Вернись ради меня

Однако кожу покалывало от нетерпеливого ожидания, и Дэнни ни за что не отказался бы. Он похлопал по боку сумки, где на дне таился альбом для рисования, и еще раз оглядел комнату. Не может быть, чтобы все обернулось так уж плохо.



Бонни поджидала Айону у двери в сад, рассеянно слушая разговор Боба Тейлора с матерью. Ее переполняло раздражение — она вовсе не хотела идти на чертову пляжную ночевку. Там не могло быть ничего стоящего ее внимания. В довершение всего туда собирался пойти и Дэнни, а это означало, что он обязательно сделает что-нибудь нелепое. Она проводила его недобрым взглядом, когда брат торопливо прошел мимо нее, сообщив маме, что уходит.

Но Айона вовсе не сомневалась, что на пляже будет весело, она даже пообещала приглядывать за Дэнни, что заставило Марию вскочить со стула и кинуться ее обнимать.

Когда Айона вышла из туалета, Бонни снова спросила ее:

— Ты не передумала? Мы и без них можем что-нибудь придумать.

— Тебе необязательно идти, — улыбнулась Айона, поднимая глаза в ожидании ответа.

Бонни затеребила ремень своей сумки, борясь с усилившимся раздражением.

— Я приду, — отрубила она, но, забеспокоившись, что это может показаться грубым, через силу улыбнулась, чтобы показать, насколько ей это безразлично. Айона с удивлением посмотрела на нее, не догадываясь, однако, о борьбе, происходившей в Бонни.

— Серьезно, если не хочется, не ходи, — предложила она, с любопытством глядя на подругу.

— Но почему мы не можем побыть вдвоем? — выпалила Бонни и тут же пожалела о сказанном: ей не хотелось показаться навязчивой. — Просто эти ночевки на пляже кажутся мне такими детскими, — добавила она и делано засмеялась. Смех показался фальшивым даже ей самой.

— С тобой все в порядке?

— В полном, — подтвердила Бонни.

Однако это было неправдой — внутри себя она истерически вопила, готовая поддать ногой сумку и загрохотать кулаками по столу.

Айона взяла Бонни под руку.

— Пойдем, мы же там будем вместе, — сказала она; и лава, клокотавшая в Бонни, начала утихать.



Мария догадывалась, что Боб Тейлор сделал это нарочно: ему не было нужды обходить дом сзади. Она терпеливо слушала его болтовню о необходимости вырубки деревьев, но он снова вывел ее из себя. Так было всегда, с того самого дня, когда двенадцать лет назад он ступил на остров с Руфью и Джилл. Энни предупредила Марию за неделю до их приезда, и Мария даже подумала, что сможет подружиться с новой семьей. Однако, увидев Боба, сразу поняла, что дружбы у них не получится. Он протянул руку Дэвиду, демонстративно не замечая Марию, и нарочито громко заговорил о том, как рады они поселиться на острове. Руфь жалась за его спиной, а Боб продолжал разглагольствовать, не задав ни единого вопроса, — никто не должен был испортить его шоу одного актера. На первый взгляд он мог показаться балагуром, но Мария чувствовала, что это ширма. Она знала, что у Боба и Руфи есть тайна, и они тоже приехали на Эвергрин, чтобы скрыть ее здесь. Все годы жизни на острове Тейлоры так старательно оберегали ее, что Марии стало казаться — при всей неприязни к Бобу она может ему доверять.

Однако этим летом, по мере того как неделя будет тянуться за неделей, ее доверие столько раз будет испытано, что к концу августа Мария полностью убедится, что максимальная дистанция между Бобом Тейлором и ее семьей не просто необходимость, а вопрос жизни и смерти.





Настоящее




Глава 10




В последний раз я видела Энни Уэбб за день до отъезда с острова — они с мамой разговаривали в саду. Помню, как она схватила маму за локти, ее рот округлился буквой «о», и она мелко затрясла головой, не в силах поверить, что мы уезжаем, или смириться с этим.

Когда они с мамой вернулись в дом, руки Энни, висевшие как плети, странно дернулись, прежде чем она потянулась меня обнять.

— Береги себя, Стелла, — только и сказала она. — Береги себя.

Я ожидала увидеть слезы в ее глазах, но они были совершенно сухими.

Как повсюду на острове, сегодня здесь нет никаких признаков движения. Даже озера кажутся мертвенно- тихими, точно стянутые корочкой льда. Я медленно обхожу их по берегу, направляясь к дому Энни, первому из особнячков, выстроенных в шахматном порядке.

Энни Уэбб всегда опекала меня, словно я была ее собственной дочерью. Она могла бы быть членом нашей семьи, названой тетушкой для всех нас. От воспоминаний все дурные предчувствия вдруг начинают казаться мне глупыми. Но тем не менее на острове все уже совсем не так, как прежде.

Подойдя, я громко стучу в дверь — мой стук гулким эхом отдается в доме. Слышится слабое шарканье приближающихся шагов, дверь медленно открывается, и я оказываюсь лицом к лицу с Энни.

Забыв дышать, я не свожу с нее глаз. Я вижу обвисшую кожу на ее лице, глубоко запавшие под скулами щеки, отчего глаза кажутся неестественно большими. Скрюченная спина заставила ее согнуться почти пополам. Я медленно выдыхаю и улыбаюсь, старательно скрывая свои эмоции от того, как сильно она постарела.

— Здравствуй, Энни!

— Стелла? — Старуха чуть наклоняет голову. — Стелла Харви? — Рука, опирающаяся на дверной косяк, трясется. — Рэйчел сказала, что ты приедешь, и я гадала, когда же ты заглянешь ко мне. — Помолчав, она улыбается: — Ну, моя дорогая, незачем стоять в дверях и мерзнуть. Тебе лучше войти.

Я шагаю в ее просторную прихожую, и меня сразу охватывают воспоминания. В углу по-прежнему тикают напольные часы, а на стене висит знакомый гобелен с изображением леса.

— Дай-ка я на тебя посмотрю, — приговаривает Энни, взяв меня за локти и поворачивая к себе. Она качает головой, и провалившийся рот растягивается в улыбке. — Сколько лет прошло, — произносит она. — Не представляю, узнала бы я тебя, если бы не ждала!


— Рада тебя видеть, Энни! — говорю я, проходя за ней через гостиную в кухню.

— Чего тебе налить? Ты всегда любила горячий шоколад.

Я улыбаюсь.

— Чего захочешь.

— Тогда будем пить чай, — решает Энни, разыскивая чашки. — Садись, — велит она, и я отодвигаю стул от маленького круглого столика, который так и стоит посреди кухни. Сколько раз я сидела здесь, пока Энни угощала меня горячим шоколадом и печеньем! Я набивала карманы «Джемми Доджерсами» [3] и конфетами, чтобы потом съесть их в домике на дереве, а Энни гордо стояла на пороге, когда я уходила, набив живот сладостями.

— Сколько же лет… — ностальгически повторяет она.

— Двадцать пять, — подсказываю я.

Старуха кивает:

— Я знаю. Это я хорошо помню, — она поворачивается ко мне со слезящимися глазами и подходит к столу, аккуратно ставя чашки на подставки. — Я так горевала, узнав о твоей маме. Какая страшная авария, — бормочет она. Я не знаю, как Энни узнала о нашей трагедии, — на похороны она не приезжала. Видимо, отец сообразил ей позвонить. — Она была особенной женщиной… — Ее голос срывается, не давая договорить. — Но я очень рада увидеть тебя. — Она выпрямляется, насколько позволяет спина, и протягивает мне руку над столом: — Я очень скучала по тебе и по вашей семье.

— А я еще больше скучала по всем вам и по острову!

— Угораздило же тебя сейчас приехать, — Энни качает головой, будто я совершила серьезную ошибку. — Лучше бы ты этого не делала, Стелла. Для тебя сейчас не самое подходящее время.

— Я была так потрясена этой новостью, — признаюсь я. — Я не могла в это поверить.

— Так ты поэтому приехала?

— Не знаю, — сомневаюсь я. — Отчасти. — Я смотрю в окно. Летом у дома цвел вереск, розы и лаванда, однако сейчас садик выглядит голым и мрачным. — Есть вопросы, которые я хочу прояснить. Я слишком давно ломаю над ними голову.

Глаза Энни округляются, она убирает руку и обхватывает чашку. Глядя на темный чай, она осторожно делает глоток. Я жду, что она начнет расспрашивать меня, но Энни молчит.

— Ты с кем-нибудь уже виделась? — спрашивает она наконец.

— Только с Эммой Грей, — отзываюсь я, зажмурившись при воспоминании о странной встрече с ней. — И с Фреей Литтл, журналисткой.

Я вспоминаю ее слова о том, что полицию особенно заинтересовала Энни Уэбб, и меня передергивает от догадки: Фрея ждет, что я начну выведывать у Энни какие-то секреты.

Но пока писака знает явно больше моего, я не могу сказать ей, что не желаю иметь с ней ничего общего.

— Эвергрин будто вымер, — тихо добавляю я.

— Люди напуганы. Сперва чьи-то останки, теперь допросы. Журналисты вроде этой Фреи просто стравливают нас!

— Это ужасно.

— Да, — Энни переводит взгляд на окно. — Можно было бы надеяться, что общая беда объединит соседей, однако… — она качает головой.

— Отчего же так не выходит?

— Из-за таких, как эта Фрея, — Энни снова поворачивается ко мне. — Полицейским положено задавать вопросы по должности, но журналисты просто норовят залезть в душу. Лучше держись особняком, Стелла, тогда ты не станешь частью чьей-то абсурдной выдумки.

— Энни, а ты? — спрашиваю я. — Тебя не трогают?

Энни всегда была старейшиной острова. Мысль о том, что ее преследует кто-то вроде Фреи Литтл, беспокоит и злит меня.

Энни пожимает плечами.

— О, я вполне могу сама о себе позаботиться, — убеждает она, хотя ее усталые глаза говорят о другом. — Почему-то всем кажется, что у меня есть ответы на все вопросы. — Она едва улыбается мне. Я ерзаю на стуле: Энни Уэбб должна знать, что я тоже пришла за ответами, пусть даже на совсем другие вопросы. — Расскажи, чем ты занимаешься, — вдруг говорит Энни, будто важнее сейчас ничего нет.

— Я семейный психолог, — отвечаю я, немного расслабившись и взяв свою чашку. — Консультирую семьи.

— Самая подходящая работа для тебя, — одобряет она. — Ты всегда была очень чуткой. А как поживает твоя сестра?

Я рассказываю, что Бонни замужем и у нее двое сыновей, которых она обожает, но умалчиваю о том, что едва ли не каждый день я нервно наблюдаю за ней в поисках признаков, что ей нестерпимо, смертельно хочется выпить. Я тут же вспоминаю, что так и не сообщила сестре, куда поехала.

Я смотрю на телефон, стоящий на подоконнике, соображая, можно ли отсюда позвонить, когда Энни говорит:

— В тот день, когда твои родители приехали на остров, Бонни кричала так, будто ей уже не нравилось все вокруг. — Она делает паузу. — Я рада, что она наконец счастлива. А как ваш отец?

— Папа переехал, — начинаю я и, не выдержав, опускаю взгляд, играя с ручкой чашки.

— Я знаю, что он ушел, дорогая, — помогает мне Энни. — Твоя мама мне об этом писала. Ты его часто видишь? Он по-прежнему с той женщиной?

— Да, с Оливией. — Я делаю глубокий вдох. — Отчего-то они все еще вместе, и я вижу его не так часто, как хотелось бы, — вздыхаю я. Энни пристально всматривается в меня, ожидая подробностей, однако я лишь добавляю: — Не знала, что вы с мамой общались.