В паутине иллюзий

На бульваре было многолюдно, шумно и грязно. Пятничный по-летнему теплый октябрьский вечер выгнал на прогулку не только бабушек с крохами, но и компании подростков и парочки постарше. Все кафе-павильоны работали. На дверях, в прикрепленных скотчем файлах, висели листы с четкими черными надписями: «Спиртным не торгуем». Табличка эта на самом деле имела противоположный смысл – пьющий народ знал, что за любой из дверей нальют, дадут закуску и по возможности усадят за пластиковый столик. Патрулирующие полицейские делали вид, что верят этим бумажкам, местная пьянь шифровалась в ближних кустах во время их «рейда», деликатно проталкиваясь по одному в павильон, лишь только те скрывались из вида. Быстро заглотнув стопочку, забросив вдогонку кусок булки с колбасой, пьянь все так же тихо и почтительно покидала заведение, чтобы через некоторое время вернуться за добавкой. Кафе принадлежали одному предпринимателю средней руки – Арутюняну. Он ничего и никого не боялся: обосновался здесь давно, со времен землетрясения в родном Спитаке, получив квартиру в волжском городе как пострадавший. До прошедших два года назад выборов в городскую думу он жил спокойно, безбедно и уверенно глядя в будущее. С выборами пришла досадная помеха в виде депутата Федора Александровича Амелина, который рьяно взялся искоренять в городе общественное распитие спиртных напитков и начал именно с бульвара, на котором располагался пяток заведений Арутюняна. Дружинники из гражданских выходили по вечерам на контрольные закупки, снимали тайно видео потребления алкоголя, стыдили прилюдно продавцов. Бывало, даже добивались официальных штрафов. Через два года борьба окончилась полной победой Арутюняна – у Амелина нашлась масса других важных государственных дел. Арутюнян все ж соблюдал некую осторожность, которую как игру приняли и местные выпивохи, и районная полиция.

Нюша обо всем этом знала, можно сказать, из первых уст, так как жила в депутатской семье Амелиных, удочеривших ее по случаю, и дружила с приходящей к ним домработницей, бывшим учителем младших классов сельской школы Верой Антоновной. Вера Антоновна была целиком на стороне Федора Александровича, поддерживала его страстно и очень переживала, что тот не сумел искоренить это зло в городе. Нюша ей сочувствовала, зная, что несколько лет назад спился и умер ее муж, а теперь пропадал в пьяном угаре и единственный сын.

Нюша сама выбрала это место встречи на бульваре, рядом с детской площадкой, единственной на весь район. Пришла она загодя, осмотрев издали скамейку, на которой и должна будет ждать. Голос откликнувшейся на ее объявление женщины в телефонной трубке показался ей немного глуховатым или простуженным. Но речь была грамотной, а слова убедительными.

Нюша присела на столбик ограждения площадки, достала мобильный из рюкзачка и переложила в карман куртки. Не выпуская из поля зрения скамейку, она вглядывалась в прохожих, пытаясь угадать ту, встречу с которой так ждала.

Время шло, а скамейка пустовала. Гомон с детской площадки отпугивал отдыхающих, пьяницы же, получив свою порцию в павильоне неподалеку, видимо, уходили туда, где рядом не было таких ярких фонарей.

И все же она ее пропустила. Маленькая, очень худая пожилая женщина, пошатываясь, добрела до скамьи и осторожно присела на край. Нюша тут же достала телефон и нажала вызов последнего номера, одновременно двигаясь в ее сторону. Женщина вдруг засуетилась, открыла сумку, выхватила мобильный и громко сказала: «Слушаю». Нюша быстро дошла до скамейки и присела рядом.

– Это мой звонок. Я Нюша Амелина. Что вы можете мне рассказать?

– Мария Сергеевна, – представилась женщина. – Ты принесла деньги?

Она подозрительно посмотрела на Нюшу, словно не веря в ее платежеспособность.

– Конечно. – Нюша достала из кармана пятитысячную купюру. – Говорите!

– По профессии я медсестра, – начала Мария Сергеевна. – Но так сложилось, что работала в том роддоме, о котором ты писала в группе, лишь на выписке. Аллергия на медицинские препараты открылась, вот и перевели… В то время, о котором ты спрашиваешь, никто от детей не отказывался.

– Я это уже знаю! – с досадой перебила Нюша.

– Да, конечно. Но был один случай, скажем так, необычный. Не помню точно число, но середина сентября, без сомнения. Мой сын уже недели две как ходил в школу. В первый класс.

– Ваш сын??? – Нюша не сдержалась – женщина, с ее точки зрения, тянула скорее на бабушку, чем на мать пусть уже и взрослого сына.

– Что, старо выгляжу? Нет, я не пьющая, не бойся. Мне всего сорок. Рак у меня, недавно из клиники после химии.

– Простите…

– Да ничего, привыкла уже! – усмехнулась та невесело. – Так вот, молодая женщина выписывалась с ребенком одна, ее никто не встречал. С девочкой: та была слабенькой, худенькой. Было похоже, будто женщина сбегает из роддома раньше времени – обычно таких деток оставляли до набора нужного веса. Но, видимо, была договоренность о выписке – документы на ребенка и роженицу оказались в порядке. Решив, не мое это дело – вмешиваться, я помогла запеленать ребенка, вышла за женщиной на крыльцо, поднеся сумку с вещами. Перед подъездом ждала машина – такси. Обычное городское, с шашечками. Похоже было, вызвала она его сама. Поблагодарила меня за помощь и, уже усаживаясь, вдруг оглянулась назад. На большой скорости к роддому подъехал джип «Чероки». Белоснежный, огромный. Я хорошо разбиралась в марках машин – сынок мой собирал модели.

– Фамилию девушки вы запомнили?

– Иванова. Людмила Иванова. Вот отчество не помню. – Мария Сергеевна отвела взгляд.

– А сколько ей лет было? Не посмотрели? Ну а на вид?

– Очень молодая. Чуть за двадцать.

– Я на нее похожа? – неожиданно для себя выпалила Нюша.

Женщина внимательно на нее посмотрела.

– Нет, точно нет. Прости, но она была красавица. Не обижайся, у тебя есть своя изюминка. Но та была красива, как ангел. Даже без косметики.

Нюша сникла.

– Что дальше было?

– Из джипа, с водительского сиденья, вылез мужчина лет сорока, быстро подошел к ней, что-то сказал… – Женщина на миг задумалась.

– Они уехали вместе?

– А? Да, он заплатил таксисту и усадил ее с ребенком в свою машину.

– Тогда я ничего не понимаю… Они уехали, и… все? – Нюша почему-то ждала продолжения.

– Не все. На следующее утро в конце моего дежурства, я сменялась с суток, появился в роддоме странный человечек – роста невысокого, полноватый и какой-то суетливый. Совал мне деньги, расспрашивал о девушке, кто встречал ее, на какой машине уехала. Объяснил, что мать беспокоится о ней и ребенке.

– Вы рассказали правду?

– Да. Даже пожалела, что номер машины не посмотрела. Он сообщил, что девушка связалась с плохим человеком. Я тогда почему-то решила, что на джипе бандит какой-то приезжал за ней. Откуда такая дорогая машина у порядочного человека?

– Он назвал имя этой девушки?

– Да. Иванова Людмила. Поэтому я и рассказала ему, что знала.

– Адрес в документах был? Где-то она жила… не запомнили?

– Частично. Деревня какая-то в нашей области. Название не помню. А улица – Колхозная. Сама всю жизнь прожила здесь, в городе, на Колхозной, что за рынком. Вот и запомнила. Номер дома – двадцать два, как и у меня. Все, девочка. Больше ничего не знаю, – вдруг заторопилась Мария Сергеевна.


– Возьмите деньги. – Нюша протянула ей купюру.

– Спасибо. Ты не думай обо мне плохо. Мне эти деньги нужны очень – на памятник собираю. Сына в прошлом году в армии убили. Я не работаю, родственников нет никого. Хочу успеть памятник поставить. – Женщина тяжело поднялась со скамейки.

– Вас проводить? – Нюше до слез стало ее жаль.

– Не нужно, Нюша, спасибо. Здесь недалеко. В старом городе все близко. Вон, за углом и роддом тот, и дом малютки, – махнула она рукой.

– И рядом мой детский дом, – тихо добавила Нюша.

– Ты сходи в роддом еще раз. Бумажный архив сгорел в пожаре. Но часть его уже тогда в компьютер перенесли. Я знаю точно – сама этим и занималась в последнее время перед увольнением.

– Я была там. – Нюша вздохнула. – Мне ничего не дают, официальный запрос нужен. А приемных родителей просить не могу. До свидания, спасибо. Здоровья вам!

– Спасибо, девочка. – Женщина медленно пошла прочь.

«И опять пусто! Ну какое отношение имеет ко мне вся эта история? Не похожа я на ту красавицу, уродка я! Никому не нужная уродка!» – Нюше хотелось плакать. Вспомнив до кучи Аркадию Львовну, ее дружка – подросткового психиатра, приступ Кира, не сданную сегодня вовремя контрольную по геометрии – гарантированно будет трояк, Нюша всхлипнула. Домой идти не хотелось, но было уже прохладно от потянувшего с Волги ветерка. «Кир один, с бабкой. Вера Антоновна уже ушла», – вспомнила она и поднялась со скамейки. Идти было пять минут, но в гору, по разбитым каменным ступеням. Город она не любила, считая обшарпанные стены старых домов убожеством. Но архитектурную красоту Москвы и Питера ей приходилось рассматривать лишь в интернете. Мечтам попасть туда не предавалась – жизнь в детском доме научила не загадывать далеко, а довольствоваться днем идущим.





Глава 3




Открыла дверь Нюша своим ключом. И сразу же наткнулась на ненавидящий взгляд Аркадии Львовны. Решив, что быстро прошмыгнуть мимо не получится, она слегка кивнула, приветствуя бабку. Переобуться в тапки было делом нескольких секунд, но Нюша растянула это действо на подольше, медленно расшнуровывая кроссовки и надеясь, что Аркадия Львовна уйдет. Но та терпеливо поджидала Нюшу. «Ну, сейчас опять начнется…» – с тоской подумала Нюша, выпрямляясь в полный рост.

– Что? – решила она атаковать грубостью только лишь для того, чтобы в очередной словесной битве первый удар был ее.

– Ничего, Анна, нового! Начну с вопроса – где ты была?

– У подруги, – соврала Нюша равнодушно – начало «битвы» было стандартным, вопрос выбран из списка заранее заготовленных.

– Врешь. Опять врешь.

– Ну, вру. Какая вам разница?

– Ты же прекрасно запомнила, я даже не сомневаюсь в этом, что в девятнадцать ноль-ноль у тебя занятия с Карлом Генриховичем. Вчера вам помешал очередной досадный приступ у брата. – Она брезгливо поморщилась. – Но сегодня? Очень занятой человек, известный врач, целый час дожидается какую-то сопливую девчонку, чтобы помочь ей! Заметь, Анна, делает он это лишь из хорошего ко мне расположения!

– После очередного, как вы заметили, досадного приступа ваш внук мог умереть, – разозлилась Нюша.

– Не уводи тему! Кирилл – слабый, избалованный отцом ребенок. Мальчика нужно было закалять с раннего детства, а не кутать в тридцать три шубы! Впрочем, пустой разговор. Так что? Будешь добровольно заниматься с врачом?

– Нет!

– Хорошо. Ты сказала, я услышала. Тебе же хуже. Амелин с Маргаритой вернутся через неделю, сейчас ты и Кирилл на моем попечении, и мне решать, что с вами делать!

Аркадия Львовна, отвернувшись от Нюши, двинулась по коридору к своей комнате.

Нюша напряглась. Мысленно прокручивая всевозможные варианты дальнейших действий бабки, выбрала наихудший – та запрет ее дома. В школу их с Киром возит охранник Вован, который, несмотря на угрожающую внешность, страшно боится Аркадию Львовну. От него не сбежишь. Ну а дома в качестве надзирателя та выступит сама. Попала…

Кира дома она уже не застала – по вечерам он занимался тренировкой дыхания в клинике.

Нюша поднялась в свою комнату, по пути захватив с кухни несколько пирожков, испеченных Верой Антоновной, и стакан гранатового сока. Есть хотелось страшно, как и всегда после пережитого волнения. Реально понимая, что в ее возрасте каждая плюшка и пирожок откладывают в бока свои неправильные жиры, она следила за своей фигурой все же не так ревностно, как ее одноклассницы. Разговоры о диетах, косметологах, салонах красоты, фитнесе и мальчиках не смолкали во время перемен ни на минуту. Участия в них Нюша не принимала, но внимательно слушала, что обсуждают, чтобы только быть в курсе. Возможно, когда-то… Но сейчас ее волнует лишь одно – поиски.

…Только один человек знал, что она ищет свою биологическую мать – ее приемный дед Саня. Именно он подарил ей эту волшебную возможность – рыться в интернете без посторонних глаз в собственном ноутбуке. Намеки, пока деликатные, прозвучали еще до отъезда родителей на отдых на Нюшином дне рождения. Уже в четвертый раз в ее жизни накрывали стол и созывали гостей персонально для нее, а не для всех сентябрьских именинников, как было заведено в детском доме. Только ей несли подарки, и даже Аркадия Львовна покупала Нюше что-нибудь в ближайшем супермаркете – коробку зефира или мармелада в шоколаде. Как-то отложилась в ее памяти однажды высказанная Нюшей любовь именно к этим сладостям.

Все это считалось семейным праздником, посторонних не звали, не приветствовались и подруги из класса, не говоря уж о детдомовских. Со стороны приходили только родители отца – дед Саня и его жена. Не признаваясь даже себе, что ждет одного деда, Нюша благодарила за подарки всех одинаково сердечно и вполне искренне. Но чувствовала она какое-то щемящее душу родство именно с ним.

И в этот раз единичные тосты в ее честь очень быстро перешли в общий шум голосов. Аркадия Львовна, подвыпив, начала громко пенять зятю, что тот загубил жизнь дочери и никчемно воспитал внука. Отец пытался делать вид, что соглашается, подливая теще коньяк чаще, чем другим. Видимо, надеялся, что та быстрее дойдет до нужной стадии неадекватности и удалится к себе. Мама Марго с женой деда Ланой уселись за противоположный от Аркадии Львовны конец стола, чтобы спокойно пообщаться. Кир жался поближе к Нюше. Она видела, ему совсем было не до взрослых разговоров, впрочем, ее они тоже интересовали мало.

Спустя некоторое время Нюша, спросив разрешения уйти в гости к подруге, оставила семейство Улицких – Амелиных праздновать Нюшин же четырнадцатый день рождения без именинницы. Семейство, уже привыкшее к ее «неотесанности и отсутствию воспитания» (цитата бабушки Аркадии Львовны), даже не нашло причин, чтобы ее остановить. Минутная пауза, немой вопрос в глазах мамы Марго, равнодушный кивок отца, тоскливо-завистливые глаза Кира и затылок Аркадии Львовны – последнее, что Нюша уловила, отворачиваясь от праздничного стола. За спиной почти сразу же забулькало вино по бокалам, застучали вилки, и голос отца коротко констатировал: «А теперь – тост!»

Самого тоста Нюша уже не слышала, быстро поднимаясь по лестнице на второй этаж.

Час прошел в любимом ею одиночестве, в темной комнате, освещенной лишь сумрачной луной и включенным экраном ноутбука. А потом дверь резко открылась – дед Саня, единственный, кто свято верил ей, даже когда она врала без страха быть пойманной, стоял на пороге, удивленно глядя на яркий монитор. Он, видимо, тоже уставший от застольной болтовни родственников, решил скрыться в ее комнате. Поэтому, открывая без стука дверь «девичьей», никак не думал, что Нюша там – она же ушла к подруге!

Нюша, от неожиданности не сразу захлопнув крышку компа, поняла – по быстро прочитанным дедом словам: «Поиск. Люди. И фамилия…» он мог сделать только один вывод – она, Нюша, продолжает искать. А ведь обещала. Именно ему, что не будет больше! Просто чтобы не расстраиваться от очередного разочарования и бесполезных встреч с чужими людьми.

Дед смотрел на нее с упреком и жалостью. Взгляд, который она прощала только ему и никому больше. Упреки раздражали, а жалость бесила. Нюша считала, что большинство людей по-настоящему жалеть не умеют, скрывая свою неловкость за вынужденное признание чужой беды фальшивой гримасой якобы сочувствия. А по большому счету им нет никакого дела до этой, только твоей, беды.

Дед Саня жалел по-настоящему. Даже казалось, она чувствует, как болит его сердце, когда покалывает ее. И душа у него плачет, когда Нюше плохо. И одинок он так же, хотя и женат на талантливой пианистке Лане, молодой женщине из маленького села, где у Амелиных уже много лет пустует срубовый дом, окна которого смотрят на темный лес. Дом, из которого в никуда ушли его первая жена Люба и ее сестра Надя, оставив ему годовалого сына Федора и Надину пятилетнюю дочь Светлану…