Ведьма в белом халате

Неожиданно мое внимание привлек птичий гомон за другим окном. Я сперва не подумала дурного. Ну чирикают и чирикают себе воробьи. Но потом заметила необычайное оживление на карнизе. Вспомнила, что не так давно открывала окно. А еще через миг вспомнила о коробке и кинулась к раме с испуганным криком:

– Мой пончик!

Увы. Крючок на раме сыграл со мной злую шутку, и вместо того, чтобы удержать коробку на карнизе, он слегка приоткрыл крышку, сделав мою заначку доступной для воробьев и синиц. Когда я высунулась из окна и яростно замахала руками, они целой стайкой разлетелись кто куда. А когда я заглянула внутрь, из моей груди вырвался горестный стон, и почти сразу над притихшей стоянкой пронеся мой возмущенный вопль:

– Сволочи пернатые! Что вы наделали?!

От роскошного, моего единственного и восхитительно сладкого пончика остались лишь жалкие крошки. Гребаные птички успели склевать его весь! Поэтому все, что мне осталось, это со злостью смотреть на крохотные осколки некогда белой глазури и измысливать страшную кару для проклятых тварей, которые лишили меня заслуженного ужина.

– Гады, – печально повторила я, уронив коробку на подоконник. – Какие же вы все-таки гады!

– Чирик-чирик, – дружно отозвались насытившиеся воробьи и вместе с синицами запрыгали по проводам, выразительно поглядывая в мою сторону. Явно в надежде, что я подам им еще что-нибудь вкусненькое.

С грохотом захлопнув окно, я плюхнулась на стоящую рядом кушетку и, подперев голову рукой, с унылым видом уставилась на стену. Есть захотелось с удвоенной силой. При воспоминании о вкусном пончике рот сам собой наполнился слюной. В животе тут же забурчало. Я даже пожалела, что в нашей клинике было не принято брать подарки от пациентов, и подумала, что именно сейчас мне бы очень пригодилась подаренная каким-нибудь оборотнем шоколадка.

– Пойти, что ли, кофе еще налить? – задумчиво произнесла я вслух, очень кстати вспомнив, что в ординаторской остался казенный сахар. Риск быть застуканной дежурным персоналом, конечно, имелся, но есть хотелось все сильнее, а время ужина в больнице давно прошло.

Эх, была не была…

Я кинула взгляд на часы, а затем решительно спустилась на второй этаж. Тихонько пробравшись мимо сестринской, я прокралась в заветную комнату для врачей, прекрасно зная, что дежуранты в это время делали вечерний обход. Пациенты, разумеется, все до одного находились в палатах, дежурная сестра спокойно пила чай у себя. Так что мне никто не помешал набулькать большущую кружку горячего кофе и, бухнув туда сразу пять ложек сахара, так же осторожно отправиться в обратный путь.

Когда я добралась до лестницы, снизу раздались раздраженные мужские голоса. Благодаря форме холла, слышимость была хорошей, однако слов я так и не разобрала. Поздние посетители ссорились тихо, видимо, зная об оставшемся в дежурке охраннике. Но по рыкающим голосам я быстро поняла, что это ссора между двумя оборотнями.

Встревать в чужие разборки мне, конечно же, не следовало, но, зная вспыльчивый нрав мохнатиков, я не могла не спуститься и не выглянуть из-за угла.

Как оказалось, ссорились и впрямь оборотни. Точнее, лисы. А еще точнее – отец и сын Лисовские, при виде которых я так и застыла, держа в руке дымящуюся кружку.

Вероятно, они уже закончили выяснять отношения, потому что в коридоре неожиданно стало тихо. Видеть я могла только Лисовского-старшего – Андрей стоял ко мне спиной. Но по напряженным позам нелюдей было ясно: оба недовольны исходом разговора. Мальчик набычился и смотрел на отца снизу вверх, словно подросший пес, бросивший вызов более опытному сопернику. Его отец был бледен, а на лице застыла жутковатая полузвериная маска. Которая стала еще страшнее, когда из глотки пацана вырвался низкий, вибрирующий и откровенно угрожающий рык.

Имея кое-какое понятие об обычаях оборотней, я откровенно струхнула, поняв, что Лисовский-младший только что выказал открытое неповиновение старшему в семье. Более того, глухой бархатный рык выкатывался из его изменившегося горла волнами, то тише, то громче. И это означало прямой вызов. То, что между собой оборотни называют негласным судом. Причем не по человеческим, а по их собственным древним обычаям. То есть в звериных обличьях. Бой не до первой крови. До смерти. Которого Андрей мог потребовать лишь в том случае, если по-настоящему перестал уважать отца.

Если вы думаете, что это интересное зрелище, то вы глубоко заблуждаетесь. Вторые ипостаси оборотней – это вам не милые лисички и зайчики. Это даже не дикие волки и медведи. Нет. Это двухметровые, полные нерастраченной силы свирепые монстры, поведением которых управляют инстинкты, а разум становится всего лишь бесплатным приложением к нему. Вторая ипостась у них не зря звалась боевой. Находясь в ней, оборотни превращались в живые машины для убийства. И если вы способны представить, как на месте двух зрелых лисов возникают человекоподобные, заросшие шерстью, легко передвигающиеся на задних лапах и абсолютно невменяемые чудовища, то тогда вам станет понятно, отчего я испугалась.

Не ответить на вызов Лисовский-старший не мог. Этого требовала его честь, его статус, его природа, наконец. По сравнению с сыном он был более крупным и тяжелым. Неопытного юнца мог отправить на тот свет всего один удар мускулистой лапы. Однако время шло. Лисовский-старший, хоть и побелел как снег, по-прежнему не двигался. Его глаза стали ярко-желтыми. Дернувшаяся вверх губа обнажила резко удлинившиеся клыки. Сильные пальцы скрючились. Подушечки на мгновение потемнели, готовясь вот-вот выстрелить наружу звериными когтями. Но потом он вдруг потянул носом и…

Я глазам своим не поверила!

Неожиданно отступил.

– Жду тебя домой к ночи, – неузнаваемым голосом прорычал оборотень, буравя сына тяжелым взглядом. А затем отступил еще на шаг. Хлестнул по непокорному мальчишке бешеным взглядом. После чего еще немного от него отодвинулся, почти развернулся к выходу, но в последний миг резким движением вскинул голову и уставился прямо на меня.

Я аж икнула от неожиданности и едва не выплеснула себе на туфли остывающий кофе. А в следующий миг Лисовский уже отвернулся, толкнул рукой дверь и скрылся в темноте зимней улицы. Еще через миг снаружи взревел мотор, и, судя по шороху шин, раздраженный донельзя лис покинул территорию больницы.

– Фу-у… – Андрей опустил плечи и как-то разом обмяк, в один миг превратившись в самого обычного мальчишку. Потом дрожащей рукой пригладил торчащие во все стороны русые вихры, вытер со лба испарину. Быстро обернулся и при виде меня изумленно воскликнул:

– Ольга Николаевна! А вы что тут делаете?!

Я посмотрела на парня неверящим, все еще до крайности испуганным взглядом.

– Что вы не поделили?

– А… – отмахнулся молодой лис. – Он хотел, чтобы я уговорил Лиску вернуться домой. А когда я отказался, вспылил. Я тоже… хм… погорячился. Мне очень жаль, что вам пришлось увидеть эту некрасивую сцену. Но, честное слово, это не то, что вы подумали!

Я машинально отхлебнула кофе.

Интересно, он вообще понимает, что минуту назад находился на волосок от смерти? Чего стоило старшему Лисовскому сдержаться и не ударить, я прекрасно видела. Он почти перекинулся. Почти потерял контроль. Но тот факт, что этого все-таки не произошло, красноречиво свидетельствовал: отец относился к Андрею не просто как к наследнику и продолжателю его дела. Он вовсе не формально воспитывал сына и проявлял к нему такую же неформальную заботу. Будь это не так, сейчас на полу лежал бы остывающий труп: для зверя в такой момент не имели значения ни социальный статус, ни важность соперника для бизнеса – им управляли только эмоции. И раз Лисовский сдержался и, что уж совсем невероятно, отступил, значит, он и впрямь любил сына. Любил искренне, помнил об этом даже в боевой ипостаси, поэтому и не захотел его поранить.

Это оказалось очень неожиданным открытием. И чуть ли не первым положительным впечатлением об этом оборотне. Мужчина, способный в минуту бешенства помнить о дорогих ему людях и удержать своего зверя на поводке даже после того, что сделал мальчишка, мог вызывать лишь безграничное уважение.

– Он не так уж плох, – извиняюще посмотрел на меня Андрей, видимо, догадавшись, какие мысли бродят в моей голове. – Просто с ним сложно… очень. Когда была жива мама, она его сдерживала. И нами, в основном, занималась тоже она: отцу всегда было некогда. А четыре года назад мамы не стало, и отцу пришлось выбирать между работой и нами.

Я машинально кивнула.

– Лиска всегда боялась его потревожить, – вдруг признался Лисовский-младший. – Он так много делал для мамы… два последних года буквально жил ею. И мы боролись за нее. Особенно он. Но мама ушла, и после этого с отцом стало совсем трудно. Ему нужно, чтобы все было так, как он сказал. Думает, он непогрешимый. Все знает, все умеет… порой это тяжко – говорить ему, что он не прав. Он злится. Психует, как все предки. Иногда рычит. Но я все равно знаю, что он нас любит. И меня, Лиску… особенно Лиску. Просто иногда эта любовь становится чересчур навязчивой и порой, как бы это сказать… утомляет.

– Тогда почему Алиса отказалась с ним встречаться? – непонимающе нахмурилась я.

– Она слишком похожа на маму, – невесело усмехнулся парень. – Отец тяжело переживал ее смерть, и Лиска побоялась, что, увидев ее в таком состоянии, он сорвется. Как после похорон. Поэтому она решила подождать, когда сойдут ушибы. Посчитала, что так ему будет не слишком больно видеть ее уродство.

Я изумленно уставилась на Лисовского-младшего.

– И только?!


– Лиска переживает за него больше, чем за себя. Хотя поступать в медицинский все равно не отказалась. Но злость – это ведь не боль, правда? И вполне нормально, что дети выбирают не тот путь, который уготовили им родители. Жаль, что отец с этим еще не смирился. Но он научится. Когда Лиска получит диплом, все равно никуда не денется. Признает. А вы о чем подумали?

– Ни о чем, – пробормотала я, мысленно устыдившись. – Но все же это неправильно, что она его сторонится. Если отец ее любит, он поймет. И, наоборот, успокоится, когда своими глазами увидит, что с ней все в порядке.

– Вы думаете?

Я скрепя сердце кивнула.

– Тогда… может, мне поговорить с Лиской? – откровенно задумался Андрей. – Может, увидев, сколько вы для нее делаете, отец перестанет настаивать, чтобы увезти ее домой или в другую больницу?

– Как хочешь, – с деланым равнодушием пожала плечами я.

– А если Лиска согласится, вы позволите отцу сюда прийти? Дадите ему заглянуть к ней в палату?

– Ненадолго, – неохотно отозвалась я. – Буквально на полчаса. И только в том случае, если ваш отец не откажется соблюдать санитарные правила.

Андрей задумчиво пошевелил бровями и так же задумчиво кивнул.

– Хорошо, я ему передам. А почему вы находитесь тут так поздно?

– Дела, – неопределенно отмахнулась я.

– Дела? Мм… Вы извините, если что не так. Мы не хотели никого напугать, – еще раз повинился молодой лис. – И… это… если что, когда отцу можно будет навестить Лиску? Есть какие-то специальные часы для посещений?

Я вздохнула. Но в подобной ситуации препятствовать встрече Лисовского с дочерью я не могла. Это было бы прямым нарушением его прав. И с точки зрения закона, да и просто по-человечески. Хотя, конечно, узнать о нем такие детали я сегодня не ожидала.

– До свидания, Ольга Николаевна, – спохватился Андрей, когда я озвучила желаемое время для встреч и собралась уходить. – Спасибо вам за все.

– Да не за что, – против воли улыбнулась я, поднимаясь по лестнице. – До завтра, Андрей.

– До завтра! Я утром забегу! – крикнул он вслед. А потом спохватился: – Ой. Забыл спросить: а пончики-то вам понравились?

Я, не оборачиваясь, угукнула.

– Тогда я завтра свежие принесу! С клубникой! Ладно?!

Ну что на это можно было ответить?

– Приноси, не откажусь, – рассмеялась я, все-таки ненадолго обернувшись. А когда мальчишка просиял, а его лицо озарилось широкой, на редкость привлекательной улыбкой, неожиданно подумала, что, будь он лет на десять – пятнадцать постарше, я бы обязательно захотела узнать его поближе.





Глава 8




«Неделя и пять дней до зарплаты, – вот о чем я подумала первым делом, когда открыла глаза и посмотрела на часы. – Шесть тридцать утра. Точно по графику. Жаль, что я не дома и просыпаться в такую рань больше не нужно».

Поспать я действительно любила, но небольшое полезное заклинание вот уже который год будило меня строго в одно и то же время, невзирая на время года, температуру воздуха за окном, а также наличие или отсутствие в постели постороннего лица.

Вспомнив, что сегодня с высокой степенью вероятности к нам снова прибудет неприятный посетитель, я заторопилась и еще до пятиминутки заглянула в реанимацию, придирчиво проверила бинты, растворы для капельного введения, слегка изменила лечение, а затем с сомнением посмотрела на постепенно выздоравливающую лисичку, не зная, как начать разговор.

– Алис, прости, но я все-таки должна еще раз у тебя спросить…

– Па… па? – с трудом выдохнула Алиса.

– Да. Андрей вчера успел с тобой поговорить?

– Да…

– И что?

– Хо… чу…

Я тяжело вздохнула. И когда этот сорванец успел, если мы расстались с ним затемно? Разве что, дождавшись, когда я уйду наверх, все-таки сбегал сюда и в своей манере убедил сестру не упрямиться?

– Мож… но? – очень тихо прошептала Алиса, когда я с досадой поджала губы.

Я снова вздохнула.

– Можно, конечно. Только знаешь что… давай-ка мы приведем тебя немного в порядок?