Убийство Командора. Книга 1. Возникновение замысла

Потребовалось время, чтобы понять, что он хочет этим сказать.

– А срок совпадает? – поинтересовался я.

– Не то слово. Совпадает прямо идеально. Ребенок родился в аккурат через девять месяцев после нашей встречи в моем кабинете. Перед замужеством она выбрала наиболее вероятный для зачатия день и пришла ко мне, чтобы – как бы это правильно сказать – намеренно сделать забор моего семени. Такова моя версия. Выйти за меня замуж она не надеялась, но решила родить моего ребенка. Похоже, что так.

– Но явных доказательств нет, верно?

– Конечно – явных доказательств нет. Пока это лишь версия. Однако есть некое подобие основания.

– Сдается, для нее это было весьма опасной попыткой, – ответил я. – Если группы крови не совпадают, может всплыть, что отец у ребенка другой. При этом она отважилась на такой риск?

– Моя группа крови – вторая. Как и у большинства японцев. У нее тоже. Пока не возникнет повода для полноценного теста на ДНК, маловероятно, что тайна будет раскрыта. На то она и рассчитывала.

– Но ведь не обязательно делать тест ДНК на отцовство. Можно спросить напрямую у матери?

Мэнсики покачал головой.

– Спросить у матери уже невозможно. Семь лет назад она умерла.

– Сочувствую. Еще совсем молодая, – сказал я.

– Гуляла в горах, и там на нее напали шершни. От их укусов она и скончалась. У нее была аллергия на пчел, и она не переносила пчелиный яд. Когда ее доставили в больницу, она уже не дышала. Никто не знал, что у нее такая аллергия. Пожалуй, и она сама. Остались муж и… дочь. Тринадцати лет.

Тот же возраст, в котором умерла моя сестренка, подумал я.

Я сказал:

– Выходит, у вас есть некое подобие основания предполагать, что девочка – возможно, ваш ребенок?

– Спустя некоторое время после той смерти я неожиданно получил письмо мертвеца, – тихим голосом сказал Мэнсики.



Однажды в его контору доставили большой конверт с уведомлением о вручении. Отправитель – неизвестная ему адвокатская контора. Внутри было два напечатанных письма (на бланке адвокатской конторы) и конверт бледно-розового цвета. Письмо из конторы подписано самим адвокатом.



Настоящим прикладываю письмо, полученное при жизни от госпожи **** (имя прежней любовницы). Госпожа **** оставила указание в случае своей смерти отправить это письмо вам по почте. При этом сделала письменное предостережение, чтобы письмо ни в коем случае не попало на глаза посторонним, так как предназначено лично вам.



Кроме этих строк – краткое формальное описание причины ее смерти. Мэнсики опешил, но затем взял себя в руки и вскрыл ножницами розоватый конверт. Письмо было написано от руки синими[26] чернилами, на четырех листках. И очень красивым почерком.

Господину Ватару Мэнсики!

Не знаю, какой теперь день и месяц, но когда вы возьмете в руки это письмо, меня, должно быть, уже не будет на этом свете. Не знаю, почему, но я давно не могла избавиться от чувства, что покину этот мир еще молодой. Поэтому вот так стараюсь как можно лучше заранее подготовиться. Будет прекрасно, если все эти приготовления окажутся напрасными, но раз вы читаете это письмо, значит, я уже мертва. И от одной этой мысли мне становится грустно.

Хочу сразу сказать (а может, даже и не стоит говорить): в моей жизни изначально не было ничего стоящего. Я это сама прекрасно понимаю. Поэтому для такого человека, как я, пожалуй, надлежит оставить этот мир незаметно, не говоря лишних слов и как можно скромнее. Однако, Мэнсики-сан, именно вам я должна кое-что сказать. Иначе, как мне кажется, я навечно потеряю возможность стать честным человеком по отношению к вам. Поэтому я решила отправить вам письмо, доверив его знакомому надежному адвокату.

Я очень сожалею, что внезапно покинула вас и стала женой другого, а вам ничего не сказала накануне. Могу предположить, как вы тогда удивились. А может, и расстроились. Или же такого хладнокровного человека, как вы, подобной выходкой не удивить? И не задеть за живое? Однако, что бы ни случилось, в то время иного пути у меня не было. Подробности я позволю себе опустить, но надеюсь, вы меня поймете: возможности выбирать у меня не оставалось.

У меня был последний шанс, который сводился к единственной попытке – разовому акту. Вы помните, что было при нашей последней встрече? Когда я внезапно посетила тем осенним вечером ваш офис? Возможно, я не подавала виду, но в те минуты я оказалась загнанной в угол. Такое чувство, что я перестала быть собой. Но даже в том смятенном состоянии мои действия – с начала и до самого конца – были тщательно спланированы. И я по сей день нисколько не раскаиваюсь за тот свой самовольный поступок. Для меня он имел большое значение – намного большее, чем все мое существо.

Вы наверняка поймете тот мой замысел и в итоге простите меня. И буду молиться, чтобы все это не доставило лично вам ни малейшего беспокойства. Ведь я хорошо знаю, что вы больше всего ненавидите подобные ситуации.

Мэнсики-сан, я желаю вам прожить долго и счастливо. А также – чтобы ваше прекрасное бытие нашло бы продолжение в потомках, как можно дольше и обширнее.



Мэнсики перечитывал это письмо снова и снова, пока не выучил его наизусть. Он и в самом деле прочел мне его с начала и до конца по памяти – гладко и без единой запинки. В это письмо были вкраплены самые разные – то свет или тень, то инь или ян – эмоции и намеки, запутывая и без того скрытую картину. Подобно ученому-лингвисту, изучающему древний язык, на котором больше никто не говорит, он, потратив много лет, проверял возможности, скрытые в тексте письма. Вынимал из него одно за другим слова и выражения, по-разному их комбинировал, по-разному сплетал и менял порядок. И пришел к такому выводу: девочку, которая родилась через семь месяцев после свадьбы, зачали они на кожаном диване в его кабинете.



– Я обратился к знакомому адвокату выяснить судьбу девочки, которую оставила после себя та женщина, – сказал Мэнсики. – Ее муж был старше на пятнадцать лет и держал агентство недвижимости. Хотя это громко сказано. Муж был сыном местного землевладельца, и его работа в основном заключалась в управлении землей и зданиями, перешедшими в собственность по наследству. Конечно, он контролировал несколько других объектов, но работал без энтузиазма и размаха. Состояние было настолько весомым, что можно было жить безбедно, не ударяя палец о палец. Девочку звали Мариэ. Имя писалось прямо так – хираганой, без иероглифов. Потеряв семь лет назад жену, муж-вдовец повторно не женился. У него была незамужняя младшая сестра, которая жила в их доме, помогая по хозяйству. Мариэ училась в первом классе муниципальной средней школы[27].

– И вы встречались с этой Мариэ?

Мэнсики некоторое время молча подыскивал слова.

– Несколько раз видел ее издали. Но не разговаривал.

– И как она вам показалась?

– Похожа на меня или нет? Не мне судить. Сказать, что похожа, начнешь во всем видеть схожие черты. Посчитаешь, что нет, – будет казаться, что вообще нет ничего общего.


– У вас есть ее фотография?

Мэнсики тихо покачал головой.

– Нет. Заполучить фото было бы несложно, но мне не хотелось. Ну, засунул бы в кармашек портмоне – и что с того? Мне нужно…

Однако продолжения не последовало. Он умолк, и возникшую тишину заполнил оживленный стрекот насекомых.

– Мэнсики-сан, но вы же совсем недавно говорили, что вас тяготят кровные связи.

– Именно так. Меня не волнуют родственные связи, мои корни. Более того, я жил по сей день, держась от них как можно дальше. И ничего менять не собираюсь. Но, с другой стороны, я уже не могу оторвать глаз от этой девочки, от Мариэ. И совершенно не способен заставить себя о ней не думать. При том, что никакого резона…

Я не мог найти подходящие слова.

Мэнсики продолжил:

– Такое со мной впервые. Я всегда мог себя контролировать – и даже гордился этим. Но теперь порой от одиночества становится горько.

Я решил высказать, что было у меня на уме:

– Мэнсики-сан, это всего лишь моя догадка, однако, похоже, вы хотите, чтобы я помог вам в чем-то, связанном с Мариэ? Или я не прав?

Мэнсики помедлил, а затем кивнул.

– Признаться, я не знал, как это сказать…



В тот миг я обратил внимание: шум стрекотавших насекомых совершенно стих. Я перевел взгляд на стрелки настенных часов – скоро без четверти два. Я приложил указательный палец к губам. Мэнсики сразу умолк. И мы прислушались к полнейшей ночной тишине.





14

Однако такая странность на моей памяти впервые




Мы с Мэнсики прервали беседу, замерли и прислушались. Стрекот насекомых больше не доносился. Совсем как позавчера и вчера. И посреди глубокой тишины я опять смог различить еле слышный звук того бубенца. Прозвенев несколько раз, он прервался и после неравномерной паузы зазвенел опять. Тогда я посмотрел на Мэнсики, сидевшего напротив меня на диване, и по выражению его лица понял, что он слышит тот же звук. Меж бровей у него залегла глубокая морщина. Он приподнял лежавшие на коленях руки и еле заметно пошевеливал пальцами в такт звону. Это не плод моей слуховой галлюцинации.

Две-три минуты Мэнсики внимательно прислушивался, после чего медленно поднялся с дивана.

– Попробуем сходить к источнику звука, – сухо сказал он.

Я взял фонарик. Он вышел на улицу, достал из «ягуара» заготовленный большой фонарь. Мы поднялись по семи ступеням и вошли в заросли. Не так ярко, как позавчера, однако лунный свет весьма отчетливо освещал нам тропу под ногами. Мы завернули за кумирню и, раздвинув мискантус, вышли к каменному кургану. Там прислушались еще раз. Загадочный звук, вне сомнения, раздавался где-то меж камней.

Мэнсики неспешно обошел курган, осторожно рассмотрел при свете фонаря щели, но ничего необычного не обнаружил. Просто куча беспорядочно наваленных старых замшелых камней. Мэнсики посмотрел на меня. В лунном свете его лицо чем-то напоминало древнюю маску. Пожалуй, мое выглядело так же.

– Звук слышен из того же места, что и в прошлый раз? – глухо спросил он.

– Да, из того же, – ответил я. – Абсолютно из того же самого.

– Мне послышалось, будто кто-то под этими камнями звенит во что-то вроде бубенца, – сказал Мэнсики.

Я кивнул. Мне стало легче от мысли, что я все же не сошел с ума, но вместе с тем я должен был признать: вероятная нереальность ситуации после слов Мэнсики перестала быть таковой. А оттого на стыке миров произошел еле уловимый сдвиг.

– Что будем делать? – поинтересовался я.

Продолжая светить в щель между камней, Мэнсики задумался, плотно сжав губы. Казалось, в полнейшей ночной тишине я вот-вот услышу, как у него скрипят мозги.

– Может, там кто-то зовет на помощь? – сказал Мэнсики будто бы самому себе.

– Но кому охота забираться под такие тяжелые камни?

Мэнсики покачал головой. Разумеется, этого он не знал.

– Во всяком случае, давайте сейчас вернемся в дом, – сказал он и мягко прикоснулся рукой к моему плечу. – Мы хотя бы точно выяснили источник звука. Об остальном не спеша поговорим уже в доме.

Миновав заросли, мы вышли на пустырь перед домом. Мэнсики открыл дверцу машины, положил в нее фонарь, а вместо него взял лежавший на сиденье маленький бумажный пакет. И мы вернулись в дом.