с Хэттером. На мой взгляд, он классный пацан. Потому что он читал «Сто лет одиночества» Маркеса. И мы перебрасываемся с ним цитатами оттуда, к удивлению одноклассников, которые его не понимают, а я понимаю. У нас с Хэттером сложились приятельские отношения и свой общий язык. Я принесла ему Сэлинджера почитать.



#spring #весна



Первые признаки весны – когда за окном вдруг распевается горлица:

– Кх-кх, умг-кху! Умг-гу-у-у! Гу-ум-мгу-у-у! Гум-мгу-у!

И ей вторит кавалер, мол, да-да, скоро весна, скоро-скоро. Дожили. Перезимовали. А Полина говорит, что первые признаки весны – когда ее кот, подперев лапой толстые щеки, садится на подоконник, тупит в окно в задумчивости, потом, точно как горлица, пробует голос, сначала тихо, хрипло, а потом принимается орать во все горло:

Пе-эснь моя-а-а лети-хит с мольбо-о-ою

Ти-хи-хо в ча-ас ночно-о-ой.

В ро-хощу ле-о-огкою стопо-о-ою

Ты-и-и приди-хи, друг мо-о-ой.





Ну и правда, как прибегают под окна к Полине соперники ее кота! И все распеваются и поют про рощу.

И какое уж там «тихо в час ночной».

Ну и откликнется какая-нибудь киса. И будет разочарована. Даже если и выпустит Полина своего кота во двор, чего вообще не может случиться, потому что кот домашний и на улице никогда не был. И будет он, бедный, неистовствовать, скандалить, орать, кататься на ручке кухонной двери:

– Все кошки мира к моим стопам пусть припадут! Да, Полина Игоревна, да? – он всегда покричит-покричит, а потом бежит к Полине и заглядывает в лицо, правильно ли он все делает.

Агнешка говорит, между нами, что человеческие мужчины с необоснованными амбициями вот так примерно себя и ведут: горланят, бушуют и даже катаются на ручке двери…

Обожаю, когда они обе сидят у Агнии в комнате, чтобы свечечка, пасьянс, разговоры. Полина – о поэзии, о загадках планеты, о новых книгах. Агния – о море, о любви, о тайных обществах, о спиритизме…

При моем росте я делаюсь маленькая-маленькая и стараюсь слиться со стеной, замираю и дышу тихо-тихо, чтобы они меня не выгнали.

Чудные девочки они, Агния и Полина. Выгоняют меня, когда говорят обо мне. Ах, так?

Агнешка, а ты знаешь, что Полина вдруг зачастила к косметологу?!



#school



С уроков физкультуры уходить нельзя. Надо переодеваться в раздевалке и с моим ростом, скрючившись, сидеть на лавочке в спортзале. Читать нельзя. Нужно смотреть, как идет урок. Участвовать пассивно. Оказывается, три года тому назад погибла девочка из этого класса. На уроке физкультуры. Во время кросса. Просто у всех на глазах. Сказала, что ей плохо. Села на лавочку. Ее обливали водой. Стало лучше. Отправили на урок. Вызвали маму. Девочка пошла навстречу маме и упала ей на руки. Учителя физкультуры уволили. Потому что девочка не сдала справку о состоянии здоровья, а он не потребовал. С тех пор со всех собирают справки и никого никуда не отпускают с урока. В спортзал часто заглядывает школьный врач. Дима говорит, что раньше такого не было: бегали все, здоровые, потные… Дети сейчас слабенькие. И что надо закалять Мистера Гослина. И не кутайте его так!

Вчера получила задание. Дима заглянул ко мне в комнату. Позвал чай пить и разговаривать. А я ответила, что домашнее задание делаю. По какому предмету, спросил Дима. По физкультуре, я ответила, что реферат пишу. Да ладно, возмутился Дима, и на какую тему? «Роль ЗОЖ, здорового образа жизни, в воспитании подрастающего поколения». Потом оказалось, что я накатала учителю физры, который заочно оканчивает универ, курсовую работу. Он признался. Молодой парень. К учительницам младших классов клеится.





* * *


А в воскресенье ночью в школе случился пожар. Пожарные установили, что очаг возгорания (это нам уже на общешкольной линейке говорили) находился в лаборантской химкабинета. Ух как зажужжали старшеклассники. У девятых классов в пятницу планировались городские контрольные работы. А если точней, то у девятого «А», у них углубленное изучение естественных наук, биологии и химии, как у нас – английского. Красавица Вика пропела тихо своим нежным голоском:

– Кане-е-ешн, Синдерелла так курит, что, когда меня посылают за журналом в лаборантскую химкабинета, у меня волосы потом до вечера пахнут. Damn!


– Эх, кто-то позаботился об одноклассниках, – прошептала Рена.

Я спросила Вику, правда ли, что могли поджечь?! Вот так вот запросто ляпнуть, а гори она, эта школа, да и поджечь?

– Ага, – Вика ответила, – есть такая услуга. Я тебе человечка скажу, если тебе надо будет, только бесплатно он ничего не делает.

Я посмотрела вокруг. Хэттера нигде не было. Он сегодня вообще в школу не пришел. Представляю, как возбудилась классная. Сейчас побежит трезвонить его родителям, ябедничать и подозревать. В школе полиция и пожарная инспекция. Со специальными чемоданчиками. В перчатках резиновых. С фотокамерами. Ходят из класса в класс, опрашивают старшеклассников, вызывают к директору подозреваемых. На перемене Тимофей, глядя, как всем классом уводят куда-то девятый «А», комментирует: «Ищут пожарные, ищет милиция, ищут фотографы в нашей столице, ищут давно, но не могут найти парня какого-то лет… – И хором с Викой и Реной: – …семнадцати». И все ржут. О чем они? О ком они? Мне жаль Гору. У нее ужасные неприятности. Вплоть до увольнения. Мне ее очень жаль, и я не знаю, чем ей помочь. Я набралась смелости, подошла к ней и спросила, как меня учили давно, в прошлой жизни, в детстве: «Я могу вам помочь?» А у нее глаза бегают, щеки красные, руки в саже, голос срывается, вцепилась мне когтями в плечо, говорит:

– Можешь! Узнай, кто это сделал.

Меня затошнило.



#write_and_forget #напиши_и_забудь



Одна медсестра была в блоке, где я лежала, очень ответственная, знающая, дисциплинированная, но толстокожая, как животное медоед. Обязательно напишу про медоеда как-нибудь. Он замечательный, изобретательный и ужасный одновременно. Такой обаятельный преступник с отрицательной харизмой, как говорит Хэттер. Вот такая эта была медсестра. И крикливая, как касатка. Звук голоса раздвоенный, как будто шип, расщепленный на конце. И булькающий где-то на границе крика и тишины. Есть такой кит касатка, ужасно орет, как будто у него сотни голосовых связок. Она приходила всегда такая бодрая, свежая и спрашивала: «Ну как у вас дела?» И непосвященные ей признавались, мол, да вроде ничего, но температура повышенная или аппетита совсем нет, или обычная слабость, ну или еще что-то такое незначительное и не самое страшное, что с нами могло случиться… Ее, эту медсестру, так это взбадривало, она вскидывалась, как курица, и давай торжествующе квохтать: «О-о-о! Это опа-а-асно! Это не просто так, это надо…» – пугала, пугала, пока больные на ее глазах не впадали в панику. И у них температура подымалась еще выше, давление падало, сердце выскакивало от страха, начинало тошнить, да что ж это теперь будет. С одной стороны, она демонстрировала, как она ловко соображает, и кто тут вообще главный, и что вы все никто, и без нее в этом блоке никто ни в чем не разберется, а с другой стороны, она торжествовала, что имеет перед всеми нами, полудохлыми существами, преимущество, мол, вот она какая специалистка, крепкая, уверенная, румяная. А уж если делала укол или ставила капельницу, не сметь спрашивать, что это и зачем. Она из-за локтя смотрела уныло и спрашивала: «А вы что, врач?» Или, если была в хорошем настроении, говорила: «То, что прописали, то и колю». И только наша Кузя, маленькая, со стремительным острым животом, где ждал своего часа наш Мистер Гослин, однажды встала со стула, на котором все время сидела рядом со мной, и проговорила тихо-тихо, медленно-медленно, четко-четко:

– Анастасия! Прекратите, Анастасия. Вы, конечно, специалист высокого класса. Мы все – и больные, и их родители – уже давно поняли, кто у нас тут главный, а кто бесправный и голоса не имеет, – но вас, Анастасия, на километр нельзя подпускать к больным, потому что главное тут – жалость, милосердие, сочувствие, а не ваши так называемые энциклопедические знания, ваша уверенность и, простите, ваше вежливое хамство. Вам даже крокодила нельзя доверить с насморком. Потому что и крокодила жаль. Вы абсолютно бестактны, Анастасия!

Ну и правда. Робот, а не человек. Однажды она вытащила из холодильника мой препарат и, не дожидаясь, пока он согреется, поставила мне капельницу. Меня затрясло, заколотило, казалось, что моя кровь стала колючей, что с каждой каплей в вену я леденею и вот-вот придет момент, что я не смогу двигаться, что осколок зеркала злого тролля вот-вот подойдет к сердцу, я буду холодной, бессердечной, равнодушной, как Кай у Снежной королевы, как медсестра Анастасия, и даже не смогу двигаться, чтобы сложить из ледышек слово «вечность».

Именно такое вот холодное покалывание в спине, в затылке я ощутила, когда Гора попросила, да нет, потребовала, чтобы я назвала имя человека, который поджег ее кабинет. И что мне теперь делать, спросила я Кузю, весь класс знает, кто это сделал. Да и я догадываюсь, кто… Но есть же white lie, ложь во спасение. Во спасение этого человека. Кузя сказала, чтобы я успокоилась, что есть презумпция невиновности. А Полина добавила, что институт доносов еще не навсегда искоренен в нашей стране, потому что корни сорняка всегда очень цепкие и живучие. Поэтому некоторые считают донос на кого-то чуть ли не подвигом и свой опыт передают по наследству, а иногда и с молоком матери. И Кузя сказала, что, в конце концов, почему-то другим учителям не подожгли лаборантские и кабинеты… И что выяснить все поможет случай. Вон никому же не приходит в голову поджечь лабораторию Пауля Францевича. Так что мое дело учиться, дело Горы – учить.

Включи дурочку, – учила меня Кузя плохому, – и говори «не знаю».

Дима и Агния согласились. Полина кивнула, как бы тоже по умолчанию согласилась. Такое у нас семье единство воспитания.



#my_school



Мне очень не хочется писать о школе. На уроках – стыдно просто говорить – в основном песочный шорох. Хорошо хоть каждый день английский с Ирочкой. Но если вдруг ее нет по каким-то причинам и к нам приходит другая, это жесть. Мы тупо читаем текст по очереди или делаем упражнения из местного неинтересного унылого учебника. Биологичка вчера вдруг – «ахалтекийцы». Я подумала, что ослышалась, и переспросила, а не надо было. Теперь это слово написано на доске для глухих и особо талантливых, как объявила биологичка, и весь класс заржал. «Ахалтекийцы» – крупными печатными буквами. Дома я проверила. Ну конечно, «ахалтекинцы». И подумала, что вряд ли те, кто ржал, проверили тоже. Но поздно вечером получила эсэмэс от Хэттера. Он написал: «по ходу, ахалтекинцы. сорян, бернадская». Я ответила «а “сорян” это что?» – «ты с какой планеты, бернадская? сорян – это покорнейше прошу простить, сударыня. lol». Ну про lol я уже знаю, это что-то вроде смайлика. Означает «laughing out loud». Или просто «lots of laughs». Типа капец как смешно.





* * *


Лали очень переживает, что меня троллят в моем новом классе, что надо мной могут смеяться исподтишка. Но нет, на самом деле. Скорей, все равнодушны. Меня это устраивает. Только иногда, когда я силюсь отвечать на уроке, или когда у меня единственной окажется правильно сделанная задача по алгебре или еще что-то, тогда вдруг меня начинают разглядывать с видом: ой, кто это тут? Оказывается, кто-то тут есть? Но я стараюсь вести себя тихо и не высовываться. Маша и Владка говорят, что самое страшное – попасть на язык.



#семейка #it’s_my_family



Моя семья особенная… Miss Pauline, правда? Одним сочинением я не обойдусь. Так что домашнее задание – серия сочинений «Это наша семья».

Ну вот, например, Кузя. Наша героическая Кузя практически не имеет недостатков. Так считает Дима. Так считаем мы все. И мои новые подруги так думают. Они полюбили Кузю с первого взгляда, с ее первого слова. А когда узнали, что это она пишет тексты про женскую сексуальность, про как поймать в сети мужчину, какими духами пользоваться, как правильно носить чулки и правильно ухаживать за своим лицом, Кузя стала для них гуру в области обольщения и косметики. А Кузя такая юная и тощенькая, с хвостиком на затылке, выглядит как школьница, так что ее сложно называть Ксения Олеговна. И тетя Ксения – тоже смешно. Княжне Лали легче. Она зовет Кузю по-грузински традиционно: калбатони Ксения. А Маша, Лена и Владка поначалу звали Кузю «Эммм, слышьте, эммм?» – даже «Слышьте-слышьте, эммм?», пока Мистер Гослин не стал называть маму «Флыфти-флыфти», тогда Кузя им сказала: не учите ребенка плохому, зовите меня Ксенией, да и все. И девочки стали звать Кузеньку не Ксенией, а Ксюшей. Сразу.

Так вот, наша Кузя. Дима ее страшно любит. Когда она борется с нашим старым компьютером, возится и ворчит, когда она сосредоточенно колотит по клавишам, приговаривая концы придуманных фраз, Дима может просто сидеть, подперев щеку, смотреть на нее и любоваться. И у него становится лицо такое детское, трогательное и беззащитное. Ну кино, а не родители! Только у Кузи есть один недостаток. Она ложится в постель с холодными ногами и греет их о Диму. Димы много, и он горячий. Когда мы с Мистером Гослином слышим Димин визг из спальни, Мистер Гослин авторитетно заявляет: «Куфя нофки греет». Дима однажды разорился и купил Кузе электрическое одеяло. Теперь он заранее включает его и, когда Кузя ложится спать, быстро укутывает одеялом ее ножки тридцать пятого размера. Одеяло у нас зовут тоже Дима. Это наша семья.





* * *


А вот еще про семью.

Агния любит праздники. Особенно тщательно и обстоятельно она готовится ко Дню морского и речного флота. Мы в прошлой жизни как раз к этому дню приезжали к Агнии на каникулы, родители всегда подгадывали свой отпуск к первому воскресенью июля. Агнешка готовилась серьезно. Никаких тебе пошлых майонезов или селедок в пальто. К этому торжественному дню она приберегала баночку черной икры, запекала целиком индейку с разнообразными овощами, пекла торт «Анна Павлова» и накрывала «капитанский ужин». Эта ее неувядающая, всегда новая хрустящая льняная скатерть с вышивкой ручной работы! Салфетки в кольцах. (В мельхиоровых. Серебряные Агния продала, когда я первый раз попала в больницу.) Гости, а это были мы, Полина и еще несколько Агнешкиных подруг, обязательно наряжались в лучшее и по-всякому расфуфыривались. На полке старого, практически декоративного камина, рядом с фотографией красавца деда Миши в мундире с погонами, зажигались свечи. Мы пили только шампанское. Ну как мы… Последний раз я участвовала в таком празднике пять лет назад. И шампанское мне дали только лизнуть. Зато я хорошо помню, как Агния вышла к столу в ожерелье из бирманского жемчуга, отделанного золотом. (Которое, как выяснилось в процессе долгого расследования, она потом тоже продала с кучей, как она говорит, побрякушек и деньги переслала Диме.) Ожерелье из бирманского жемчуга дед подарил Агнии на серебряную свадьбу, не дожив до жемчужной.

Так вот. Агния выпивала пару глотков шампанского, ругала правительство словами «тюлькин флот», грозила пальцем куда-то в окно, заявляла заплетающимся языком, что сейчас это не жизнь, а «кессонка» (такая болезнь водолазов, когда кислорода не хватает), и тут же начинала швырять всякими словечками типа «такелаж», «галс» и «яшка», что значит «якорь». А потом принималась печалиться и говорить, что Дима и мы все – ее спасательный леер (это вроде такой трос, которым привязана спасательная шлюпка или типа того) и требовала принести ее Стасика. Стасик – я писала здесь уже, это граненый стакан у моряков. А я тогда, пять лет назад, разбила ее Стасика. И какой бы ни покупали ей стакан взамен, она говорила, что не такой. И вот, когда мы приехали навсегда, мы привезли ей того самого Стасика. Ну а потом, по ее сценарию праздника, она призывала хором петь песни моряков и Утесова, который был почти моряк. Про ту самую девушку из Нагасаки и «Халодныя волны вздымает лавиной широкое Черное море…», и «Раскинулось море широко…». И напоследок «Будь со мною строгой…». Тут она уже плакала и, как говорит Кузя, омывала свою печаль чистыми слезами.

Четыре года, пока я болела, День морского и речного флота никто не праздновал. Этим летом Агнешка собирается возобновить наш семейный праздник. Она уже разучивает с Мистером Гослином все свои любимые песни, потому что в этот раз она хочет пригласить Лали, Лилит и дядю Левона. Мы подсматриваем и растроганно изнемогаем от умиления, слыша, как Мистер Гослин, насупив мордочку, покачиваясь в ритм, старательно выводит: «Таварифь, я вахту не в филах фтаять – фкавал кочегар кочегару…» – особенно выразительно и громко проговаривая каждое слово: «Лекарфтво он дафт, ефли болен…»