В могиле не опасен суд молвы
Часть 4 из 9 Информация о книге
– Ты опять? Что это за игры? Опять твои проказы? Немедленно встань, Орландо, ты пачкаешь шелк. – Прошу прощения, – сказала я, поднимаясь на ноги. – Боюсь… – И правильно делаешь, бесстыжая девчонка. Что ты наделала? Отвечай немедленно! С первого взгляда мне показалось, что нос этой женщины торчит, как у военного корабля, такой же крупный и мощный, чтобы легко пронзать бурные волны Атлантики. Седые волосы, стянутые в тяжелый узел на затылке, придавали ее лицу вид нагноившегося прыща, который вот-вот лопнет. Из-под дорожного пледа высовывался носок жокейского сапога, объемистую грудь в свободной куртке украшал трепещущий на ветру старый школьный галстук. Женщина выглядела очень странно. – На что ты уставилась? – спросила она. – Разве родители не учили тебя, что глазеть неприлично? Это была последняя капля. Мои родители – почившие, да покоятся с миром их души, – учили меня, что важнее всего продемонстрировать стойкость перед лицом угрозы. Я знала, что должна излиться фонтаном утешений, явиться скалой сочувствия посреди океана печали, но эта женщина переступила черту. Я не могла заставить себя прикоснуться к ней, не то что обнять. – Орландо мертв, – сообщила я. – Утонул. Мы обнаружили тело. Я сразу поняла, что она меня не слушает. – Орландо, вставай немедленно, – скомандовала она. – Через час приезжают Готорн-Уэсты, и ты знаешь, как Порция не любит ждать. И без того бледное лицо Орландо на фоне травы приобрело жутковатый зеленоватый отлив, и я заметила, что одуванчики рядом с его ушами отбрасывают на щеки желтоватые тени, похожие на синяки или капли прогорклого масла. – Довольно, Орландо, – продолжила женщина, высунув ногу из-под пледа и толкнув труп в плечо. – Вставай и идем. Я схватила ее за руку. – Не трогайте его, – сказала я. – Он умер. Мы вызвали полицию. Женщина взглянула на меня, потом перевела взгляд на труп и снова на меня. Глаза расширились, полная верхняя губа с усиками искривилась, и воздух разрезал ужасающий вопль, то усиливающийся, то ослабевающий, как сигнал воздушной тревоги. В ответ на этот жуткий крик Даффи и Фели повернули головы в нашу сторону, но только на секунду, а потом снова уставились на реку, как велел Доггер. «Ничего не слышу, ничего не вижу» – это их девиз, и в глубине души я не могу винить их за это. Возиться с трупами не так просто, как некоторые думают. Отвести глаза просто, но чтобы смотреть в лицо смерти, нужен крепкий желудок. Я увидела, что Доггер возвращается в сопровождении двух человек – судя по одежде, деревенского констебля и викария. «Слава небесам, – подумала я. – Мне больше не придется иметь дело с этой вопящей гарпией в одиночестве». – Отойдите, пожалуйста, – предсказуемо попросил констебль. Я с радостью послушалась и отодвинулась в сторону, откуда могла незаметно наблюдать за происходящим. Великие сыщики имеют в запасе много ловких трюков вроде этого. Знаю, звучит как похвальба, но это правда. Мы с Доггером наблюдали, как констебль осторожно заглядывает под плед. Убедившись, что юноша мертв, он одернул китель, поправил галстук, повернулся к нам и произнес: – Ну что ж… – он ткнул большим пальцем в сторону церкви и главной улицы. – Буду признателен, если вы отправитесь в «Дуб и фазан». Хозяин как раз подает ветчину и сыр, если желаете перекусить. Я скоро приду. Если желаем? Полагаю, он хотел проявить внимание. Или это такое чувство юмора? За кого нас принимает этот деревенский дурачок? Я уже собиралась сказать ему, что с удовольствием пожую ломтик мяса, рассматривая особенно сочный труп, но поймала взгляд Доггера. – Какая забота с вашей стороны, констебль, – сказала я. – Мне кажется, аппетитные запахи доносятся даже сюда, – как ожидалось от девочки моего возраста, я улыбнулась ему коротко, хотя несколько натянуто. – Мы достаточно увидели? – произнесла я краешком рта, когда мы с Доггером шли забрать Фели и Даффи из лодки. – О да, мисс Флавия, – ответил он. – Более чем. Глава 3 – Как омерзительно! – ныла Даффи, сидя за столом в пабе «Дуб и фазан». Я понятия не имела, что она имеет в виду: паб, труп или скулящую женщину в кресле, которую мы оставили в нежных руках констебля. Какая разница. Фели беспокойно ерзала в кресле, украдкой оглядываясь по сторонам. Я сразу же поняла, что ей неловко сидеть вместе со слугой. Не знаю, что ее тревожит. Кроме нас в пабе были только плохо одетые мужчины с разноцветными шарфами на шеях. Они тыкали друг друга в грудь и гоготали. Доггер не беспокоился. Мы в отпуске, и он тоже. Социальное положение и статус забыты – или предполагается, что они должны быть забыты. После войны многое изменилось. Фели воспитывалась в другом мире, и это было заметно. Сочувствую ей. У Фели нелегкая жизнь, особенно в последнее время. Она тоскует по отцу и страдает из-за отложенной свадьбы. Для человека, который привык всегда получать все, что хочет, это, должно быть, конец света. – Что закажете? – спросил хозяин, держа карандаш наготове. – Всем подать крестьянский обед? – в рубашке с короткими рукавами и переднике он напоминал хозяина трактира из комикса в «Панче». – Пожалуйста, пинту «Гиннесса», – сказала Фели, и я чуть не упала со стула. Она заговорила в первый раз за все утро. – Вам больше восемнадцати лет? – уточнил хозяин. – Простите, мисс, но я обязан спросить. – Я гарантирую, что да, – сказал Доггер. – Мне то же самое, – выпалила Даффи. Хозяин так изумился, что даже ничего не спросил. Она явно потрясена еще сильнее, чем я думала. – Мне имбирное пиво, – попросила я. – И, если вас не затруднит, не могли бы вы погреть его три минуты на плите? Всегда полезно попросить что-нибудь особенное, чтобы вас не приняли за глупого туриста. Нам придется провести какое-то время в этой деревне, пока констебль ведет расследование, так что важно обозначить приоритеты с самого начала. Потом будет поздно, тем более что вокруг одни незнакомцы. Хозяин прищурился, но записал мой заказ, а затем обратился к Доггеру: – А вы, сэр? – Молоко. Стакан молока. Полагаю, оно пастеризовано? – Пастеризовано не то слово, сэр! – рассмеялся хозяин, хлопнув себя по бедру. Мне хотелось ударить его по лицу. – Вы в жизни не видели настолько пастеризованное молоко, как наше. Я только вчера говорил мистеру Клемму (это наш викарий): «На нашей кухне вы не заработаете!» Разумеется, я имел в виду похороны. Но его это не развеселило. Я перестала слушать. Слишком хорошо известны мне опасности непастеризованного молока. В конце концов, химик Луи Пастер – один из моих любимых героев. Я с удовольствием вспомнила симптомы туберкулеза (он же чахотка). Вызывающая эту болезнь бацилла превращает легкие пациента во влажный сыр, лицо делается синюшным, поскольку в крови повышается уровень углерода, развиваются лихорадка, мучительный кашель, повышается пульс, мышцы слабеют, человек потеет по ночам и начинает бредить – жестоко, но сознание при этом сохраняет ясность и сосредоточенность до самого конца. Одно время, прочитав статью на эту тему, я отказывалась пить молоко, пока не протестирую его в лаборатории и не пастеризую собственными руками, а потом снова проверю под микроскопом на предмет наличия бацилл. Сейчас, конечно, с тех пор как в 1928 году Александр Флеминг открыл пенициллин, от чахотки никто не умирает, разве что в кино, где приступ болезни изображается с помощью трагических взглядов, фальшивых капель пота, сажи, которую втирают под глаза, драматического кашля и брызг ненастоящей крови на безупречно белом платке. Мой поток завораживающих мыслей был прерван появлением напитков. – Ура! – сказала Даффи, приветственно поднимая стакан. Она делала вид, что совершенно не думает о серьезности ситуации. Но даже если вкус и приличия покидают нас, остается одно правило: проявлять уважение к смерти. Я выстрелила в нее укоризненным взглядом. – Простите, – устыдилась она. Воцарилось молчание, и я мысленно перенеслась через дорогу – и по церковному кладбищу к берегу реки. Кто этот мертвец и почему он утонул? Несчастный случай или… – Я хочу домой, – внезапно сказала Фели. – Мне нехорошо. С меня хватит. Странно, но я поняла, что она имеет в виду. Дело не в трупе, который я выловила из реки. Как я уже говорила, Фели тяжело перенесла смерть отца, а постоянные откладывания свадьбы и последующие ссоры действуют на нее еще сильнее. «Бедняжка Фели, – подумала я. – Она всегда жила с призрачной надеждой, что вот-вот поймает счастье за хвост». У меня была мысль, но придется подождать, пока мы поедим. Я прикоснулась к ее рукаву, подавая знак, что понимаю ее. Была ли благодарность в ее взгляде? С Фели никогда нельзя быть уверенной. Доггер заказал крестьянский обед, Фели – салат, а Даффи – маленькую порцию тушеной моркови. – Извините, – сказала она, – не могу даже смотреть на мясо.