Умру вместе с тобой

– Он подозреваемый по делу о трех убийствах и покушении в совершении четвертого. Здесь, у реанимации я выставляю круглосуточный полицейский пост. Никто не будет иметь доступ к нему, кроме медперсонала.

И точно – загромыхали шаги по коридору. Приехали патрульные в бронежилетах и оперативники. Пост у реанимации встал на дежурство.

– Это какая-то чудовищная ошибка, – сказал Валентин Романов. – Он… Феликс… мой мальчик… он бы никогда…

Катя в первый раз в жизни видела, как в реальности, не в кино, а в нашем больном несчастном мире отчаяние и мрак спускаются с небес и окутывают… побеждают, повергают в прах даже героев… тех, кто без страха и упрека… тех, которые не ради славы и богатств… – Феликсу, когда его подлечат, потребуется адвокат, – объявил Миронов. – Вы уж займитесь этим, Валентин Всеволодович. Его из больницы переведут в тюрьму. И это надолго.

А потом слабым срывающимся голосом он посулил страшные кары персоналу больницы: врачам, медсестрам и нянечкам, если те только посмеют слить информацию журналистам о том, что произошло и кто находится у них в реанимации. Он угрожал чуть ли не расстрелом, а они смотрели на него, как на ненормального. Дежурный врач шепнул Кате, что надо дома дать «герою из полиции» успокоительного. И сунул украдкой пачку таблеток. Мол, это все последствия донорства, так тоже бывает… нервы…

– Я вас в Солнечногорск не пущу, – известила Катя Миронова, когда они покинули наконец больницу. – Из вас столько крови взяли! Вам нужен полноценный отдых. И не возражайте. Иначе мы с Сережкой вас просто свяжем!

Мещерский за все это время не проронил ни слова. Он о чем-то сосредоточенно думал. Но с Катей не делился. За руль разбитой полицейской машины Миронова он сел сам. И они с грехом пополам уже ночью добрались до Фрунзенской набережной, где все и началось. Подняли Миронова в квартиру – он совсем ослабел. И сгрузили его на Катин диван в гостиной. Вот так – сегодня ты, а завтра я…

Катя снова попросила Сережку остаться. И он остался. Молчаливый и задумчивый. Явно не впечатленный громким задержанием.

Утром Миронов все еще спал. И Мещерский запретил его будить и даже выключил звук у всех их мобильных. Катя оставила его на кухне – он снова варганил какое-то варево на завтрак. «Диетическое» – вроде как «мультизерновую» кашу из хлопьев. «Миронову нужна сейчас здоровая пища».

Катя выпила кофе и поехала на работу. Узнавать новости. Но их пока не было. Все словно подвисло. И тогда она…

Она снова отправилась в Музей Востока.

Объяснить себе этого не могла – почему, зачем? Одно она знала – Серафиму Крыжовникову выпустили из ИВС.

– Африканский зал уже открыли? – спросила Катя у охранника, предъявляя удостоверение на служебном входе. Тот и так ее узнал. Зачастили к ним полицейские.

– Нет еще. Куратор Крыжовникова сейчас как раз там.

Катя шла по музейным залам знакомым путем. Толкнула двери зала «Искусство и Магия».

Треснувшую витрину уже заменили. И все было вроде как обычно. Как прежде. Стул в виде крокодила. Мали. Принцесса. Бенин. Первопредок…

Серафима стояла возле витрины с Черной головой. Катя не удивилась этому – здесь ее место теперь…

– Подозрения в совершении убийств с вас сняты, – объявила она Серафиме. – И вы опять на работе. Снова на своем посту.

– Что же вы одна ко мне явились? – ледяным тоном поинтересовалась Серафима. – А где ваш безумный напарник?

– Он занят.

– Он в меня стрелял там, в доме.

– Вы его вынудили. Мы пока не выдвигаем против вас обвинения в незаконном проникновении в дом Афии и попытке кражи, но вы… вы должны подтвердить свое намерение сотрудничать с нами.

– Сотрудничать с вами? – Серафима смотрела на нее странно. – А что же все-таки приключилось с вашим напарником?

– Я же сказала – он занят. Служба.

– Он меня чуть не убил.

И тут Катя заметила, что зажившая ссадина на щеке Серафимы рдеет, хотя и обильно намазана тональным кремом.

– Думаете, я забуду об этом? Нет, мы этого никогда ему не забудем. – Серафима положила руку на витрину, словно объединяя себя с Черной головой. – Такие вещи не прощают, правда? За такие вещи всегда наступает расплата.

Катя хотела было повернуться и уйти, однако… что-то мешало ей это сделать. Может быть, взгляд этих белых вытаращенных глаз… и эта ухмылка… шрам…

– Если это предупреждение, угроза, то вы… вы не можете угрожать никому и ничем. Вы же не нашли ключа, хоть и искали его там, на даче… Если он вообще есть – тот ключ. В чем я лично очень сомневаюсь. И потом, вы не владелица этой скульптуры. Владелец – фонд Романова. А вы просто музейный хранитель. Пешка. Вы – пешка, Серафима.

– Сегодня утром у юристов окончательно подписаны документы, передающие нашему музею право собственности на все экспонаты. Фонд Романова подписал все бумаги. Он щедрый даритель. И теперь это все наше. Дар состоялся. Это все принадлежит музею. – Серафима любовно погладила витрину. – А у вашего напарника с пистолетом будет печальный конец. Вот увидите… Потому что есть вещи, которые мы не прощаем никому.





Глава 37

Хронология




Вечером, вернувшись с работы, Катя первым делом спросила Мещерского, открывшего ей дверь:

– Как он?


Мещерский шепотом сообщил: Миронов спал, потом проснулся и на какое-то время «уподобился урагану» – названивал по телефонам, узнавал, распоряжался, ругался, доказывал. Порывался куда-то ехать. Но его шатало из стороны в сторону, и голова у него кружилась. Вконец обессилев, он снова уснул.

Они шептались в холле, как заговорщики: «Нельзя его отпускать никуда сегодня, а завтра посмотрим». Катя собралась немедленно извлечь из морозилки курицу и «сварить горячего бульона – ему полезно». На цыпочках они поплыли на кухню, но не удержались, заглянули в комнату – Миронов лежал на диване на высокой подушке. Он смотрел на них.

– Как дела, Володя? – спросила Катя, подходя и садясь у него в ногах.

– Нормально. Спасибо вам и Сергею за хлопоты. Я сейчас соберусь и поеду домой.

– Нет. – Катя взяла его за руку. – Пожалуйста, останьтесь.

– Не хочу вам мешать здесь.

– Останьтесь, – попросил и Мещерский. – Впереди важные дела, большие события. Вам силы потребуются.

Катя вглядывалась в бледное лицо Миронова и… не то чтобы она нервничала по поводу слов Серафимы… однако… странное какое-то чувство… хрупкости… словно то музейное стекло снова дало трещину и растаяло, как лед, открывая нездешние дали… пылающий костер, запах керосина… и пепел… ничего, кроме пепла…

– Феликс пробудет в клинике еще несколько дней. – Миронов снова откинулся на подушки. – Я звонил в больницу. Никаких следственных действий врачи с ним не разрешают, пока он в реанимации, да и потом велят ждать улучшения состояния – он на снотворном, на успокоительном. Врач мне – была же попытка суицида, возможен рецидив. Надо, чтобы время прошло. Я не стал спорить… я… я вообще пока не уверен на сто процентов. Такие улики мы нашли, и он сам признался. Но он не конкретен в деталях.

– То есть? – спросил Мещерский.

– Он сказал про Изи и Афию. А вот про Полозову и Динару – такое ощущение, что он про них не знает.

Катя молчала.

– Но эти штуки, кнуты – все перевесят как улика. Любые нестыковки. Эксперты ими уже занялись. Там, правда, нет ни следов крови, ни следов костного вещества, ну, это и понятно – убрал за собой все, подчистил. Я звонил в больницу насчет Динары – она до сих пор в реанимации.

– Она все равно Феликса не опознает, – заметила Катя. – Я тоже сказать не могу, он был на остановке или не он, так же, как и насчет Серафимы. Она…

– Что?

– Она не в себе, говорит странные вещи. – Катя тут же обругала себя, зачем вообще упомянула сейчас куратора музея. Но чувство тревоги после ее слов нарастало… Отгоняя от себя «всю эту чушь», Катя все равно в душе испытывала какой-то необъяснимый трепет.

– Феликс не может не знать про домработницу Динару, – заметила она, помолчав. – Динара ему знакома хотя бы потому, что это она устроила скандал тогда в квартире Афии, увидев Феликса вместе с ней и Изи в постели. Хохловская нам это подтвердила. И как раз связь Афия – Изи – Динара для Феликса налицо. Но это не причина убивать! Это какой-то абсурд. В чем была в той ситуации – пусть и двусмысленной и неправильно понятой Динарой – угроза для Феликса? В чем тайна? Динара приняла одно за другое, однако… Что-то тут не так. Помните, что она шептала нам там, на остановке? «Я видела и рассказала ей. А она тоже видела». И что-то про скверное плохое дело. То есть сама Динара имела в виду этот случай в квартире утром. Кому она рассказала об этом? Мы до сих пор считали, что она сказала об этом Афии. Но они ведь поссорились крупно. А если не ей, то кому?

– И кому, по-вашему?

– Надо обратиться к хронологии убийств. Фактов много. Но хронология – это нечто упорядоченное, да, Сереж? – Катя обернулась к Мещерскому. – Ты у нас с логикой дружишь. Так вот, единственный логический ряд – это хронология убийств. Первое преступление, которое совершили предположительно при помощи подобного кнута – это убийство Аллы Полозовой на станции. Это было рано утром в пятницу. А до этого Полозова дежурила сутки. Но ведь это случилось уже почти через неделю после того, как Афия и Изи провели ночь в клубе в компании Феликса и привезли его домой и после того, как их там застала Динара и устроила скандал. Все это произошло в ночь с субботы на воскресенье и утром в воскресенье. Афию убили в следующую субботу, то есть на следующий день после Аллы Полозовой. Между собой они не были знакомы. Однако Алла знала Динару по работе в гостевом доме. Еще через несколько дней убили Изи, которая в общем-то скрывалась, ее и нам-то было не так легко найти. А еще через несколько дней попытались устранить Динару.

– А до этого в день убийства Афии к ней вдруг на дачу явилась Серафима, – вспомнил Миронов. – И она ведь тоже общалась с Феликсом. Он сам мне в этом признался. Хотя у нас об этом вообще никакой информации. Она ему говорила про опасные артефакты.

– Кроме Серафимы, на дачу к Афие приезжала Изи, ее видел Глеб Прохоров, – продолжила Катя, – и вспомним, что он сказал – они поссорились. А ведь до этого они были дружны. Феликса вместе из депрессии вытаскивали, беседовали, время в клубе проводили. Что же случилось, из-за чего такие внезапные перемены в отношениях? Почему они поругались, а Изи уехала в гневе? И по времени когда это было? На наделе после того, как они провели ночь в клубе «Царь». Я сначала думала, что Изи склоняла Афию украсть из музея статую, которая для Изи как последовательницы культа джу-джу очень ценна. Но Ахилл меня высмеял за эту версию. Тогда в чем была причина их ссоры? Итак, согласно хронологии, между всеми основными событиями – примерно неделя. Первой прикончили смотрительницу Гостевого дома. Так вот я все думаю сейчас… Может, мы начали не с того конца? Может, какие-то события произошли там, в гостевом доме, когда Полозова дежурила как хостес? Нечто, что она могла там увидеть. И что ее поразило и рассердило. И заставило рассказать об этом Динаре, когда та, в свою очередь, начала ей жаловаться на свою хозяйку, обвинив ту в распутстве, которого, в общем, тоже не было.

– Как мираж все, – хмыкнул Мещерский.

– Динара сказала: «Они на прислугу не обращают внимание». Она имела в виду всех троих: Феликса, Изи и Афию. Но, может, и кого-то еще?

– Поехали прямо сейчас. – Миронов рванулся с дивана.

– Куда? – Катя даже испугалась.

– В гостевой дом на эти чертовы выселки. Поднимем всех там на ноги. Узнаем, в какие дни точно за эти три недели Полозова и Динара работали в одно и то же время.

– Поедем обязательно, только завтра, – мягко урезонил Мещерский. – Прямо с утра. А сейчас…

Он как фокусник извлек из-за спины бутылку вина и штопор.

– Красное. При кровопотере нет лучшего средства для восстановления сил. – Он откупорил бутылку, приоткрыл окно спальни и вылил успокоительное, которое Катя тайно намешала Миронову по совету врача. Щедро плеснул в чашку красного вина и протянул Миронову.

Тот выпил вино залпом, как воду. И его бледные щеки сразу порозовели.

Мещерский налил ему еще.

А потом они с Катей удалились на кухню – варить питательный куриный бульон. А когда торжественно внесли его в супнице спустя час, Владимир Миронов уже крепко спал. И даже во сне более уже не походил на бледное привидение солнечногорских лесов, долин, полей и холмов.



Утром на разбитой полицейской машине они все втроем отправились снова в Солнечногорск, в гостевой дом на Бутырские выселки. Тот пустовал – будни. Встретила их на ресепшене все та же менеджер-хостес, что и в первый раз.

– Прямо напасть на нас, – пожаловалась она им. – Сначала с Аллой беда, а теперь вот и Динару машина сшибла. Как проклятие какое-то. Словно колдовство.

— Нам надо посмотреть ваш график работы за октябрь, – объявил Миронов. Чувствовал он себя все еще слабым, но крепился изо всех сил. – За последние три недели. Когда они работали здесь в доме обе – Полозова и уборщица.

– Они менялись часто. – Менеджер пожала полными плечами и включила старый компьютер. – У Динары ведь клиенты были свои. Вот график… значит тогда, перед тем как Алка… ох, даже говорить об этом до сих пор не могу. – Менеджер вздохнула. – Значит, они обе работали в четверг. Ну, и в пятницу тоже – только утром, потому что Алла-то рано ушла, а Динара уже при вас. А до этого вместе работали еще во вторник. На той же неделе. Ну и в среду. Здесь уже по графику – обе до одиннадцати.