Умру вместе с тобой

– Серьезно? – спросил Миронов.

– Куда уж серьезнее. Такой потоп был.

Катя подошла к витрине в центре зала. На подставке – единственный экспонат. Катя смотрела на него. Какое странное чувство… Словно гроза собирается над лесом… Эта вещь… скульптура… Такой поразительный реализм в чертах. Даже страшный реализм и… эти глаза, выкрашенные белым, с темными бездонными зрачками…

И рот…

И этот ужасный шрам…

На витрине деревянная скульптура – голова человека в натуральную величину, вырезанная, выточенная с редким искусством из черного дерева. Поражали его глаза. И не только глаза.

Но лик темнокожего рассекал жуткий на вид шрам, словно по деревянному лицу ударили мачете или топором, пытаясь рассечь голову надвое, разрубить ее. Но крепкое дерево не поддалось, хотя оно было таким послушным в прошлом к резцу скульптора.

И еще одна вещь несказанно поразила Катю в этой словно отчлененной от тела лесного божества голове.

Она обернулась к Крыжовниковой, чтобы спросить ее об этом экспонате. Но Миронов успел задать свой вопрос первым:

– Так когда открылась выставка?

– Четыре месяца назад.

– И много народа присутствовало на открытии?

– Да, много. Был аншлаг.

– А кто? Не можете нам точно назвать?

– Мы снимали на видео открытие, – ответила Крыжовникова. – У нас есть на файле полный видеоотчет. Если хотите, можете взглянуть.

– Было бы неплохо.

– Пойдемте ко мне. Я найду флешку. – Она сделала приглашающий жест, уводя их из зала.

Катя последовала за ней. И на пороге оглянулась. Черный артефакт со шрамом смотрел им вслед.

Его рот… пасть… была открыта. Ухмылка… нет, что-то иное, что нельзя облечь в слова. Но почувствовать можно.

Только не ухмылка.

Что-то другое.

Кабинет Серафимы располагался в научном крыле. Просторный, уютнозахламленный. Огромное количество книг – на подоконнике, на стеллажах, на столах, заваленных рулонами бумаги, заставленных коробками. Среди всего этого милого сердцу научного безобразия приткнулись два ноутбука. Недопитая чашка кофе. Сумочка. Пудреница. Расшитые бисером кожаные марокканские туфли-бабуши с загнутыми носами. Множество фотографий в рамках. В вазе – букет увядших дачных астр.

Серафима открыла ящик стола, долго рылась в поисках флешки.

– Вот, – она наконец отыскала ее и подключила к ноутбуку, – сейчас увидите всех, кто был на открытии. Многих я, конечно, знаю, но некоторые гости и мне незнакомы.

На экране Катя увидела тот же самый музейный зал, но заполненный гостями, пришедшими на открытие выставки. Первая, на кого она обратила внимание, была, конечно, знаменитая Татьяна Метакса – зам генерального директора Музея Востока, которой Катя бесконечно восхищалась и о которой столько читала и слышала. Владимир Миронов Татьяну Метаксу тоже узнал. В ярких тибетских одеждах и украшениях, в своей знаменитой шапочке она выглядела потрясающе.

– И она была на открытии? – спросил Миронов. – Нам бы и с ней побеседовать.

– Татьяна Христофоровна сейчас в экспедиции в Бутане, – гордо ответила Серафима Крыжовникова. – Она ведет научные исследования. Вам придется подождать несколько недель до ее возвращения.

– А это кто рядом с ней? – спросила Катя.

– Это госпожа посол Республики Гана, а это вот его превосходительство посол Республики Камерун, – перечисляла Крыжовникова. – Рядом с ними Волков – бывший глава департамента Африки МИД. Он сам известный коллекционер и знаток африканского искусства. Это журналисты… А это Валентин Романов, глава фонда «Ассоциация инвесторов».

Катя узнала и Романова. Он же мелькал по телевизору. Мужчина лет пятидесяти. Со светлыми волосами, которые хорошо сохранились и если и поседели, то как-то незаметно для окружающих. Учитывая его геройское прошлое, он и выглядеть должен был как этакий супергерой – мускулистый и плечистый. Но он выглядел обычно. Черты лица твердые, во всем облике породистая интеллигентность. Катя поняла, что так привлекало к нему людей – не только та история со спасением детей из школы, захваченной террористами, но и его манера держаться просто и вместе с тем некая отстраненность, не холодная и не высокомерная, а свойственная скорее ученому, чем известному политику. Он был одет в хороший синий костюм и белую рубашку, и это все не выглядело дорогим, но шло ему, сидело на нем отлично.

Рядом с ним стоял очень красивый парень лет двадцати – шатен с ярко-синими глазами, похожий на прекрасного принца из сказки. В черных джинсах и черной байкерской куртке, он оживленно разговаривал с госпожой послом Республики Камерун и Афией, которая что-то объясняла, показывая на витрины с экспонатами. Кате показалось, что она и парня узнала, видела где-то его фото в интернете в статьях про Романова.

– Это его сын? – спросила она Крыжовникову.

– Да, тот, которого он усыновил тогда. Ну, помните, наверное, ту историю с террористами.

Парень в байкерской куртке держал за поручни инвалидное кресло. В кресле сидела девочка лет пятнадцати – с огромной головой и короткими ногами, недостающими до подножки. Она вертела своей огромной головой, и на лице ее появлялась гримаса. Потом она увидела африканскаую маску в витрине, явно испугалась ее вида. Занервничала, лицо ее исказилось. Синеглазый красавец наклонился к ней и что-то начал говорить, и девочка успокоилась. Глянула на него уже более осмысленно. А он извинился перед дамами, развернул кресло и покатил его к другой витрине, где были выставлены забавные фигурки животных.

– Это тоже дипломаты из МИД, но не знаю точно, кто именно. А это бизнесмены из Камеруна и Габона, они из числа наших дарителей, они приобретали и разыскивали для фонда предметы искусства, – перечисляла Крыжовникова, указывая на группу импозантных мужчин в дорогих костюмах – европейцев и африканцев, беседовавших между собой и обращавшихся к Романову. – Это их переводчик. И еще один переводчик.

– А это кто? – спросил Миронов, указывая на светловолосую девушку под тридцать в сером деловом костюме, с сумкой от Prada и в таких же дорогих туфлях на шпильке.

Девушка была стильная и носила модные круглые очки явно с простыми стеклами. Она не злоупотребляла косметикой, но ярко накрасила губы алым. Рядом с ней стояли два темнокожих джентльмена в безупречных костюмах с лондонской Бонд-стрит.

– Это Женя. Евгения Хохловская, – ответила Крыжовникова. – Она куратор выставки от фонда «Ассоциации инвесторов». Именно с ней мы контактировали все полтора года, когда готовили экспозицию. Она не то чтобы большой спец по Западной Африке, она занимается дизайном. Но она живо интересуется и африканским искусством, даже слушала курс лекций в парижском Музее искусства Африки. Так что нам она только помогала.


– Такая молодая, а уже бизнес-леди. – Миронов глядел на девушку одобрительно.

– Ну, между нами говоря, возможно, мы эту выставку, эти экспонаты и получили только благодаря ей, – заметила Крыжовникова. – Не подумайте, что я сплетничаю, но она родственница Романова, точнее, его приемного сына. Поэтому она работает в фонде. Родственные связи никто не отменит никогда. Они с Афией сблизились на почве подготовки выставки. Даже подружились. Афия говорила мне, что Женя – большая поклонница нашей Татьяны Христофоровны Метаксы. И это она настояла, чтобы фонд подарил эти бесценные экспонаты нам, Музею Востока, а не Пушкинскому музею частных коллекций. С них и так хватит.

На экране гости перемещались по залу. И вот к Евгении Хохловской и ее собеседникам, темнокожим джентльменам, подошел еще один человек в темном деловом костюме. Невысокий, рассеянный, немного забавный, чем-то очень похожий на актера Джека Лемонна.

– А это кто? – спросил Миронов.

– Это эксперт, консультант, его привлек фонд. Несколько наших экспонатов имеют очень длинную запутанную историю – как они попадали из Африки в Европу. А у этого эксперта связи с русским зарубежьем, тоже, кстати, родственные. И он сам много путешествовал по Африке. Он раньше занимался туристическим бизнесом. Его фамилия…

– Мещерский, – сказала Катя. – Это Сергей Мещерский.

Миронов глянул на нее. А Катя смотрела на Сережку Мещерского на экране ноутбука – своего давнего товарища и закадычного друга детства бывшего мужа. Да уж, по Африке он попутешествовал уж куда больше. И ей самой уже приходила в голову мысль, что надо бы ему позвонить и посоветоваться, когда у них дело такое наклевывается.

А тут на ловца и зверь.

Плюшевый.

Сережка Мещерский, надо же…





Глава 10

Гематома




– Сергей Мещерский нам поможет. Я его давно знаю, он мой друг. Я ему позвоню, – пообещала Катя, когда они с Владимиром Мироновым покинули Музей Востока.

– Он знал нашу жертву. – Миронов не выказывал особого энтузиазма.

– Афию многие знали. А Мещерский хорошо знает Африку, бывал там. Его и раньше приглашали консультантом, но не по африканским делам, а когда речь заходила о русском зарубежье. У него много родственников и знакомых – потомков эмигрантов первой волны после революции.

– Князья Мещерские? – Миронов смотрел на особняк Музея Востока. – А это вот бывшая усадьба Луниных, между прочим. А он там на видео такой…

– Рассеянный с улицы Бассейной. – Катя усмехнулась. – Пусть это вас не смущает. Сережка – человек сложный. Вы тоже непростой. Как вы там вчера на даче с пистолетом…

– Ну, хорошо, позвоните своему приятелю. Нам любая помощь в плюс.

И тут у Миронова самого зазвонил мобильный. Та самая нелюбезная и невозмутимая дама – патологоанатом из солнечногорского морга. Она сообщила, что заключение о вскрытии Афии Бадьяновой-Асанте готово.

– Я его пришлю вам по электронке. И официально – курьером.

– Что там? – спросил Миронов и включил громкую связь в телефоне, чтобы и Катя услышала.

– Закрытая черепно-мозговая травма. Удар единственный, большой силы, нанесен в затылочную область, когда тело находилось в положении лежа, – сухо чеканила патологоанатом. – Это и криминалисты при осмотре выявили, так что опровергать их я не буду. Все так и есть. Алкоголя, наркотиков в крови потерпевшей нет. Примерно за два часа до смерти она ужинала – я исследовала ее желудок. Курица, овощи. Судя по всему, убийца не входил с ней в контакт во время нападения. Следы борьбы отсутствуют. Так что экспертиза ДНК нам не поможет в будущем. Да, еще… у нее обширная гематома на спине. В области позвоночника практически между лопатками.

– Синяк? – переспросил Миронов. – Она, наверное, ударилась о скамейку, когда падала.

– Возможно. Но удар по голове ей был нанесен, когда она уже лежала. Я думаю, ее сбили с ног. Эта гематома… Знаете, в карате есть такой прием: сильный удар ногой при развороте. Я об этом подумала, когда читала отчет криминалистов и исследовала тело.

– Но по голове ее ударили не ногой?

– Нет. Был использован тяжелый предмет округлой формы. Возможно, камень. Или что-то металлическое, увесистое.

– На месте преступления предмет, которым ее убили, не нашли, – сказал Миронов Кате, когда разговор с патологоанатом завершился. – И камней никаких не нашли. Но там озеро, убийца мог все в воду бросить. Водолазов, что ли, вызывать? Так они камня не найдут в иле. И этот удар ногой в карате… Глеб Прохоров такой качок здоровый. Может, он и карате владеет. Ударил ее сначала ногой, а потом по голове.

Катя молчала.

– Не спросил у этой тетки из морга, как там судмедэкспертиза останков Полозовой продвигается. Но, судя по всему, никак. Пока отложили. Убийство важнее, чем самоубийство на станции – Миронов поправил свои модные очки. – Я тоже все вчерашний день наш вспоминаю. Вы сказали, как я там вчера с пушкой… Спасибо, что рапортом меня поддержали.

– Написала все, как было. А вы, Володя, действовали правильно. По обстоятельствам.

– А такие обстоятельства в этом научном поселке дачном – Журавлева ему «фашист!» А Прохоров ей – «либеральная шлюха!» И это соседи, Катя. Раньше из-за чего ссорились на дачах? Забор не так поставили, деревья чужой участок затеняют, песик лает, спать соседям мешает. А сейчас вот так. Кто бы сказал всем нам еще несколько лет назад, что мы доживем до такого? Словно мрак нас всех окутал. И никак не рассеется.

Они шли по бульвару.

– Вот жена от меня к матери уехала, потому что со мной жить невозможно, по ее словам, – продолжил свой монолог Миронов в неожиданном направлении, – что я дома все время в виртуале торчу. Игроман. Мол, бегу от реальности, видеоигры мне свет в окошке. Да, бегу я от реальности нашей и не скрываю этого. И многие, многие сейчас бегут от такой реальности. Кто куда. Кто пьет, кто колеса глотает. И среди полицейских тоже много таких беглецов. Что, мы не знаем, что ли? Потому что тошно смотреть на мир, каким он стал вокруг нас.

Катя молчала. Она проводила Миронова до метро. Вернулась в Главк и сразу же, не откладывая, решила позвонить Сергею Мещерскому.