Вечная ночь

– Дядька здоловый, как выскотиль, как даст тете по гававе! Туда, смотли, туда потасил!

– Куда – туда? Там стена, там нет прохода.

– Есть, плоход! Посли, показу!

Дима пулей пролетел по узкому туннелю и оказался в соседнем переулке. Сквозь потоки дождя он увидел красные задние огни машины, побежал за ней так быстро, как никогда в жизни не бегал. Прежде чем автомобиль скрылся, Дима успел заметить, что он темный, черный или темно-синий. Но ни марки, ни номера не разглядел.





Глава тридцать четвертая




Жалобный стон, жуткое сдавленное мычание заставило Олю открыть глаза. Она не сразу поняла, что это она сама стонет. Перед глазами плавали светящиеся мухи. Тупо ныл затылок.

Первое, что она сумела разглядеть, была елочка, болтавшаяся перед ветровым стеклом. Такие штуки вешают в машину, чтобы хорошо пахло. Но в салоне все равно воняло нестерпимо. Запах шел снизу. Оля попыталась опустить голову, затылок и шею пронзила боль. Рот был заклеен куском пластыря. Руки связаны тонким крепким шнуром, крест-на-крест. В полумраке салона ей удалось разглядеть свои ноги. Белые сапоги были заляпаны грязью.

«Он тащил меня через проход между домами. Его обувь тоже в дерьме и помоях. Вот почему так воняет. Я в машине, на заднем сиденье. За рулем неизвестный человек. Я вижу только его силуэт. Когда я вышла из арки, он подошел сзади, ударил меня по затылку, накинул мешок на голову. Заклеил рот, связал руки. Потом он вколол мне какой-то наркотик. Поэтому мне так плохо. Сколько же времени я была в отключке? Как далеко мы уехали?»

Руки были связаны спереди. Она попробовала поднять их, снять пластырь, но пальцы не слушались. Они онемели, как и все тело.

За окном мелькали редкие огни. Незнакомый промышленный район. Пусто, тихо. С того момента, как она очнулась, мимо не проехало ни одной машины. Уже не центр, но еще не окраина. Бетонные глухие заборы, трубы, гаражи, унылые громады каких-то фабрик, подстанций, складов.

Оля замычала, нарочно громко, чтобы обратить на себя внимание водителя. Зеркало заднего обзора не отражало его лица.

– Потерпи, не плачь, – произнес голос, как будто из глубины колодца, глухой, хриплый и совершенно незнакомый.

Оля ответила мычанием.

– Ты скоро будешь свободен, я помогу тебе.

«В обычной жизни у него должен быть совсем другой голос. С кем он говорит? Конечно, не со мной. Он не заклеивал рты предыдущим жертвам, не связывал руки. Но они садились к нему в машину добровольно и кричали только в последнюю минуту, когда это уже не имело значения. Его жертвы – дети и подростки. Я взрослая женщина. Я подошла к разгадке слишком близко, и он счел необходимым убить меня. Тогда почему он не сделал этого сразу?»

Машина переехала железную дорогу-одноколейку, свернула в темный тупик и остановилась. Человек за рулем вылез, открыл заднюю дверцу, сильно дернул Олю за связанные руки, вытащил из машины. Он действовал ловко и быстро. Он владел какими-то особыми приемами и навыками. На нем была черная куртка, он успел накинуть капюшон. Дождь все лил. Она попыталась дернуться, вывернуться, но не смогла. Тело все еще не слушалось, перед глазами стоял туман, тошнило, но голова работала ясно.

Под темным капюшоном не было видно его лица. Руки, которые тащили ее за подмышки, казались железными. Он больше походил на робота, чем на человека. Дима сказал, что Женя Качалова в своем дневнике называла Молоха киборгом и биороботом. Конечно, он не человек. Оно. Нечто.

Оля слышала, как оно дышит, слегка посапывает. Чувствовала его запах. От него пахло зубной пастой, травяным мылом, кремом после бритья и дерьмом, которое прилипло к его ботинкам.

«Что же такое он мне вколол? Существует более трех тысяч снотворных и наркотических препаратов самого разного действия. Он в них отлично разбирается. Наверное, даже учел мой маленький вес, низкое давление и рассчитал время. Он меняет автомобиль, значит, заранее допускал возможную погоню? Проверку на трассах? Да, на этот раз он особенно серьезно подстраховался».

Молох усадил ее на заднее сиденье. Захлопнул дверцу. Сел за руль, включил двигатель.

«Тонированные стекла, – отметила про себя Оля, – салон меньше. Первая машина была более дорогой и новой. Эта старая, тесная. Судя по тому, как крепко он связал меня, действие наркотика скоро прекратится».

Ее немного пугало собственное спокойствие. Как будто все происходило не с ней, как будто она смотрела кино. Наверное, включились механизмы подсознательной защиты. Или это тоже было действие наркотика?

Они свернули и выехали на оживленную трасу. Мимо неслись машины. В них сидели люди, совсем близко. Впереди вспыхнул красный огонек светофора. Существо за рулем притормозило и остановилось. Оле хотелось биться головой о стекло и орать. Она ясно видела профиль пожилого полного мужчины за рулем соседней машины. Он курил и смотрел перед собой. Но даже если бы он повернулся, вряд ли разглядел бы ее сквозь тонированное стекло. Ей удалось сдвинуться ближе и боком, виском стукнуть по стеклу. Удар получился слабый, голова закружилась. Загорелся зеленый. Машины двинулись.

Оля громко замычала. По щекам медленно, щекотно потекли слезы.

– Оборотень, апостол вечной ночи, скоро умрет, – произнес глухой голос, – ты вылетишь из своей страшной темницы, ты расправишь крылья и поднимешься в небо.

«Я могу сколько угодно стонать и мычать. Ему это все равно. Он в капсуле своего бреда. Даже если он снимет пластырь с моего рта, я не сумею пробить эту капсулу. Там, внутри, все логично, четко, незыблемо. Сверхценные идеи паранойального психопата коррекции не поддаются».

И вдруг заиграла музыка. Спокойные, нежные аккорды фортепьяно.

– Ференц Лист. «Утешение», – сказал киборг.

То ли кончалось действие наркотика, то ли музыка так подействовала, но Олю затрясло. Отрешенное спокойствие сменилось паникой. Она почувствовала, как бьется сердце, движется кровь, легкие наполняются воздухом. Она попыталась пошевелить пальцами. Медленно, тяжело поднялись к лицу связанные руки. После третьей попытки ей удалось подцепить ногтем пластырь и оторвать немного с краю, возле уха.





* * *


По плану «Перехват» на вечерних московских улицах останавливали темные иномарки, особое внимание обращали на «Форды-Фокусы» темно-синего цвета. Патрульные машины дежурили на всех главных выездах с МКАД. Из-за дождя движение было не слишком интенсивным.

– Почему ты решил, что он повезет ее именно за город? – орал в трубку майор Завидов. – Объясни, где ты находишься? Куда тебя несет, Соловьев?


Старый бежевый «Фольксваген» мчался по Хорошевскому шоссе. Диму несло в Давыдово, и маршрут он выбрал довольно странный, учитывая, что до этого маленького подмосковного города добраться можно либо по Волоколамке, либо по Ленинградке.

Хорошевка за Полежаевской переходит в проспект Маршала Жукова. Дальше мост через Москву-реку. Слева Крылатское, справа – Серебряный Бор. Ни один нормальный человек так не поедет, если хочет выбраться из Москвы.

Но тот, у кого в машине похищенная женщина, от проспекта Мира к МКАД поедет именно так.

Телефон опять зазвонил.

– Дмитрий Владимирович, один «Фокус» точно упустили, – орал в трубку Антон, – на Хорошевке, где-то между Третьей и Четвертой Магистральной. Понимаете, они другой синий «Фокус» тормознули, а там штук семь обкуренных подростков, пока с ними разбирались, ту машину потеряли. И главное, она пропала, прямо как сквозь землю провалилась.

– Номер, конечно, опять никто не разглядел? – спросил Дима.

– Нет. Грязью заляпан номер.

– Хорошо. Будь на связи.

«Да, там совсем просто исчезнуть, провалиться сквозь землю, – думал Дима. – Мальчик сказал, что Олю ударили по голове и потащили. Она потеряла сознание, но вряд ли надолго. Она очнется. Станет кричать, попытается выбраться из машины. Ему придется остановиться, чтобы отключить ее еще раз. А вдруг он связал ее и вколол что-то? Он не мог успеть за пять минут. Или мог? Если бы он просто хотел ее убить, он бы сделал это сразу и оставил во дворе. Но у него другие цели. Он везет ее за город, в лес, чтобы совершить свой обычный ритуал».

За окнами машины было темно и пусто. Дима проезжал одно из самых безлюдных мест Москвы. Полежаевская, район Магистральных улиц. Склады, холодильники, гаражи. Слева мелькнул стеклянный куб автосервиса, освещенный изнутри мертвенным светом. Справа шла сплошная бетонная стена.

Давыдово – единственный шанс. Один из ста или из тысячи. Дима не знал, почему его туда так тянет сейчас, что это – интуиция или просто отчаяние. Перед глазами стояло Олино лицо, в тот момент, когда она попросила остановить и увеличить кадр.

Она, безусловно, узнала кого-то. И не поверила себе, испугалась. Даже Диме ничего не сказала. Значит, это был кто-то свой, близкий, кто-то вне подозрений. С самого начала Оля высказывала версию, что Молох может быть связан с правоохранительными органами, что он в курсе расследования и имеет возможность влиять на его ход.

Кто же? Кто вне подозрений? Кого Оля знает и уважает настолько, что ей было больно узнать его на диске? У кого нет семьи? Кто постоянно в курсе расследования и имеет возможность влиять на его ход?

Ответ напрашивался сам собой. Прежде чем назвать имя, Дима пробормотал: «Нет. Невозможно!» То есть повторил слова Оли, которые она произнесла после того, как он остановил кадр.

Слегка снизив скорость, он набрал телефонный номер, один из трех десятков, внесенных в записную книжку мобильного. Пока звучали долгие гудки, Дима думал: «Ерунда. У него нет “Форда-Фокуса”. Есть какая-то старая подержанная иномарка, то ли “Опель”, то ли “Шкода”. За руль он садится редко, предпочитает такси или метро. Он, конечно, дома. Сейчас возьмет трубку, спросит, что случилось, выслушает, поможет, успокоит, выдвинет одну из своих парадоксальных версий, которая окажется единственно верной и спасет Оле жизнь»..

– Здравствуйте. К сожалению, в данный момент я не могу взять трубку, перезвоните, пожалуйста, позже или оставьте сообщение после сигнала.

На автоответчике звучал такой приятный знакомый голос. Дима не стал оставлять никаких сообщений. На всякий случай набрал номер мобильного и уже не удивился, когда услышал:

– Абонент временно недоступен.

Соловьев переехал одноколейку, заметил, что один бетонный забор кончился, начался следующий и между ними прореха, пустое пространство шириной в несколько метров. Развернувшись, Дима включил дальний свет. Между заборами был тупик, довольно глубокий, в глубине его, у ржавой стены то ли гаража, то ли склада, стояла машина. Темно-синий «Фокус», с номером, заляпанным грязью.





* * *


Руки дрожали. Голова кружилась. Надо было немного отдохнуть. Каждое движение давалось с трудом. Они подъезжали к кольцевой дороге. Оля увидела две милицейские машины. Офицер ДПС стоял с поднятым жезлом.

«Господи, помоги!» – крикнула про себя Оля.

Офицер был совсем близко, они ехали прямо к нему. Синие сполохи мигалок освещали салон. Молох снизил скорость. Офицер опустил свой жезл. К обочине прибилась темная иномарка. Молох медленно проехал мимо и пересек МКАД.

– Разведчик обязан все продумать заранее. Гоминиды бдительны и агрессивны. Теперь мы в безопасности. Потерпи еще немного, душа моя.

Опять заиграла музыка. На этот раз симфонический оркестр. Пронзительная, глубокая волна струнных ударила в сердце, потом медленно, нежно, как слеза по щеке, потекло соло скрипки.

– Иоганн Брамс. «Симфония № 1», – сообщил Молох.

«Душа моя, душа моя, – повторяла про себя Оля, не в силах шелохнуться. – Двойная макушка. Родимое пятно на шее, чуть ниже затылка. Плоское темно-красное пятно, размером со старый пятак. Его почти не видно под волосами, но я заметила, когда он пожаловался, что лысеет, и наклонил голову. Это его голова, его затылок. В восемьдесят третьем он снял дачу для своей матери, в тридцати километрах от Москвы, и часто ездил туда. Мать умерла в восемьдесят седьмом. Поселок Уборы, надо было просто посмотреть по карте, уточнить. Зачем? Я и так помню, что эти Уборы всего в двух километрах от Давыдова. Марк мог узнать его, но он загипнотизировал Марка. Порнограф легко поддается гипнозу, как все идиоты, включая моральных. Он парализовал его память, подавил волю. Он гениально это делает. Он вообще гений, лучший судебный психиатр России. Его методика “Я – это он” предполагает абсолютное вживание в образ. Поэтому все его странности были объяснимы. Он думал, мучился над загадкой очередного монстра, и никто не мог представить, что он сам – монстр».

Она не замечала, что руки ее упрямо поднимаются к лицу. Пальцы нашли отлепившийся уголок пластыря, прихватили, потянули. Он отклеился удивительно легко, наверное, потому, что размок от слез.

– Кирилл Петрович, – произнесла Оля и не узнала собственного голоса, – мы с вами нашли Молоха. Ваша формула работает отлично. Он – это вы. Не дайте ему вас сожрать.





* * *


Открыть дверцу Диме удалось неожиданно легко и быстро, при помощи тонкой отвертки из перочинного ножика. Взвыла сигнализация, но некому было ее услышать. В салоне «Фокуса» воняло. Коврики на полу заляпаны комьями грязи. Фонарь в мобильном телефоне давал мало света, но Дима заметил в левом углу, у спинки заднего сиденья, что-то блестящее. Маленькие женские часы на тонком золотом браслете. Он не мог не узнать их. Он так долго выбирал для нее подарок на день рождения два года назад и нашел эти часики, изящные, нежные, с овальным перламутровым циферблатом.

Тогда поиски Молоха только начались. Они работали в диком напряжении, и Оля не собиралась праздновать свой день рождения. Она удивилась и смутилась, когда Дима вручил ей подарок.