Венганза. Рокировка

Глава 23




Ощущение дежавю не покидало меня ни на мгновение. Больничные стены, люди в белых халатах, детективы, поджидающие удачного момента, и антидепрессанты, практически заменившие мне пищу. Я всё это уже видела. Только уверенности в том, что это — реальность, не осталось. Теряясь во времени, событиях, путая сны с явью, не понимала, где вымысел, а где настоящая жизнь. Да и нужна ли она мне, тоже не могла решить. Все перемешалось, вращаясь со скоростью света. Мне казалось, что меня закрутил смерч, и всё, что остается, это отдаться ему на милость и плевать, куда меня выбросит.

Сны под воздействием успокоительных демонстрировали мне размытые картинки с действующими лицами, которые не узнавала. Но было все же одно, увидев которое, хотелось зажмуриться и бежать, бежать так далеко, как только смогу. С пробуждением на меня накатывали воспоминания о случившемся, и всё окрашивалось кровью. Я не помнила, как убивала Эстер, и не помнила, что именно там произошло. Лишь её слова, брошенные мне в лицо перед тем, как я увидела её мертвое тело, навсегда засели в голове. И это то, что окончательно перевернуло мою жизнь с ног на голову. К своему ужасу, я до сих пор практически ничего не чувствовала из-за ее смерти, но правда, открывшаяся в тот день, сломала меня. Любить чудовище — это одно, но знать, что, помимо всего прочего, разделяешь с ним одну на двоих кровь…Меня выворачивало наизнанку от всей омерзительности ситуации. Тошнило от собственных эмоций, испытываемых, как выяснилось, к брату. Боль от осознания всего коварства Диего, вплоть до последствий, приведших к настоящему моменту, вряд ли можно описать хотя бы одним из известных людям языков. Стоило лишь подумать об этом, как из груди вырывался нечеловеческий крик. То, насколько всё оказалось спланировано и фальшиво, приводило в ужас. Но еще более кошмарными являлись абсолютные беспринципность и жестокость, составляющие сущность личности Ангела. Теперь даже в мыслях не получалось называть его иначе. И как я могла поверить, что в этом монстре живы какие-то человеческие эмоции?! Он знал лишь то, как уничтожать людей, и был готов ради этого на все. Его жестокость не знала границ.

И стоило подумать, что результатом мести этого отродья стала моя дочь, как руки сами вцеплялись в волосы, вырывая их клочками. Я кричала, рвала на себе волосы и впивалась ногтями в кожу, стараясь заглушить разъедающую меня боль. Прибегали медики и, вколов успокоительные, погружали меня в счастливое царство абсолютного ничего. Именно поэтому меня практически все время держали на таблетках. Чтобы я не чувствовала. И я была благодарна за это.

Тогда я еще не понимала, кем стала в результате жестокости Ангела, потому как картинки из головы не отождествлялись с фактами. Я не осознавала, что стала убийцей и на моих руках человеческая кровь.

Прошло время, прежде чем психологи шаг за шагом начали выводить меня из транса. Длительные беседы и терапия. Я будто вернулась назад в прошлое. Не хотелось жить, не хотелось чувствовать. Но в отличие от прошлого раза, теперь голову посещали омерзительные мысли о прерывании жизни. Я боялась встречаться лицом к лицу с реальностью, зная обо всем, что совершила. Зная, что дала жизнь дитю порока. Мучительно было даже думать о ней. Стыд и раскаяние за любовь к дочке разрывали меня. Я не могла презирать или жалеть о её появлении на свет, но и не чувствовать угрызений совести за то, что, допустив ее рождение, подвергла пожизненному укору в глазах людей. Постоянному отождествлению с тем, о ком мечтала забыть. Но затем вспоминались её глаза, улыбка, всеобъемлющая любовь, заполняющая каждую клетку моего тела и придающая силы бороться с любыми трудностями. Софи ждала возвращения своей мамы. Беззащитная маленькая девочка находилась совершенно одна среди чужих людей, где-то там, далеко, и это единственное, о чем я должна переживать. Ругая себя за малодушие, начинала плакать, извиняясь перед ней, молясь, чтобы она никогда и никак не могла даже намёком узнать о возникших в моей голове мыслях. Она ни в чем не виновата, и не должна страдать из-за своего появления на свет. Когда-нибудь я забуду, что именно предшествовало её рождению, как постараюсь забыть всё, что способно причинить ей боль. Мы снова исчезнем, и ни одна душа не будет знать, какой грех висит у меня на сердце, и что она должна напоминать мне о нем до конца жизни. Я помогу ей стать настоящим человеком, окутаю коконом любви и заботы. Любая червоточина отца будет уничтожена, истреблена силой света и добра.

Подобные размышления успокаивали меня наравне с тем фактом, что Ангел больше никогда не выйдет на свободу. Я сделала всё, что от меня зависело, и теперь должна двигаться дальше, сжигая все мосты между настоящим и прошлым. Но из-за формальностей расследуемого дела по-прежнему не могла вернуться домой.

Благодаря дочке, я крупицу за крупицей возвращала себе разум. Перестав впадать в истерику и наконец-то нащупав нить, удерживающую меня на плаву, я проводила долгие вечера в компании Андреса. После трагедии и того его первого посещения, я не помнила больше о его визитах до тех пор, пока не начала восстанавливаться. Персонал больницы рассказывал, что во время моего наркотического забытья он каждый день приходил к моим дверям, но не решался зайти в палату. Позже я поняла мотивы его поведения. Непросто видеть кого-то в таком состоянии, зная, что не в силах ничем помочь. Лишь когда я начала связно разговаривать, и ко мне наконец-то смогли прорваться детективы, Андрес появился в палате вместе с ними. Не в силах больше откладывать тягостный разговор, но и не оставляя меня им на растерзание. И стоило лишь взглянуть в его глаза, как тут же увидела в них всполохи вины. Скрываясь за робкой улыбкой, он старался не демонстрировать истинных чувств. Но в глазах застыло сожаление о случившемся со мной. Не нужно быть провидцем, чтобы знать, как сильно вся эта ситуация грызла его изнутри. И возможно, Андресу приходилось еще тяжелее, чем мне, ведь чтобы справиться с подобным чувством в одиночку, требуется огромная сила и стимул к жизни.

В тот день я была просто рада видеть друга. Но удовольствие от встречи с ним продлилось всего несколько мгновений, до той секунды, пока мой взгляд не пал на двух мужчин, следующих за его спиной, и моего лечащего врача, вставшего с левой стороны кровати. Проснувшаяся тревога тут же обострила все чувства. Каждый нерв в теле напрягся до предела в ожидании сложной беседы и неприятных последствий. Меньше всего хотелось обсуждать тот кошмар, тем более с посторонними людьми, настроенными лишь на выполнение планов и получение очередного звания.

— Марина, — улыбнулся доктор Эндрюс. — Как ты себя чувствуешь?

— Лучше…Наверное, — неуверенно проговорила, поглядывая на незнакомых мужчин.

— Это детектив Джонс, — указала на высокого темнокожего мужчину, — и Робертс, — кивнула на полного детектива с залысинами. — Они хотят задать тебе несколько вопросов. Как думаешь, ты сможешь им в этом помочь? — ласково улыбалась она, пытаясь скрыть за улыбкой обеспокоенность.

Мне хотелось крикнуть «нет», и чтобы они все проваливали к чертям, оставив меня в покое, но прекрасно понимала, стоит отказать сейчас, как это никогда не закончится. Необходимость разговора будет висеть дамокловым мечом над моей головой, напоминая о неминуемой участи.

— Я постараюсь, — выдавила из себя, посмотрев на Андреса, ободряюще улыбнувшегося и слегка сжавшего мои пальцы.

— Мисс Асадова, — заговорил высокий коп, — приятно видеть, что вы идете на поправку. И мы сожалеем, что должны тревожить вас в такое непростое время, но идет расследование, а вы — единственный свидетель. Расскажите, пожалуйста, что произошло десятого ноября в квартире Эстер Вальдес. Какие отношения вас с ней связывали?

При упоминании этой девушки стало вдруг трудно дышать. Паника невидимой волной накрыла меня, заставляя сердце быстрее качать кровь и практически не давая возможности сделать вдох. Прикрыв глаза и сосчитав про себя до десяти, восстанавливала дыхание, давая мозгу время свыкнуться с неизбежностью проживать тот день заново.

— Она была другом моего… — тут же запнулась, вспомнив о том человеке. Мне не хотелось говорить о нем, как и думать над тем, как его называть перед чужаками, — приятеля.

— Говоря о приятеле, вы имеете в виду Диего Альварадо?

И снова укол в самое сердце. Каждое упоминание о нем словно вскрывало у меня в груди банку червей, в виде эмоций и чувств, которые я никогда бы не хотела ворошить вновь. Но вселенная насмехалась над моими желаниями, посылая всё новые страдания и бесконечную боль.

— Да, — ответила без лишних пояснений.

— Зачем в тот день вы находились в её доме?

Воспоминания о солнце, слепящем глаза во время ожидания Диего на балконе, ветре, ласкающем кожу, и чувствах, переполняющих грудь, резью отдались под ребрами.

— Диего, — сморщилась, произнося его имя, — не мог забрать меня из дома и попросил дождаться его возвращения у Эстер.

— Вы говорите о Диего Альварадо?

— Да, — внутри снова всё похолодело при звуке его имени.

— Как близко вы были знакомы до этого с убитой?

— Встречалась пару раз. Но не могу сказать, что знала её.

— Как вы познакомились?

— Мы встретились на вечере у Пабло, — посмотрела на Андреса, надеясь, что не сказала чего-то лишнего. — Она пришла туда с Диего.

— В каких отношениях он состоял с убитой?

— Они были близкими друзьями.

— Состояли ли они в интимной связи?

Вопрос следователя застал меня врасплох. Всё то время, что мне приходилось наблюдать за ними у Пабло дома, я не раз задавалась тем же самым вопросом. В чувствах Эстер к Диего не было сомнений, а его отношение к ней оставалось для меня загадкой. Безусловно, он любил её, если в его извращенном мире есть место этому чувству, но не той любовью, о которой она мечтала. Он ей доверял. И в то же время я не знала, насколько близки они были и какое прошлое, кроме того, о котором успела рассказать мне Эстер, разделяли. Утверждать с абсолютной уверенностью в отсутствии чего-то большего, чем платоническая дружба, я не имела права. Ведь, по сути, я не знала совершенно ничего о жизни Диего. Я соприкоснулась лишь с её верхушкой, доступной для меня, а все темницы и подземелья он закрывал на множество замков, не позволяя приблизиться, чтобы взглянуть хоть одним глазком.

И всё то время, проведенное в вынужденном созерцании их как пары, в глубине души лелеяла надежду на то, что всё это фальшивка, и в реальности между ними столько же интима, как между мной и Андресом. Но теперь понимала, сколько всего могло скрываться под отлакированным фасадом, так усердно маскирующим всю неприглядность их жизни. Я не удивилась, если бы Эстер соглашалась на секс без обязательств в удобные для него моменты. В день трагедии, мне показалось, что она находилась в отчаянии из-за наших с ним отношений, что и подтвердила дальнейшими своими словами. Вряд ли настоящий друг, желающий близкому человеку счастья, будет делать нечто противоречащее этой цели.

— Затрудняюсь сказать. Вам стоит узнать ответ на этот вопрос у кого-то другого.


— Хорошо, — сделал он пометку у себя в блокноте. — В каких отношениях вы состояли с Диего Альварадо?

— Мы спали, — произнося это, не почувствовала совершенно ничего. Словно наконец-то смогла избавиться от его гипноза.

— Вы подрались с убитой из-за Альварадо? — спросил Робертс, перебивая Джонса, постукивая пальцами по спинке кровати. На его лице отразилось отвращение. Любой человек, связывавший себя добровольно какими-либо узами с Ангелом, вызывал у него, видимо, неприязнь.

— Что, простите? — не отрываясь, смотрела на его мясистую руку, не расслышав вопроса.

— Что именно произошло в тот день между вами и потерпевшей? — спросил Джонс, незаметно ткнув в бок Робертса. Тот тут же перестал стучать по кровати, скрестив полные руки на груди.

— Я пришла. Эстер предложила выпить. Я попросила воды, но она принесла вино. Мы разговаривали. Потом она начала оскорблять меня, — в ушах снова зазвенели её слова, и я непроизвольно зажмурилась, пытаясь отгородиться от воспоминаний.

— Марина, с вами всё в порядке? — услышала голос доктора Эндрюс.

Едкие фразы остро жалили, словно она нашептывала мне их прямо в уши, стоя рядом воплоти. Тело охватил озноб. В комнате явно витал дух мексиканки, явившийся с того света, чтобы свести меня с ума и утащить с собой. Становилось хуже, но образ моей девочки, встреча с которой уже была так близко, напомнил о необходимости выдержать любые испытания и никогда больше не покидать её.

Вцепившись пальцами изо всех сил в одеяло, открыла глаза, взглянув на мужчин, не собирающихся оставлять меня в покое до получения необходимой информации.

— Да, — кивнула, отвечая на вопрос доктора. — Со мной всё в порядке.

— Сможете рассказывать дальше? — давил Робертс.

Я молча кивнула, облизав пересохшие губы.

— Она была в каком-то взвинченном состоянии и старалась побольнее ударить меня словами.

— Существовала какая-то определенная причина для подобного поведения?

— Да. Она много лет любила Диего гораздо сильнее, чем просто друга. И во мне она видела соперницу, которую вряд ли смогла бы убрать с пути. В тот день, по всей видимости, она не выдержала того, что должна принимать меня у себя в доме, ей была невыносима мысль о том, что он предпочел меня ей.

— Во что вытекли оскорбления?

Ужас и нестерпимая боль, последовавшие за её отвратительными словами, до сих пор жили в памяти, будто все происходило сию минуту. Тогда я не смогла удержать в своих ладонях осколки мира, разлетевшегося на мелкие частицы. Адская боль и ярость — это всё, о чем сохранились отчетливые воспоминания. Остальное окутал туман. Борьба, наблюдаемая мной со стороны, выстрелы, дыра во лбу Эстер, и тяжесть пистолета в моей ладони. Это всё проплывало перед глазами короткими образами-вспышками, не позволяющими ухватить ни один из них за хвост. Я помнила, как слышала Диего словно сквозь вату. Но с трудом принимала его слова. Единственное, о чем я знала абсолютно точно, что хочу вернуться к дочери и хочу, чтобы этот ублюдок, по стечению обстоятельств ставший её отцом, гнил в тюрьме до конца своей жизни.

— Если честно, я плохо помню.

— Что вы имеете в виду? — слегка наклонился вперед Робертс, стараясь лучше расслышать.

— Она была слишком напориста, слишком агрессивна, очень сильно хотела причинить мне боль. И ей это удалось.

— Что последовало после её оскорблений? — повторил детектив.

Нахмурилась, пытаясь восстановить последовательность событий.

— Я помню лишь, как она била меня, а я — её. Помню, как она схватила пистолет, как выбила его, как ей снова удалось до него дотянуться, и помню выстрел. А затем ещё один.

— Кто стрелял?

— Она ранила меня, но, кажется, я смогла выбить пистолет и…, - в ушах зазвучали слова, сказанные Ангелом, — появился Диего. И прекратил драку.

— Что вы имеете в виду, когда говорите: прекратил драку?

— Я слышала выстрел. А затем увидела дыру в голове Эстер.

В этих словах была лишь малая доля лжи, так как память в действительности не желала выдавать мне подробных деталей. И моментом, после которого начала рассеиваться мгла, поглотившая меня после откровений Эстер, стал потрясенный голос Диего, вопрошающий, что я наделала.

— Это он выстрелил ей в голову? — спросил детектив, и я почувствовала, как глаза всех присутствующих устремились на меня.

Ответственность за участь другого человека, возложенная на мой ответ, вызывала панику. Я не хотела становиться вершителем ничьей судьбы, даже его. И пусть это именно то, чего мы добивались с Андресом, но, переложив собственную вину на плечи другого человека, я не стану счастливее, зная о той ужасной лжи, благодаря которой смогла достичь желаемой цели. Всё, чего я хотела — расплаты за все содеянное им и гарантий безопасности своей дочери. Солгав сейчас, придется подтверждать ядовитые слова обмана снова и снова. А сказав правду, я навсегда лишусь возможности растить дочь и оберегать её от опасного мира отца. Пусть, я не помнила, как нажимала на курок, и не могла поверить в то, что смогла забрать чужую жизнь, но Диего, повторяющий снова и снова слова о том, как именно я должна отвечать полицейским, и пистолет, лежащий в моих руках после последнего выстрела, развеивали любые сомнения. Меня начало колотить мелкой дрожью. Пытаясь ответить так, как решила, в итоге не могла произнести ни звука. Вместо слов слышала лишь стук зубов и тихие всхлипы, вылетающие из моей груди.

— Мне кажется, допрос окончен, — резко сказала доктор Эндрюс.

— Марина, это Диего Альварадо убил Эстер Вальдес? — игнорируя доктора, повторил детектив Джонс.

— На сегодня достаточно, — настаивала Эндрюс.

— Марина, просто скажите: да или нет, — призывал к ответу детектив.

— Детективы, на сегодня хватит, — услышала категоричный голос Андреса.

Меня лихорадило еще сильнее, но я не могла отвести взгляда от пронзительных, черных, как уголь, глаз детектива Джонса. Он не двигался с места, несмотря на наседавших на него доктора и Андреса, требующих немедленно покинуть помещение.

— Да или нет? — спрашивал он.

Ответ застрял где-то в горле, и как бы я не силилась выдавить его, лишь сильнее начала сотрясаться. Я четко осознавала, какие именно должны прозвучать слова, и становилось страшно от собственного желания сказать именно это.