Убежище 3/9
Часть 41 из 67 Информация о книге
– Понимаю, – вежливо подтвердил Максим. Когда мужчина говорит «я не могу спать» – это обычно вызывает симпатию и уважение. Это значит, что он слишком напряженно думает о чем-то очень важном, или с ним недавно случилась трагедия, он пережил какой-то удар. Возможно, ему угрожают, ему или его близким, возможно, его не поняли, предали, продали… И он, сплошной комок нервов, твердокаменный сгусток воли, он держится, как только может; он, конечно, не распускает сопли, не показывает свих эмоций, но при этом он так сильно переживает, что даже не может спать. Когда женщина говорит «я не могу спать» – это вызывает легкое раздражение и легкое сочувствие – или легкое отвращение, у кого как. Это значит, что она нервная особа или попросту истеричка, это значит, что она пьет валерьянку, это значит, что она совершенно зациклилась на какой-нибудь ерунде и теперь не дает покоя ни себе, ни окружающим. Это значит, что она готова воспользоваться любым предлогом, чтобы позвонить вам среди ночи и порыдать в трубку… – У всех бывает бессонница, в этом нет ничего страшного, – успокаивающе обратился Максим к отчаянным похрюкиваниям на том конце провода. – Просто успокойся, выпей еще снотворного, посчитай до ста. Можно еще… – Максим! – Что? – Я боюсь. – Чего ты боишься? – Не знаю. Что я больше никогда не засну. Что я скоро сойду с ума. Что я скоро умру… – Ир, не говори ерунды! – Мне кажется… мне кажется, что я слышу, как кто-то разговаривает. Голоса… – Просто ты давно не спала. У тебя, наверное, в ушах шумит – это вполне естественно. Нет никаких голосов. И не надо паниковать, ладно? Выпей сейчас чаю и спокойно ложись… – Максим! – Что? – Ты не мог бы ко мне приехать, прямо сейчас? – Как это – приехать? Я же умер! – Что? И-и-и… – Ирочка тонко заскулила в трубку, – что ты говоришь, Макси-и-м?.. – Ну, когда ты звонила мне в прошлый раз, недели две назад, ты, помнится, сказала, что я для тебя умер. И что ты больше никогда не хочешь меня видеть. – Приезжай, пожалуйста. Я больше не могу… – Ир, ну чего ты не можешь? – теперь его голос звучал действительно раздраженно. – Заснуть без моей помощи не можешь? Чем я тебе должен помочь? Колыбельную, что ли, спеть? – Скажи, что ты меня любишь, – всхлипнув, попросила Ирочка. – Я тебя люблю, – мрачно произнес Максим. – Это правда? – Нет. – Тогда зачем, – пронзительно заверещала Ирочка, – зачем ты это сказал?! – Ты меня попросила. – Сволочь, – простонала Ирочка и повесила трубку. Ночью она так и не заснула. Это была уже третья бессонная ночь. Днем Ирочка добрела до телефона и долго пыталась сообразить, что именно нужно сделать, чтобы вызвать скорую. Потом мучительно тыкалась в телефонные кнопки, и что-то все время срывалось, не получалось, гудело резко, отрывисто и пронзительно. И скучный, невнятный женский голос беседовал с ней – то ли по телефону, то ли откуда-то из угла комнаты. …Ты – то, что обтянуто кожей… Ты – то, в чем текут потоки жидкости… Ты – то, что моргает… Ты – то, что глотает… Ты – то, что дышит… Забудь, как моргать… Забудь, как глотать… Забудь, как дышать… Вроде бы ей все же удалось вызвать скорую: минут через сорок двое мужчин в голубых халатах приехали к ней и какое-то время с ней беседовали, задавали вопросы, писали что-то в тетрадочку, мерили ей давление и рассеянно улыбались. Она отвечала на вопросы медленно и подробно и никак не могла выбраться из собственных бесконечных фраз, долго подыскивала простейшие слова, забывала что-то и не могла вспомнить, что именно, заговаривалась и сама понимала, что заговаривается. Время от времени в их разговор вмешивалась какая-то женщина: – Забудь, как глотать… Забудь, как дышать… От твоего рта, от твоих ушей и ноздрей тянутся ходы, ведущие к тебе… Ты – то, что внутри твоей головы… Вылезай оттуда… вылезай наружу… там, внутри, ты не сможешь уснуть… Голос женщины звучал громко и отчетливо, но Ирочка никак не могла понять, где же она прячется. Она спрашивала об этом двоих в халатах, но те говорили в ответ: – Не волнуйтесь. Мы сделаем вам укол, и вы сразу заснете. Они сделали ей укол и ушли. Укол подействовал: Ирочка лежала тихо, неподвижно и не могла говорить, и не могла открыть глаза… Но она не спала. Она слушала. Все просто кишело звуками. Звуки шуршали, шипели и хихикали по углам, шумно ерзали по ковру, гнусаво подвывали. Они насквозь пропитали комнату, а потом просочились в ее тело. Тончайший, пронзительный свист сверлил ее мозг. Билось в барабанные перепонки, громко, часто и гулко стучало что-то, желавшее вырваться из ее головы. Бесцветный женский голос обращался к ней то снаружи – и тогда Ирочка просто слушала, – то изнутри – и тогда она открывала рот и шепотом озвучивала слова. …Ты – то, что в твоей голове… Вылезай оттуда… Вылезай оттуда… Мы все иногда вылезаем… Никогда не знаешь, что из тебя может вылезти… Так она пролежала весь день, весь вечер и часть ночи – с закрытыми глазами, опутанная звуками. Это была четвертая ночь. – Только что умерли близнецы, – сказал голос внутри нее так громко и зло, что Ирочка вздрогнула и открыла глаза. – Врачи убили Трехголового. Ему нужна была третья голова. Ему нужно было пришить третью голову. А они вместо этого разлучили две оставшиеся. Разделили его надвое… Разрезали его… Разрезали близнецов… Врачи-убийцы… Утром голос умолк, а все прочие звуки стали тише. Ирочка лежала с открытыми глазами. * * * Полуденная явилась в полдень. Она была босиком, в белой ночной рубашке до колен, с длинными растрепанными волосами. Она подошла к окну и решительно раздвинула шторы. Дневной свет стремительно ворвался в комнату, и Полуденная, улыбаясь сверкающей улыбкой, подставила солнечным лучам свое юное лицо. – Ты устала, – сказала она Ирочке. – Почему ты не отдыхаешь? В полдень все должны отдыхать. – Я не могу заснуть, – ответила Ирочка. – Ничего, я тебе помогу, – Полуденная погладила ее по щеке. – Только тебе нужно отгадать загадку. Я прихожу – она исчезает. Что это? – Я не знаю, – ответила Ирочка. – Хорошо, я переиначу вопрос. Но учти, что речь идет о том же самом. Самая прилипчивая тварь на земле. Что это? – Не знаю. – Рукава без рук, штанины без ног, голова без лица, – раздраженно сказала Полуденная. – Это самый простой вариант загадки. Отгадывают даже дети. Итак, что это? – Не знаю, – вздохнула Ирочка. – Ты просто дура. Это же тень! Полуденная деловито удалилась на кухню и вскоре вернулась оттуда, шлепая по паркету босыми ногами. В руке она держала упаковку снотворного. – Хотите тапочки? – сонным голосом предложила Ирочка. – Нет, спасибо, я так. К тому же мне скоро уходить. Сморщенное лицо Полуденной растянулось в беззубую улыбку. – Вот, выпей-ка это, – она протянула Ирочке целую пригоршню таблеток. – Хорошо, – сказала Ирочка. – А запить? Полуденная снова сходила на кухню и вернулась со стаканом воды. Потом приподняла Ирочкину голову и поддерживала ее все время, пока та глотала таблетки. – Ну вот и все, – сказала Полуденная, когда таблетки закончились. – Я бы ушла просто так… Но за то, что ты не отгадала загадку, я должна тебя пощекотать. Закрой глаза… вот так. Я буду рядом. Я буду щекотать тебя, пока ты не заснешь. Полуденная потянулась дрожащими старческими пальцами к Ирочкиной шее, подмышкам и груди, и после первых же прикосновений Ирочка стала смеяться. Она смеялась беззвучно, с закрытыми глазами. Все тело ее сотрясалось от смеха. IX НЕЧИСТЫЕ