В метре друг от друга

— Что у тебя в списке на сегодня? Убежать с Уиллом? Стелла смеется, и, несмотря ни на что, смех у нее

настоящий, счастливый.

— Нет. Но мой список изменился.

Она раскидывает руки, падает на спину, и снег мягко

проседает под ней. Смотрю, как она делает снежного ангела,

смеясь, возит по снегу руками и ногами. Никакого списка,

никакой больницы с ее удушающей атмосферой, никакого

навязчивого режима, никого, о ком нужно беспокоиться. Она просто Стелла.

Я раскидываю руки, падаю рядом с ней, и снег послушно

принимает мою форму. Смеюсь, тоже делаю снежного ангела,

мерзну от снега и согреваюсь теплом момента. Мы замираем

и смотрим в небо. Звезды такие большие и яркие, что кажется

— протяни руку и бери. Смотрю на нее и хмурюсь, замечая

выпуклость на груди.

Вообще-то я и не присматриваюсь, но груди такими

большими точно не могут быть.

— Это что еще такое? — спрашиваю я, тыча в

выпуклость пальцем.

Стелла расстегивает куртку, под которой обнаруживается

мягкая игрушка, панда, раскинувшаяся у нее на груди.

Усмехаюсь, поворачиваю голову, и мы встречаемся глазами. — Расскажи.

Она вытаскивает игрушку из-под куртки, встряхивает и

поднимает.

— Ее дала мне Эбби, когда я в первый раз попала в

больницу. С тех пор Лоскутик всегда со мной.

Представить нетрудно. Маленькая испуганная девочка,

впервые попавшая в Сейнт-Грейсиз, обеими руками

вцепившаяся в плюшевого медвежонка.

— Вот и хорошо. Потому что иначе мне пришлось бы

сказать тебе, что третья грудь не устранимое препятствие. Она сердито стреляет в меня глазами, засовывает панду

под куртку и садится, чтобы застегнуть «молнию». Я поднимаюсь.

— Пойдем посмотрим на твои огоньки.

Она пытается встать, но снова падает. Я опускаюсь на

колено и вижу, что лямка ее концентратора зацепилась за

корень. Отцепляю лямку и протягиваю руку. Она принимает

помощь, я тяну, и мы вдруг оказываемся рядом, так близко,

что нас разделяют считаные дюймы.

Я смотрю ей в глаза, наше дыхание смешивается в


крохотном пространстве между нами, делая то, что не могут

сделать тела. За ее спиной два наших снежных ангела — в

метре друг от друга. Я отнимаю руку и быстро отступаю,

чтобы не поддаться искушению и не поцеловать ее. Мы идем дальше и наконец входим в парк, встречающий

нас огромным прудом. Гирлянды сияют чуть дальше. Лунный свет отражается от .настывшей глади, темной и красивой. Оглянувшись, вижу, что Стелла, тяжело дыша, плетется за

мной

— Ты как? — Я шагаю к ней. — В порядке? Она кивает,

смотрит мимо меня и протягивает руку.

— Давай передохнем.

Я поворачиваюсь и вижу каменный пешеходный мостик.

Мы устало тянемся к нему вдоль края пруда. Стелла вдруг

останавливается, осторожно трогает лед ногой, постепенно

переносит на нее больше и больше веса...

— Не надо, — прошу я, мгновенно представив, как она

проваливается в темную стылую воду.

— Лед крепкий. Давай! — Она смотрит на меня, и я

узнаю этот взгляд, дерзкий, лукавый, откровенный.

Безрассудный.

Если это все, что у нас будет, давай возьмем это все. Я делаю глубокий вдох, принимаю вызов, беру ее за

руку, и мы вместе скользим по льду.

ГЛАВА 23 СТЕЛЛА Впервые за долгое время я не чувствую себя больной. Я держу Уилла за руки, и мы катимся по льду, хохоча и стараясь устоять на ногах. Потеряв равновесие, я взвизгиваю, отпускаю его руки, чтобы не утянуть за собой, и шлепаюсь на задницу.

— Не разбилась? — спрашивает, хохоча. Уилл. Я качаю головой и смеюсь. Мне хорошо. Нет. больше, чем хорошо. Он бежит с воплем по льду, падает на колени и скользит. Я смотрю на него, и боль утраты уже не такая острая, хотя разбитое сердце все еще заполнено ею до краев.

В кармане звонит телефон, но я не отвечаю, как не отвечала почти весь день. Смотрю на кружащего по льду Уилла. Телефон наконец умолкает, и я нехотя поднимаюсь, но тут он начинает громко пищать, принимая одно за другим сообщения. Достаю его из кармана, смотрю раздраженно на экран — от мамы, от папы, от Барб. Они не спрашивают о По — речь о другом.

ЛЕГКИЕ ПРИБУДУТ ЧЕРЕЗ ТРИ ЧАСА. ГДЕ ТЫ?

СТЕЛЛА. ПОЖАЛУЙСТА ОТВЕТ. ЛЕГКИЕ УЖЕ ВЕЗУТ.

Я застываю на месте, и воздух вырывается из моих нынешних дерьмовых легких. Нахожу взглядом Уилла, наблюдаю, как он медленно кружится на льду. То, чего я хотела. То, чего хотела Эбби. Новые легкие.

Я снова смотрю на Уилла, парня, которого люблю, у которого В. сераciа и который не может рассчитывать на новые легкие.

Я смотрю на телефон, и мысли кружатся и путаются.

Новые легкие — это больница, лекарства и выздоровление. Это терапия, вероятность инфекции и боль, боль, боль. Но самое главное, нас с Уиллом разведут как можно дальше, чтобы исключить возможность моего заражения.

Надо выбирать.

Новые легкие?

Или Уилл?

Я смотрю на него, и он улыбается так широко, что никакого сравнения и быть не может.

Выключаю телефон, разбегаюсь, скольжу и на полной скорости врезаюсь в него. Уилл хватает меня и даже ухитряется устоять на ногах сам и удержать от падения меня.

Чтобы жить, мне не нужны новые легкие. Я уже чувствую, что живу. Родители говорили, что хотят видеть меня счастливой. Я должна решить, знаю ли, что это такое. Так или иначе, в конце концов они потеряют меня, и я не могу это контролировать.

Уилл был прав. Хочу ли я всю оставшуюся жизнь плыть вверх по течению?

Я отталкиваю его и пытаюсь кружиться, раскинув руки и обратив лицо к звездному небу.