Венец безбрачия белого кролика

– Я честная! Я себя для того, кого полюблю, берегу! А ты! Колхозница! Вшивый домик!

И такой понос на меня вылила. Да уж! Интеллигентка! С поэзией. Из нее прямо перло: «Я самая правильная, честная, я среди вас случайно, я выше всех, я особенная, я бриллиант, а вы … грязные!

– Ну все! Ухожу, – вскочила Арти.

– Марго в клубе долго работала, Артемонку быстро выперли, она всем надоела, жизни учила, презирала нас. Петька … и послал. Я ее из вида потеряла. Маргоша к Зуфарову прилепилась, тот ее всем обеспечил, отпала нужда в клетке скакать, ушла она. Не общались мы какое-то время. Потом Марго меня в Интернете нашла и все рассказала. Артемона замужем, супруг – урод. Жена его ненавидит, а деваться некуда. Маргоша живет с Зуфаровым, у нее все тип-топ. Ну, а потом!

Варвара сложила руки на груди.

– Маргуля меня в кафешку позвала. Прихожу, а там Арти. Она ко мне с объятиями: «Варюша, прости, что в детстве тебя обижала. И в клубе глупо себя вела. Дура я». Конечно, я расцеловала ее, мы помирились. Марго давай рассказывать. У Артемоны муж голубой, женщины ему не нужны. Богатый мужик до невероятности. Жадный до изумления. Арти копейки дает. Бил ее сильно. Потом Артемона любовника завела, тот мужу законному промеж рогов вломил, квартиру ей снял. Щедрый, добрый, обожает ее. Вроде хорошо, да опять плохо. Женат он. Никак не развестись ему. Бизнес общий. Артемонка ребенка хочет, а тому отец нужен. И сама Арти в официальном браке состоит, ее урод никогда не отпустит! Чего делать?

Варвара сделала широкий жест рукой.

– Я им тоже правду рассказала. Расписалась с Крапивиным, тот прикидывался богатым, деньгами швырялся. И что? Пилот нищий! Летает на каком-то типа мотоцикле по России. В загранку ни-ни. Допуска на хорошие лайнеры нет. Заработок!

Крапивина закатила глаза.

– Тьфу! На приличные туфли не хватит. Жесть-жестянка! Попала я! Тоска. Мрак!

Артемонка попросила: «Расскажи нам про Гену побольше». Ну я все и выложила. Дятел первой линии. Болтун. Шутничок фигов. Вечно всех разыгрывает! Ведет себя как школьник.

Потрепались, разошлись. Но стали встречаться. Генка в рейс, я Маргоше звонить, мы в кафе или в магазин. У сестер, несмотря на жалобы, деньги водились, а я вечно ходила с пустым карманом. Они мне подарки делали, я еще удивлялась. Ну ладно Марго, мы всегда с ней дружили, но Артемона! Надо же, как людей зуботычины меняют! Ходила, морду при виде меня кривила, обзывала «вшивым домиком», «навозницей», а как по роже от мужа получать стала, мигом подобрела, спесь потеряла.

Мы хорошо время проводили. Генка, долдон, ничего не замечал. Пришла в новом пальто, а он даже ничего не спросил. Ну да это неудивительно, Крапивин из породы языкатых.

– Каких? – не понял я.

Варвара засмеялась.

– Мужики встречаются языкатые и молчуны. Первые столько хороших слов наболтают! Голова кругом. В гостях жену нахваливать начнет, дома комплиментами сыплет. «Люблю, люблю, луну с неба достану». По первости это приятно! Уши развесишь, балдеешь. А время бежит, попросишь у муженька:

– Мне туфли новые нужны.

Он в ответ:

– Да, конечно! Сто пар куплю! Завалю шпильками! Все для тебя, родная…

И гу-гу, и ду-ду! И луну сейчас с неба стащу!

Ну, это здорово! Дай денег на обувь!

А он опять гундеть.

Поживешь с таким, и допрет до тебя: луну с неба пообещать легко. Эй, парень, где деньги-то? Конкретно! Рубли! Нету! Не заработал! И не мучается, что жена босая по лужам пятками хлопает. У языкатого любовь только на языке. Наболтал, и вроде как хватит с тебя, чего еще надо? А молчун рта не раскроет, слова доброго от него не дождешься. Но у тебя есть и шуба, и сапоги, и сумка, и все-все, и сережки в ушах, и телефон всем на зависть, и машина. Молча все купит, буркнет:

– Носи!

Языкатый жену на самом деле не замечает, он словами своими себя укачивает. Типа гипноз. Ему неохота видеть, что жена зимой в босоножках рассекает. Это ж надо перестать балаболить, денег заработать. Фу! Лучше про любовь петь громко. Молчун сразу сапоги принесет, еще летом позаботится, да не одну пару притащит.

Варвара горько вздохнула.

– Генка оказался худшим из языкатых! Идиот. Устала я от него! Барак меня доконал. Соседи. Теснота. В одной юбке бегаю. На маршрутке с гастарбайтерами езжу. Марго на иномарке, Артемонка тоже. А Варюша пешкодралом! По грязи! Да в сапогах, которым сто лет! Эх, жизнь моя жестянка, ну ее в болото. А гаже всего то, что на меня ни один приличный мужик смотреть не хочет. Идет оборванка нищая пешком. На салон, чтобы волосы в порядок привести, времени нет, маникюр кое-как сама себе сделала. Вид убогий. Кому охота с нищей кошелкой дело иметь? Только не надо сейчас песни про красоту души петь. И комната в бараке! Жесть! И вдруг говорит мне Артемонка:

– Варюша, хочешь квартиру? Денег на машину и дорогие наряды?

Крапивина рассмеялась.

– Вопрос что надо! Я ей ответила: «Кто ж откажется. Да кто же мне столько отсыплет?»

А она:

– Я. За ерундовую работу.





Глава 43




Артемона опять вскочила.


– С меня хватит.

– Ага, – злорадно сказала Варвара, – боишься правды?

– Милая, давай выслушаем ее до конца, – попросил Семен. – Что вы должны были сделать?

Варвара похлопала ладонью по подлокотнику кресла.

– Она спросила: «Геннадий любит розыгрыши?» Я честно ответила: «Тащится от глупостей, как идиот». Артемонка показала такую, типа фляжку, серую, вроде из нержавейки. К ней красные тесемки приделаны, широкие. Отвернула она крышку… А изнутри самолетик вылетел, белый, маленький, к потолку поднялся, потом у него из брюха парашют выпал с пилотом. Игрушка детская. Она лайнер схватила, у нас там комнаты высотой два метра были, а Артемона верзила, дядя Степа-милиционер прямо! Запихнула в самолет летчика, сунула во флягу, у нее горло широкое, и говорит:

– Покажи Геннадию, объясни: «Купила тебе розыгрыш. Возьми с собой в кабину. В середине полета скажи Максу:

– Слушай, не могу открыть, у меня там бутерброды.

Он крышку отвернет. Вау! Самолет! Классный прикол!»

Я прямо ушам своим не поверила.

– И за такую фигню я получу квартиру плюс машину и деньги?

Она кивнула. Ну, я, конечно, согласилась. Полет у Генки был через два дня. Показала ему фляжку с самолетом. Он так ржал! Вечером накануне отлета Артемонка позвонила.

– Спустись на улицу, сядь ко мне в машину. И возьми с собой термос с розыгрышем.

Я пришла в тревоге, залезла в иномарку. Она и говорит:

– Дай-ка контейнер.

Я чуть не зарыдала.

– Не будет квартиры?

Арти меня заверила:

– Все отлично. Просто я тебе прикол показала, а он только один раз срабатывает. Во второй ничего не получится. Вот тебе другой. Ни в коем случае его не открывай, потом назад не запихнешь игрушку. Там самолетик чуть побольше, к нему бутерброд приделан. Это еще прикольнее. Ни в коем случае крышку не снимай. И Генке объясни: если он полезет внутрь, не получится розыгрыш.

Ну, я все выполнила. Крапивин прямо скакал от радости, предвкушая, как над Максом поржет. Захочет он сэндвич сожрать, а тот улетит. Ну и сами знаете, что случилось.

Варвара потерла глаза.

– Ну, я не самая большая дура. После катастрофы раскинула мозгами, поняла: флягу Арти меняла! Стопудово там не просто игрушка с едой была.

– А что? – спросил я.

– Фиг его знает, – элегически ответила Крапивина, – но я не идиотка. Хватило соображалки. Из-за прикола катастрофа случилась. Тот самолетик небось газ распылял или лекарство. Летчики откинулись, и бумс! Вот зачем Артемонке это? Не знаю.

Вновь я заговорил:

– Показываю госпоже Крапивиной снимок номер сто сорок семь из каталога немецкой фирмы «Meine Reise»[3]. Задаю вопрос: есть ли на снимке среди десяти предметов хоть один, знакомый вам?

– Да, – воскликнула Варвара, – вот в такой фигне прикол Артемонкин был.

Борис снова повернул ноутбук экраном к Семену.

– Вам знакомо то, что на фото? – спросил я.

– Да, – медленно протянул хозяин, – это контейнер для перевозки насекомых. Вернее, то, что от него осталось. По нему словно танк проехал, но он все равно узнаваем.

– У вас в доме есть такие? – продолжал я.

– Естественно, – протянул Глаголев. – Иван Павлович, я же его вам демонстрировал, когда вы музей энтомологии посещали.

– Знаете, сколько у вас термосов? – поинтересовался Борис.

– Они покупаются оптом, – пожал плечами Семен Сергеевич, – по пятьсот штук. Я постоянно приобретаю новые экземпляры для экспозиции, часто меняюсь с другими коллекционерами. Контейнеров уходит много, количество их не учитывается, они непригодны для пищевых продуктов. Зачем такой человеку, который не покупает насекомых? Правда, чай, кофе туда можно налить, небольшие бутерброды легко войдут внутрь. Но еда-питье приобретут неприятный запах и вкус.

Я сдержал смешок. Помнится, похоронных дел мастер пытался мне подарить один такой термос, говорил: «Ваш напиток долго останется горячим». Про отрицательные стороны контейнера он умолчал.

– Да и в музей имеет допуск ограниченное число людей. Всего четверо, – продолжал Семен. – Я и трое сотрудников, которые ухаживают за коллекцией. На двери музея стоит кодовый замок. Горничные, шоферы и остальная прислуга кода не знают. Да, приезжают посторонние. Но на бесплатный осмотр экспозиции надо записаться на сайте музея. Экскурсии всегда провожу я сам. И действуют принятые во всем мире правила: сумки, портфели оставляют у двери. Между прочим, в лабораторию, где вы термосы видели, заглядывают исключительно свои. Чужие туда ни под каким видом не допускаются. Иван Павлович был исключением.

Борис вернул ноутбук в исходное положение.

– А ваша жена?

– Арти – хозяйка, – улыбнулся Семен, – для нее нет закрытых дверей.