Ведунья против короля

– Ты подросла, пока меня не было. Теперь уже можно. Сегодня я покажу тебе солнце.

– Анли, мы летим к солнцу!

От счастья Исми прыгала и вертелась, боясь пропустить знаменательный миг, но Литу вдруг охватило смутное предчувствие беды. Было что-то неуловимо неверное, лживое во всем происходящем, но понять точнее, что именно, пока не получалось. Зато ведунья могла незаметно следить за стражем, сравнивать его улыбку и интонацию с прежними, теми, которые хранила в отличной памяти, и постепенно сделала однозначный вывод – интуиция ее не подвела. Грозвенд решился на что-то, неизвестно пока, на что, но это ему очень не нравилось. И тем не менее он упорно гнал крылет сквозь предутренний сумрак к тому месту, откуда они попали в Файханоль.

Следовательно, это и был единственный вход сюда, четко осознала Чижик, заметив темный круг на фоне сияющего магией защитного свода.

– Видишь? – оглянулся маг, словно чувствуя заинтересованный взор ведуньи.

– Да. А никто не сможет в него упасть?

– До него невозможно добраться. Лишь сильный маг преодолел бы защиту, но стража дежурит постоянно.

– А папа – главный страж! – гордо объявила Исми. – Мне мама рассказала! Он вообще самый главный!

– Это очень трудная работа, – кивнула Лита, ничуть не озадаченная этим заявлением. Нечто подобное она и подозревала.

– Это не работа, – замотала хорошенькой головкой девчушка. – Это… как его… ну, когда все слушаются?

– Значит, самый умный, – упорно не желала подсказывать ей гувернантка, глядя на жестко застывший профиль мага.

– Ну да… – Больше ничего сказать Исмиль не успела.

Крылет резко нырнул вверх, в оконце щита, и над ними засияло утренней синевой бескрайнее небо, опушенное розоватыми клочками тающих облаков.

– Это солнце? – лишь через минуту выдавила малышка, которую Лита на всякий случай крепко прижимала к себе и успокаивающе гладила по голове и спинке.

– Еще нет. Это только небо, – с наслаждением дыша полной грудью, мягко поправила Лита. – Солнце – оно как фонарик, видишь, там, вдали, светлая полоса? Это оно поднимается. Скоро мы его увидим.

– А тот мех?

– Это облака. Они бывают всякие – белые, розовые, темные. Иногда из них идет дождь, но тут он бывает редко… – поясняла Лита, укоризненно посматривая в спину застывшего статуей Грозвенда.

Мог бы и помочь, ей ведь неизвестно, что положено говорить детям, ни разу в жизни не видевшим ни солнца, ни неба, ни облаков. Только тусклый свод купола.

Однако маг все выше поднимал свой ковер, затем развернул его на север и наконец создал крышу. А потом все-таки оглянулся на дочь.

– Поспи, Исми, на сегодня впечатлений достаточно, – нежно улыбнулся он малышке и легонько дунул.

– Но… – успела возразить она и тотчас смолкла.

Привалилась к Лите отяжелевшим тельцем и засопела мирно и ровно.

– Что ты задумал? – Не выпуская ребенка из рук, ведунья требовательно смотрела на ее отца, невозмутимо ускорявшего свой чудо-ковер.

– Я все объясню позже, Лита, – не оборачиваясь, сухо пообещал Грозвенд, но ее интуиция кричала раненой чайкой.

– Нет. Сейчас. Мне почему-то кажется, что ты совершаешь большую ошибку. Возможно, я ошибаюсь… докажи. Мне вовсе не хочется позже всю жизнь думать, будто именно я стала причиной твоего решения. Неверного, скорее всего.

Грозвенд размышлял минут пять, и это были очень долгие и тяжкие минуты. Лите даже начало казаться, что он никогда ей не ответит, и придется применить один из трюков, припасенных на самый крайний случай. Но маг все же сдался.

– Ладно, – проскрежетал он наконец. – Через полчаса сядем у родника, его мало кто знает. Позавтракаем и поговорим.

– Хорошо, – прикинув, что от родника не так уж далеко возвращаться, согласилась Лита, и страж вдруг невесело засмеялся:

– Жаль, что Ланберс так рано тебя нашел и окольцевал. Я бы с ним поборолся.

– Не говори глупостей! – возмутилась Чижик, не переносившая никаких шуток на эту тему. – Во-первых, это я его нашла, когда он даже не подозревал о моем существовании, а во-вторых, еще не окольцевал. Этот упрямец не пожелал надеть мне свой браслет.

– Так, может, у меня есть еще шанс? – оглянувшись, озорно подмигнул Грозвенд.

– Ни одного. И не шути больше так. Ланс для меня – единственный. И браслет он уже приготовил… Просто хочет устроить мне самый красивый праздник, и, боюсь, Эршель с ним заодно.

– И они совершенно правы, принцесса, – уверенно подтвердил маг, но в его голосе звучала печаль. И усталость, застарелая и безнадежная.

Больше до самого родника они не разговаривали, и Лита успела обдумать и оценить с десяток разных версий произошедшего, но не нашла ни одной, на которую маг должен был отреагировать подобным образом. Побегом, если она правильно поняла. И это вызывало у ведуньи особую тревогу. До сих пор все, сделанное стражем, имело логичное обоснование. А вот теперь его поступок терял это важнейшее для всех здравомыслящих людей качество, и потому становился особо опасным.

Нет ничего страшнее людей, сошедших со светлой тропы разума, кроме тех, кто никогда по ней не ступал. Особенно если они обладают силой, магией или властью.

– Шатер создавать не буду, посидишь в одеяле, – предупредил страж, опуская ковер на холодный песок, неподалеку от вылизанного ветрами плоского валуна.

Пока ведунья набирала кружкой воду из прячущегося под бочком камня крошечного родничка, снова ускользавшего в песок, едва пробившись наружу, Венд устроил стоянку.

Извлек из баула кучу одеял, уложил Исмиль, замотал потеплее и, кивком указав Лите на место рядом с дочерью, превратил крылет в потертый коврик. Потом ловко разжег на песке огнешар, подвесил над ним плоский серебряный чайник и разложил на салфетке еду, явно наспех прихваченную из буфета.


Девушка упорно молчала, помня святое правило матери: сытый человек всегда добрее. Не проронила ни слова, когда ела и когда просто задумчиво пила пахнущий листьями ореха чай.

– Зови меня просто Венд, – хмуро глянул на нее маг. – Я собираюсь изменить внешность.

– Как скажешь, так и буду звать, – покладисто согласилась она, сделала пару глотков и, мрачно усмехнувшись, добавила: – Но буду очень благодарна, если объяснишь, за какую провинность лишаешь Исми матери и родного дома.

– Затем и остановился, чтобы все рассказать спокойно, – вздохнул мужчина, отвернувшись к родничку. – И только потому, что на мне долг. Теперь я верю в провидение, оно привело в мой дом именно тебя, хотя сначала я решил, будто мне не повезло.

– Венд! – поспешила остановить его ведунья. – Подожди, не торопись. Возможно, я и не хуже других ведуний, однако ничем не лучше… да это и не важно! Я ни в коей мере не желала, чтобы ты рассорился с Сень!

– Знаю. Все я теперь знаю, это прежде горе глаза застило. Тебе ведь кажется, будто мы ровесники? Я и твой Ланберс? Ничего подобного. Мне почти семьдесят лет, и уже двадцать пять – как меня избрали старшим стражем.

– По-вашему – королем.

– Нет. Не так. Король правит своим народом, а я свой защищаю.

– А теперь бросил.

– Будешь огрызаться, наложу заклинание молчания. Что смеешься? Не сработает? Ну ладно, эксперименты делать не будем. Просто не стану ничего рассказывать. – Венд поджал губы и отвернулся с безразличным видом.

– Прости… – тотчас повинилась Лита, – я не назло. Просто очень обидно, когда человек из-за твоих слов или поступков вдруг ломает сложившуюся жизнь. Но больше не скажу ни слова, обещаю.

– Спасибо. Я тебя понимаю. И теперь верю. Так вот, мы женаты с Мальсеной больше двадцати лет. Двадцать четыре, если точно. Говорящие цифры, не так ли? Но раньше я считал иначе. Мы были с Уртизом друзьями и ухаживали за подружками. Вернее, они приходятся друг дружке кузинами. Мне тогда больше по душе была спокойная Таминья, а Уртизу очень нравилась Сень. Но внезапно он предложил свой браслет моей девушке, и они поженились. Я перестал с ними разговаривать и много лет старался не замечать. А Сень жалел, у нее был такой несчастный взгляд… Однажды мы случайно с ней разговорились, потом как-то незаметно стали встречаться, а через полгода я надел ей на руку свой браслет. И почти двадцать лет был уверен, что доживу с ней до глубокой старости. Характер у Сень, конечно, неровный, иногда она упряма, бывала и капризной, но стоило мне рассердиться всерьез – сразу начинала плакать и просить прощения.

«Ну да, – едко фыркнула про себя Лита. – Проверяла запас терпения и прощупывала границы дозволенной наглости, преступать за которые чревато наказанием».

– Не ухмыляйся, сам теперь понимаю, что меня приручали, как норовистого коня. Но первый серьезный скандал произошел пять лет назад, когда Сень обнаружила, что ждет ребенка. Она слабая магиня и доверяла свое лечение и все прочие заклинания мне.

– И ты воспользовался доверием?

– Не язви. Просто забыл, дела навалились… а она обвинила в обмане и коварстве. Ей хотелось пожить для себя еще лет пятьдесят.

– А дети для кого, для соседей, что ли? – не выдержала Лита. – Извини.

– Поэтому я не удивился, когда она не проявила особой любви к Исмиль. Но все обязанности выполняла, с помощью няни, разумеется. А как только ребенка стало можно оставлять на Ансет, и вовсе подобрела. Ну а когда дочка научилась ходить, говорить и мы начали возить ее в школу для малышни, Сень стала гордиться тем, какая Исми хорошенькая, сообразительная и послушная. Сама ее наряжала и сама возила. До тех пор, пока не произошел несчастный случай. С тех пор Исми нельзя приводить в школу, где дети хвастались первыми успехами и невольно причиняли ей боль.

Венд помолчал, загасил огнешар и начал складывать в баул провизию и вещи. Но Лита упорно сидела на одеяле, приобняв подопечную, и ждала, когда он скажет главное.

– Ночью, перенеся к тебе Исми, я положил в ее кроватку большую куклу, а рядом спрятал кота, усыпив, разумеется. Маги чувствуют живых существ и могут определить, спят они или нет.

– Мы тоже, – кивнула Лита, никак не ожидавшая, что ловушка сработает.

Ну просто глупость несусветная – идти туда, где один раз уже попался!

– Он влез через окно… Только мы с Сень знали, что в том углу, где стоит кукольный замок, прежде было окно. Верхнюю часть закрыли панелями, а в нижней установили раму с небольшими оконцами. Когда сидишь внутри домика, их можно открывать, и это делает игру еще интереснее. И только нам двоим прежде было известно, что на всякий случай оставлена возможность открыть снаружи и всю раму. Именно через нее и влез днем Зарвел.

– Его ведь наказали?

– Да. Но как выяснилось, по ночам приходил вовсе не Зар.

– Значит, Уртиз, – уверенно сказала Чижик, вмиг сложив два и два, разом возненавидев Мальсену.

Но пока не решалась обвинить ее в самом страшном преступлении.

– Он. Этот дурак любил ее все эти годы и ради нее сделал предложение Таминье. И она согласилась. Как выяснилось позже, Уртиз всегда нравился ей больше. А во мне было только одно привлекательное качество: мои заслуги перед Файханолем, за которые меня бессменно выбирали старшим стражем. Хотя это и ни в коей мере не равнозначно статусу короля, но все равно почетно. А Мальсена всегда была очень тщеславна.

– И хитра, – добавила Лита. – Не могу представить, как ей удалось уговорить Уртиза, он же умный человек?

– Слезами, – скрипнул зубами Венд. – Якобы в отчаянии призналась ему, что не захочет жить, если я женюсь на Таминье.

– И он сделал все, чтобы ты не женился, – поняла ведунья и удрученно вздохнула: иногда любовь напрочь отшибает людям разум, и кого в этом винить? – Но что тогда с Исми? Он напал на ребенка из ненависти?

– Все не так просто, как тебе, возможно, кажется. Маги по натуре очень импульсивны, поэтому нас с детства учат держать свои чувства в руках. Чем мощнее маг, тем крепче у него сила воли, ведь каждый понимает, в какую катастрофу может вылиться даже обыденное раздражение чьим-то замечанием. И выливается – несдержанные маги долго не живут. Поэтому у нас правит стража. Мы не только следим за куполом и крепостью городских стен, но и усиливаем защиту домов. Чтобы чье-то нечаянное заклинание не обрушило крышу на его семью. Отчасти из-за этого наши домочадцы так немногочисленны. Вот в моем доме живут всего шестеро. Кухарка, домоправительница, мы с Сень и Исми да ученик. И это не самая маленькая семья. А Уртиз – хороший артефактор и целитель, и я всегда считал его образцом хладнокровия. Но, как он сам признался, однажды и на него накатило. Он в тот день был в школе, ставил им кухонный артефакт, а когда вышел на заднее крылечко, увидел Исмиль. Конечно, он ее знал и очень завидовал – их с Тамильей семья распалась через три года. Дочка раз за разом швыряла в стену вихри, и у нее получалось все лучше. Уртизу вдруг стало очень горько, подумалось, что если бы он не попался на шантаж и проявил твердость, это могла быть его дочь. От невыносимой боли и обиды у него потемнело в глазах, и Уртиз со всей силы швырнул в ту стену свой смерч. И в ту же секунду снова бросила вихрь Исми… Они встретились… – Глухой голос мага прервался, и несколько минут он молча глотал ледяную воду, стремясь справиться с вновь нахлынувшим горем.

Но юная ведунья уже и сама все осознала, увидела мысленным взором так отчетливо, будто присутствовала там. Отчаянный взмах руки пронзенного неожиданной догадкой незнакомого мага, почти неосознанно желающего избавиться от рвущей сердце муки, дикий ужас, пронзивший его душу в момент, когда безумным ветром подхватило ни в чем не повинного ребенка…

– В тот день я готов был все ему отдать за спасение Исми, все видели, как он выхватил ее из смерча, – горько усмехнулся Венд. – Благодарил так, что Уртиз сбежал… мне казалось, от скромности. И не жалею об этом. Будь он трусливее или бесчестнее – никто бы этого не узнал. Но он пришел к Мальсене и сам во всем признался. И она тут же в него вцепилась как клещ, пообещала все простить и ничего мне не говорить, если он придумает способ вернуть Исми способности. Бездарная дочь ей была не нужна. Не стало повода ходить в школу и на разные праздники для детей, нечем хвастаться, не для чего наряжаться. А чужое сочувствие и попытки помочь советами она просто ненавидит, не верит в их чистосердечность. Поэтому, пользуясь моим отсутствием, Уртиз ходил в наш дом по ночам как на службу, пытаясь разными артефактами и способами найти у Исми исчезнувший резерв.

– Но ты мог бы выставить жену из дома или уйти сам и забрать Исмиль, – осторожно проговорила Лита, начиная понимать, насколько неприемлемо для него такое решение.

Ведь дочка всегда будет его уязвимым местом. Чтобы вернуть на место строптивого мужа, Мальсена начнет умело играть именно на детской любви и наивности. Будет плакать и жаловаться, лгать и плести интриги, от которых больше всех будет страдать малышка. И, разумеется, от таких недетских переживаний окончательно потеряет уверенность в себе и уже никогда не сможет вернуть потерянный дар.

– Я дал ей на сборы три месяца, – буркнул Венд. – Она может уйти к отцу, они живут вдвоем с мачехой, или попросить дом у города. Не такой большой, конечно, но такой же удобный. Ученика уже передал одному из опытных наставников. А стражей предупредил, чтобы скоро не ждали и выбрали нового командира. И за это решение должен благодарить тебя, вчера ты подсказала мне путь.