Умру вместе с тобой

Но в остальном…

У нее была раздроблена челюсть, и белые зубы дико щерились в кровавом месиве, делая ее лицо ужасным, словно разбитая ритуальная маска.

Катя замотала рот шарфом. Судя по трупному запаху и признакам разложения, Изи Фрияпонг убили несколько дней назад.

Мещерский забрал из трясущихся рук Кати мобильный, сам позвонил Миронову, и тот приехал из другого садового кооператива через четверть часа. Уже смеркалось, когда они начали осторожно, стараясь ничего не трогать, осматривать это место в лесу. Миронов включил карманный фонарь, осветил машину. Кроме бокового, у нее было выбито и лобовое стекло. Он сунулся в салон.

– Там кровь на приборной доске и на сиденье, – объявил он, – а машина стоит к лесу задом, к дому передом. Она выезжала с участка, даже не успела развернуться.

Они пошли к дому, к воротам, держась полоски дерна. Миронов светил под ноги. У самых ворот увидели осколки стекол. Миронов потрогал створки.

– Ворота открыты, хотя вот проем для замка. Но его в воротах нет. Она откуда-то приехала, открыла ворота, села в машину, чтобы въехать, и тут на нее произошло нападение. Вот следы от колес. Тут участок влажной грязи. – Миронов сосредоточенно смотрел на пятачок рядом с квадратом новой щебенки. – И кроме следов машины, никаких других следов. А они должны были быть, если бы убийца подбежал к машине, выбил стекло сбоку и нанес ей удар.

Они снова по лесной дороге вернулись назад, к машине Изи. Миронов наклонился над трупом.

– У нее черепная травма. Смотрите, на лбу около волос – кожа рассечена. Какой же силы второй удар!

– Тут тоже грязь, но следов вокруг машины нет, – заметил Мещерский, оглядывая темную стену леса, казалось, придвинувшуюся к ним почти вплотную.

– Вот следы… нет, это ее. У нее ботильоны на ногах. – Миронов выпрямился. – След каблука. Размер следа маленький, как у нее. Размер тридцать пятый примерно. Она с такой ужасной травмой лица выскочила из машины, возможно, попыталась бежать, и тут убийца ударил ее снова, однако… да, следов его нет. А опять же, должны быть, если он ее бил по голове, он же приблизился к ней вплотную для этого. Как же иначе?

– Чем же ее так били?

– Что-то тяжелое. Дубинка? Бита?

– А это что тогда?

Мещерский указал на участок земли возле левого крыла машины.

И Катя в желтом пятне фонаря, направленного туда Мироновым, увидела на черной земле длинный узкий след. Словно змея проползла… Часть его была как-то смазана, словно его пытались стереть или протащили что-то.

Миронов снова сунулся в салон машины. Это была «Вольво». Торговец в магазине не солгал им насчет солидности иномарки, на которой ездила Изи Фрияпонг.

– Ключи в замке зажигания. Да, точно, она пыталась покинуть машину. Убежать в лес.

Миронов снова наклонился к Изи и осторожно обыскал карманы пуховика. Достал ключницу с ключами.

– Наверное, это от дома.

– А где ее сумка? – через силу… через тошноту спросила Катя.

– На полу у пассажирского сиденья. Свалилась. – Миронов достал из салона сумку.

Prada… Как и у Хохловской…

Катя с трудом заставила себя глядеть на тело. На шее мертвой – золотые медальоны. Катя наклонилась, чтобы лучше их рассмотреть. На толстых золотых цепочках – медальон в виде знака луны, один в виде куриной лапы и третий – черный клык, оправленный в золото.

Миронов тем временем открыл сумку, достал права и паспорт.

– Теперь мы точно знаем, что перед нами Изи Фрияпонг, – произнес он тихо. – Документы на ее имя. И фото… только она так изуродована…

– Ее что-то сильно напугало, – сказала Катя вдруг – она и сама этого от себя не ожидала. – Я знаю… чувствую, она была вне себя от страха… Смотрите, как машина стоит – она даже не пыталась развернуться, чтобы ехать нормально. Она просто удирала в панике – ехала вот так задом. Но ее все равно догнали. Но если убийца бежал за машиной и подбежал к ней, ударил, где же его следы?

Они ей не ответили. Но Катю в этот раз такое молчание не устраивало.

– Где следы? – повторила она, повышая голос. – Сережа, почему ты мне не отвечаешь? Где следы, которые должны быть тут везде, на этой грязи?

– Катя, пойди, сядь в мою машину. Тебе надо успокоиться, – тихо ответил Мещерский. – Давай я тебя провожу, побудешь там пока.

– Не трогай меня. Не обращайся со мной как с больной, ненормальной!

Катя оттолкнула его.

– Владимир, вызывайте своих коллег, – обратился Мещерский к Миронову, который тоже выглядел каким-то заторможенным.

– Да… сейчас… я позвоню в Дмитров, в УВД. – Миронов все смотрел на Изи. – Только давайте сначала сами осмотрим ее дом.





Глава 26

Дерево макоре





Золотой Берег. Западная Африка

Май. 1932 г.

В последний день мая доктор Владимир Унковский снова посетил лесозаготовки и привез вместе с медикаментами почту. А также Изи.

О медсестре и помощнице Унковского давно ходили сплетни, и они подтвердились. Двадцатипятилетняя Изи была на шестом месяце беременности. Сергей Мещерский смотрел на нее и улыбался, подшучивая над старшим коллегой. Тот лишь крякал в ответ смущенно, поправлял пенсне на носу и сразу переводил разговор на другую тему.

Изи была веселой девушкой, пухленькой, крепко сбитой, шустрой и шла по жизни легко, с высоко поднятой головой, украшенной перевитыми, как змейки, и уложенными на голове косичками. Однако сейчас Изи была сама строгость и деловитость – в просторном накрахмаленном белом платье медсестры, в сияющей белизной сестринской косынке, босая и проворная, она помогала доктору Унковскому в смотровой палатке. А помощь требовалась, потому что это был «день очков» – когда Унковский, воскрешая петербургские воспоминания о своей первой специальности офтальмолога, проверял зрение у пациентов, стекавшихся к полевому госпиталю со всех окрестных деревень. Из-за неграмотности местных обычные таблицы с буквами алфавита он не использовал, а показывал пациентам картинки с разными животными – крупные, мелкие, микроскопические. И пациенты узнавали льва и слона, гиену и бегемота, щурились и просили «выписать очки» под одобрительный гул очереди в смотровую палатку, ибо «очки» считались здесь, на Золотом Берегу, вещью почти мистической по своей силе, престижной и страшно дорогой. За оправу со стеклами отдавали двух куриц! А это не шутка.

Очередь за очками не рассеялась, даже когда с небес хлынул сильный тропический ливень, сразу остановивший все работы на лесозаготовке. Рабочие вернулись в шалаши на просеке. Стихли стук топоров и визг пил. За последние полторы недели в окрестностях полевого госпиталя все очень изменилось. Рабочие, заново нанятые Бенни Фитцроем в деревне, взялись за работу с удвоенной силой. Просека уходила уже далеко в джунгли. Вокруг госпиталя тоже практически все расчистили. Даже опушка, на которой они нашли Вилли Сибрука, уже стала местом сплошной вырубки. И там тарахтел пригнанный с плантаций трактор, к которому привязывали волокуши из сучьев и валежника.

В окрестностях госпиталя рабочие обнаружили несколько больших деревьев с очень ценной древесиной. Их осмотрели и пометили к вырубке, прикидывая, сколько на этих лесных красавцах можно заработать. Все вокруг превращалось в пустыню с пнями и штабелями дров. Древний дождевой лес умирал.

Сергей Мещерский сидел в палатке и разбирал почту. Среди газет, привезенных Унковским из Аккры, оказалось письмо от матери. Вера Николаевна нечасто писала сыну, но на этот раз ответила очень быстро. И Мещерский был рад этому. Он сидел за походной конторкой, уставленной склянками и пузырьками с лекарствами, читал письмо.

В палатку, спасаясь от ливня, зашел Бенни Фитцрой. Увидел ворох газет на конторке, письмо в руках Мещерского. Прислонился спиной к столбу, поддерживающему палатку, положив руки на пояс с патронташем.

– Хорошие новости? – спросил он.

– Да, ответ получил от матери. – Мещерский не оглядывался, но знал, куда устремлен взгляд Бенни – фотография стояла на прежнем месте. – Она и про тебя пишет. Вот… «Очень рада, что у тебя такой замечательный товарищ – этот отважный и великодушный молодой человек. Только очень прошу вас обоих быть осторожными и не рисковать, подвергая свою жизнь опасности. И если твой друг Бенни всегда так рискует собой, твоя обязанность, Сережа, удерживать его и всегда помнить, что я беспокоюсь о вас с ним». Это я описал ей ту ночь, когда мы нашли Сибрука и ты стоял под градом стрел и не стал стрелять в ответ, а уладил все миром с этим лесным племенем.

– Прочти… переведи еще раз. Хочу еще раз услышать.

– Бенни. – Мещерский повернулся к нему. – Это не я – детка. Это ты как ребенок.

– Ладно. Пусть. Только прочти еще раз. Пожалуйста.

Мещерский прочел.

– Богиня, – сказал Бенни Фитцрой. – Все. Я пропал.

– Ты ее совсем не знаешь.

– Не важно. Я знаю тебя. Она лучше.

– Так не бывает. Это только в книжках, в кинематографе такая сумасшедшая страсть. Наш писатель Достоевский описал, как герой влюбляется в женщину, взглянув на ее портрет. Но он назвал свой роман «Идиот».

– Ладно. Ну, скажи еще раз, что я сумасшедший англичанин.

– Это все потому, что мы отрезаны здесь, в лесу, от цивилизации, – назидательно изрек Мещерский. – Я тебе как врач это говорю. Ты все это время ведешь себя как джентльмен с местными женщинами. Не как другие в Аккре, кто имеет чуть ли не гаремы. Вон и Унковский туда же со своей юной Изи. А ты никогда не позволял себе такого с местными. И я тебя уважаю за это. Но как врач, я должен сказать, что долгое воздержание… оно… Ты здоровый молодой мужчина. Сильный мужчина. Если постоянно давить в себе свою природу, это приводит к таким горячечным фантазиям… несбыточным грезам.

– Даже не стану тебе на это отвечать. А насчет несбыточных грез – ты меня плохо знаешь, детка.

Мещерский выпрямился на стуле. Желание уколоть, уязвить Бенни Фитцроя росло в нем.

– В каком именно госпитале она сейчас? – спросил Бенни после паузы.

Мещерский протянул ему конверт.

– Лахор. – Бенни глянул на штемпель и обратный адрес. – Радж. Британская Индия.

– Ваша английская колония – это ты хочешь сказать. Она довольна госпиталем. Только работы очень много. Она переводит все документы с английского для штаб-квартиры Красного Креста в Женеве. Там, в Лахоре, кстати… я в газетах прочел – сейчас этот ваш прославленный герой… Лоуренс Аравийский. Не нужен стал герой, сплавили его туда, в тропическую глушь. Пишут в прессе, что он закончил свой перевод «Одиссеи» и сейчас инспектирует там какие-то захудалые казармы.

– А что с этим Лоуренсом?

– Ничего. Так.

– Нет, говори.

– Они встречались. На Евфрате. Правда, это было давно. – Мещерский выдал за правду то, что было лишь миражом пустыни.

– Убью, – сказал Бенни холодно и спокойно. – Эта женщина моя.

– Угу. Как же. А он тебе ее не уступит.

– Убью. – Бенни шарахнул по столбу кулаком. – Слушай… здесь работы осталось на полмесяца. Из Аккры – пароход до Кейптауна.

– И что?

– К черту мой Кейптаун. У нас же целый отпуск! Из Кейптауна пароходом до Карачи. А там поездом до Лахора.