Ведунья против короля

– Ну а чего ты хотел, если почти сто лет твой дед и отец упорно вешали на магов всех собак? – беззлобно помянула ведунья.

– Исправить все ошибки, – мрачно усмехнулся король. – Не смотри на меня так жалостливо, Дилли, я понимаю, насколько это непросто. Но вернемся к Шайонсу. Он запер шаманов в крепости и объявил своими пленниками. Теперь намерен выяснить, кто был зачинщиком этого похода в северные страны. И первые сведения уже есть. Глава гильдии свободных торговцев, довольно уважаемый господин Бугерт, оказался самым ярым поклонником шаманских амулетов. Поскольку вещицы ковена у нас весьма дороги и на всех не хватает, предприимчивый купец завозил контрабандой поделки халгирцев и сдавал своим сообщникам. А те торговали исподтишка, чтобы не платить торговые пошлины. Очень выгодное дельце. Он же и надоумил Дейса позвать шаманов на помощь, но им самим налил в уши совершенно иного ядовитого меда.

– Довольно примитивно, не находишь? – с сомнением поморщилась Дилли. – Слишком много посвященных, да и трон ему Дейс никогда бы не уступил, хотя и сам не знал, что с ним делать.

– Вот именно, – выслушав ее, довольно ухмыльнулся Эршель. – Я сразу подумал точно так же. Но за Бугертом послал. И тут выяснилось, что он исчез еще три дня назад, в то самое утро, когда мы вышвырнули из столицы шаманов.

– Один?

– Люблю с тобой разговаривать, – кивнул король. – Так же легко было с Ясвеной. Если, конечно, меня не одолевали глупые правила и запреты. Свою семью он не взял. Зато пропала молодая гувернантка дочери.

– И все деньги, разумеется, – сразу сделала простой вывод Дилли.

– Да, деньги тоже. И не только его собственные. Исчезла общая страховая казна гильдии, купцы туда сдают процент прибыли на случай всяких катаклизмов. Но хуже всего другое. Именно к нему ниточка привела дознавателей, разыскивающих пропавшие из моей казны драгоценности и артефакты. Дейс и Расталия продавали их подставным «ювелирам», но через третьи руки все попадало к Бугерту.

– Не сомневаюсь, что раньше он казался прозорливым, спокойным и рассудительным мужчиной, – презрительно усмехнулась Дилли. – А как только поседел, глупо вляпался в ту же ловушку, что и сотни богатых собратьев. Называется: «Юная дева, горячо влюбленная в мудрого старца». Но на самом деле девы нет – есть хитрая крыска, мудрого мужа тоже нет – есть толстый сластолюбец. И никакой любви не было и в помине, особенно с ее стороны. Зато искать их проще простого. Юная дева вовсе не затем повесила себе на шею тяжелый седой кошелек, чтобы беречь и лелеять. Ей непременно захочется широко разинутой пастью кусать удовольствия обеспеченной жизни, особенно после капризов и шпилек законной наследницы.

– Магистры сказали почти то же самое, – потрясенно рассматривая дочь, пробормотал Эршель, – но немного поделикатнее.

– Ну да, каюсь, ненавижу я подобные случаи. Изнеженные овечки, оставленные мужьями без хлеба насущного, а иногда и без дома, сначала бегут к адвокатам и в городскую стражу, а когда выяснят, что никаких прав на деньги мужа у них нет и не было, приползают к нам. Больные, несчастные, голодные, продавшие последние серьги на хлеб, а купившие пирожные, потому что до жути захотелось. Вот и идешь помогать, чтобы сын не пошел в игорный дом или сразу в банду, а дочка – куда повеселее. Дети ведь ни в чем не виновны.

– Хорошо, что ты мне это сказала, – нахмурился его величество. – С этой стороны на таких подлецов я никогда не смотрел. Хотя и сам в ваших глазах ничуть не лучше…

В его голосе прорвалась полынно-горькая обида на все сразу. На жизнь, не простившую ошибок, на друзей, оказавшихся жадными пиявками, на себя – за беспросветное упорство и самонадеянность. Король вскочил с места и ринулся к двери, но ведунья оказалась там раньше него.

Встала, широко раскинув руки и всем своим видом показывая, что ни сдвинуть ее, ни пройти мимо ни у кого не получится.

– Садись, – велела мягко, но во взгляде словно стальные клинки сверкнули. – Я тебе шею разомну. Совсем забегался, за собой не следишь, спать ложишься поздно, встаешь раньше всех. За все дела сам хватаешься, один все сделать решил, что ли? Отдай наконец тайный сыск и охрану дворца Леару и первым не перехватывай у них доклады. Дай ему возможность самому все решить и самому тебе рассказать. Да не в кабинете – заведи привычку обсуждать такие дела за обедом, к примеру. И все остальные смогут словечко вставить, и Леару легче будет поверить, что ты действительно поручил ему важное дело, а не держишь сына вместо болванчика. Иначе его скоро никто ни слушать, ни уважать не станет.

– Дилли! – так и подскочил расслабившийся было от ее массажа король. – А почему ты мне об этом только сейчас говоришь?

– Так я ведь мудрая и терпеливая, – лукаво усмехнулась ведунья. – Жду, пока сам додумаешься. Но если вижу, что ты упрямо идешь не туда, то поневоле приходится открывать глаза.

– Спасибо, – с чувством поблагодарил он и коснулся губами ее пальцев. – Но раз уж зашел разговор о моих ошибках, дай совет… как встретить Ясвену? И как не испортить эту встречу?

– А у тебя насчет нее какие планы?

– Самые серьезные. Я мечтаю, чтобы она стала моей королевой, – произнес Эршель и безнадежно усмехнулся: – Но не представляю, как об этом заговорить после всех моих ошибок…

– Ну, вот как раз с этим я могу тебе помочь, – уверенно объявила Дилли. – Вообрази, сидим мы все за столом, обедаем – нарядные, причесанные, вокруг фрейлины и советники, охрана и слуги… И вдруг во двор въезжает дилижанс, который послал ей ковен, ведь кархов пришлось оставить, площадку для них здесь найти непросто. Надеюсь, Звен позаботился, чтобы стражи пропустили их без всяких выяснений. Потом из повозки вылезает скромно одетая немолодая женщина, высаживает двух малышей, вешает за спину старенький баул и ведет детишек вверх по ступенькам под недоумевающими взглядами слуг, гвардейцев и придворного люда…

– Хватит! – взревел король, вновь вскакивая с кресла. – Я все понял! Ее нужно встретить – как я сам не сообразил?!

– Не знаю, – пожала плечами Дилли. – Я думала, ты помчишься ей навстречу, как только получишь известие, что мать села в крылет.

– Умеешь ты посадить в холодную лужу, – беззлобно огрызнулся Эршель, шагнув к двери.

– Всего лишь сказать правду, – поправила его ведунья и добавила вслед: – Ну извини. А поливать тебе уши медом во дворце и без меня найдутся желающие.

– Скажи всем, что я уехал. Передай Леарону мою просьбу провести вечернее совещание с советниками и подписать указы, – уже из прихожей откликнулся король и почти выскочил прочь, но оглянулся на застывшую с вытаращенными глазами леди секретаря и сердито рявкнул: – А вам никто не давал права поучать моих детей! Получше следите, чтобы у ее высочества всегда были горячий чай и свежие пирожные!



Двадцать второе светозарня

Оазис в пустыне Кинз-Хао



Лита

До оазиса, где Венд собирался пополнить провизию, они добрались на рассвете. Исми сладко спала под боком у ведуньи, а сама Лита дремала вполглаза, грезя о возможности умыться по-настоящему, а не побрызгать в лицо скупым дождичком. Запас, который маг мог увезти с собой, был невелик, и за день они его истратили. А призвать воду в сухой до скрипа пустыне даже магии было не под силу. Просто неоткуда.

– Садимся, – обернувшись, предупредил Венд, и ведунья молча кивнула.

О том, как следует вести себя с хозяином оазиса, маг рассказал спутнице заранее, и теперь она понимала почему. Стражи Файханоль свято хранили тайну его расположения, и появляться в оазисе, по сути, принадлежащем им, старались каждый раз с другой стороны. Байки о блуждающем по пустыне чудо-городе возникли не сами собой и требовали подтверждения, вот и старались важные гости помалкивать с самым загадочным видом.

Едва ковер-везделет замер на жесткой, худосочной травке, которую пытался сожрать каждый из добравшихся сюда верблюдов, Лита спрыгнула наземь и помчалась прямиком к женским купальням. Сегодня она была одета по-мужски, но о том, что это девушка, любой мог догадаться по свободно спадавшему на спину шелковому узорчатому платку. Лите пришлось сделать его из подола одного из платьев, которые наспех прихватил для нее Венд в дополнение к костюму бывшего ученика.

На полпути девушка вдруг на миг приостановилась, ощутив скопление теплых пятен, глянула искоса на увитую диким виноградом чайхану и, с досадой буркнув неподобающее принцессе словечко, еще стремительнее побежала дальше. Теперь она не могла позволить себе, как мечтала еще пять минут назад, поплескаться вдосталь в вожделенной бочке с теплой водой. Торопливо ополоснулась и, одеваясь на ходу, помчалась к чайхане.

В деревянном строении с узкими окнами и глиняным полом было прохладно и тихо, но на накрытом ковром топчане уже сидела в ожидании завтрака кучка утомленных, молчаливых мужчин. Лита знала лишь двоих: Грозвена, примостившегося рядом со спящей дочкой, и его бывшего ученика, старательно державшегося подальше от учителя. Остальные трое были сильными магами под стать Грозвенду, и амулетов на их шеях висело ничуть не меньше, чем у него.

Заспанный чайханщик, почтительно улыбаясь, торопливо притащил дорогим гостям поднос с ярким чайником и горкой румяных лепешек. Ему явно хотелось поговорить, выяснить, какие события произошли в пустыне, беда или радость принесли в его владения сразу пятерых важных гостей, но никто из них не имел ни малейшего желания кормить его любопытство.


Дождавшись, пока Лита присядет на край топчана, один из магов взмахом руки накрыл всех непроницаемым куполом и откровенно глянул в лицо бывшего командира:

– Прости за наглость, Венд, но мы просто обязаны задать тебе один вопрос.

Грозвен смерил его мрачным взглядом и холодно кивнул:

– Спрашивай, Сайн.

– Всем известно, что мы не вмешиваемся в личные дела верховных магистров, но твоя жена прибежала вчера утром в башню стражи, заливаясь слезами… Умоляла спасти тебя от чар ведуньи или хотя бы вернуть ей украденного ребенка. Иначе она повесится на фонаре у нашего крыльца.

– А ты, Уртиз, – пристально глянул Грозвенд на светловолосого худощавого мужчину, сидевшего с опущенной головой, – зачем с ними примчался?

Лита с интересом рассматривала человека, так сурово и несправедливо наказанного за свою любовь и веру в честность любимой женщины. И по всем приметам – нервно стиснутым побелевшим пальцам, опущенному взгляду и скорбно сжатым губам – все отчетливее понимала, насколько он сломлен, просто раздавлен случившимся.

– Он встретился нам по пути, – тихо объяснил Сайн, видимо, тоже чуявший настроение артефактора, – и очень просил взять с собой. Ты же знаешь, он имеет право.

– А Зарвел на что имеет право? – В голосе бывшего старшего стража все явственнее ощущалась рвущаяся наружу ярость.

– Он хотел лишь попросить прощения, – примирительно сообщил второй страж, магистр Гетсон. – Хотя не сказал, за что.

– Ну так пусть сейчас скажет, – язвительно процедил Венд.

– Ты можешь меня наказать, учитель… – начал чуть дрожащим голосом Зар, но его перебил гневный рык мага:

– Я тебе больше не учитель!

– Но был им два года, – упрямства красавчику явно было не занимать, – и я знаю тебя с рождения. И всегда знал, что у тебя хорошая, дружная семья, что ты любишь свою жену. Но с того дня, как ты привез в дом эту наглую конопатую оборванку, у которой даже штанов своих нет, ты стал другим человеком. Сень постоянно плачет, ее даже к дочке не подпускают…

Грозвенд от гнева побледнел до синевы, на скулах дернулись тугие желваки, глаза грозно прищурились, рот искривила презрительная ухмылка. Лите не нужно было долго гадать, к чему может привести этот разговор. Видела не раз, как насмерть сходились за рыночными стенами оскорбленные намеками или обвинениями драчуны.

И ни грана не сомневалась – если Грозвенд сейчас сорвется, то очень плохо будет всем. Но в первую очередь ей самой и Исмиль. У нее нет никакой защиты, кроме кратковременного уплотнения кожи, а малышка может проснуться и снова испугаться так сильно, что ей не поможет уже никто и ничто. Да и остальным мало не покажется. И собратья Венда, судя по всему, тоже понимали это очень хорошо. Напряглись и подобрались, как перед боем, свели брови, следя за каждым движением бывшего командира, готовясь защищаться и если нужно – нападать.

Медлить нельзя было ни мгновения, да Лита и не желала. Повелительным жестом протянула к магам руку и неторопливо, звучным, пробирающим до внутренней дрожи голосом, наделяя силой каждый слог, произнесла:

– Ваше величество! Я требую справедливого суда.

Вытаращился и приоткрыл рот, будто вытащенная из воды рыба, ошеломленный ученик, озадаченно нахмурились опешившие маги. Медленно отходя от приступа гнева, тяжело выдохнул неистраченную злость Грозвенд. Но ответил так же звучно и уверенно:

– Вы в своем праве, ваше высочество. Кого выберете в адвокаты?

– Я, Данлита ле Саренс, принцесса Форандии и ведунья по воспитанию, буду защищаться сама, – ледяным тоном отрезала девушка. – И первый вопрос позвольте задать вам, ваше величество. Сколько лет вашему ученику?

– Двадцать три, – ехидно буркнул, начиная понимать ее поступок, Венд, и все расслышали в его ответе и огорчение бывшего учителя, и насмешку, и каплю жалости.

Той самой снисходительно-обидной, с какой умудренные жизнью воины смотрят на зеленого кичливого новичка.

– И он до этих пор не понял, что нельзя судить незнакомых людей ни по внешнему виду, но по стоимости штанов, – с ледяным безразличием констатировала девушка и сделала вывод: – Значит, ему никогда не понять моих слов, пока я остаюсь прежней. Прошу одну минуту.

Не дожидаясь ответа потрясенных до глубины души стражей, Лита плотно прикрыла лицо ладонями и низко опустила голову. Маги не могли подсмотреть, что происходит с ее внешностью, но видели загорелые тонкие девичьи руки, постепенно терявшие упругость и покрывающиеся сухими морщинками и проступающими из-под кожи натруженными сосудами.

– Иллюзия, – пренебрежительно заявил Зарвел и получил по шее ощутимый хлопок невидимой воздушной лапой.

– Помолчи уже, недоучка! – тихо, но яростно прикрикнул на парня Гетсон. – Пока и я от тебя не отказался! У нее нет ни грана способностей и ни одного амулета. Нас не провести.

– А теперь, – подняв голову, уставилась на Уртиза старая женщина с лицом Ясвены и пронзительно-яркими зелеными глазами, – слово тебе. Расскажи все, что произошло двадцать пять лет назад и после. Судьи дадут про себя обет хранить эту тайну, пока она никому не приносит вреда.

– Могут и не давать, – горько усмехнулся артефактор. – Я собственной глупостью заслужил их порицание.

– Пусть осудит тот, кто никогда не делал ошибок из-за любви. – Вместе с внешностью матери Лита словно получила и частичку ее мудрости, невольно окунувшись в прошлое, когда Ясвена произносила такие истины чуть ли не каждый день. Обиженные судьбой женщины готовы идти и ехать за сотни миль, лишь бы услышать слова утешения и получить немудреный совет.

– Спасибо, – кивнул Уртиз, помолчал и признал: – Ты подлинная ведунья. Я все скажу. Мы встретились с Сень еще в те дни, когда она была женой Ольвара, и я влюбился с первого взгляда.

– Какой еще Ольвар? – возмутился Зар.

– Магистр Ольвар Лудрог, второй муж твоей тети! – прикрикнул на него Гетсон и пояснил: – Он был старше ее на семьдесят лет и ушел к Сень от первой жены.

– А прежде у нее был еще и первый муж, – мрачно ухмыльнулся Венд. – Но они оба были грубияны и лгуны. Сень особенно хорошо удаются сцены разоблачения чужих недостатков. Она прирожденная лицедейка.

– Тогда я этого не знал, – горько признался Уртиз, – и видел лишь синие глаза да тонкий стан. Она всегда казалась такой хрупкой, беспомощной, и я поверил ей беспрекословно, когда Сень с горькими слезами поведала, что без памяти влюблена в Венда и решила покончить с собой сразу после его свадьбы с Тамильей. Никакие уговоры не помогли. Тогда я отправился к Тамилье и подло обманул ее, признавшись в любви, которой не было и быть не могло. Однако я не раскаивался в сделанном ни секунды, ведь эта ложь спасала женщину, без которой мне не было жизни. С того дня уже двадцать пять лет я качусь в пропасть и никак не могу найти способ спастись. А потом я увидел Исми…

Он рассказывал все так откровенно, не приукрашивая и не оправдывая ни одного шага или слова, точно прощался с сородичами, и они это видели, хмурились и огорченно стискивали зубы. Все понимали, как много мук должен перенести человек, чтобы вот так начистоту выпотрошить перед судьями душу, и сколько раз он сам судил себя по самой высшей мерке. Только Зар недоверчиво кривил губы и, несмотря на предупреждение, все же не выдержал, выплюнул как худшее ругательство:

– Ты все придумал, чтобы оправдаться за нападение на ребенка! А Сень – благородная женщина, не выдала тебя, еще и помогала все исправить без суда.