Вернись ради меня

— Нет. — Я поднимаю голову: — Разве Энни знает об этом?

— Тогда кто?

— Я встречалась с матерью Айоны. Айона приехала на остров искать Джилл, верно?

Руфь усмехается, качая головой. Не отвечая на мой вопрос, она произносит:

— Да разве она мать? Она никогда не была матерью! Она не хотела ни одного из своих детей. Ей было безразлично, хватает ли им еды. В комнате стояла вонь от подгузников, потому что она не меняла их весь день. Старшей было шесть, а девочка все еще бегала в памперсах! — Глаза Руфи округляются, и я вижу, как в них сверкает огонь. Как только мы обе понимаем, что речь идет об Айоне, моя собеседница отводит глаза. — Она вечно то пила, то была под кайфом, ей было не до детей. Материнство — дар Божий, и она его не заслужила! — Руфь с вызовом выпячивает подбородок.

— И как вы поступили? — спрашиваю я, благодарная за то, что она решает выговориться, и очень надеясь, что она успеет до возвращения Боба.

— Боб винил себя в том, что я не беременела, хотя мы так и не выяснили, в ком причина. Однажды он пришел домой и сказал, что одной малышке нужен хороший дом и заботливые родители. А у нас есть возможность перебраться на идеальный остров. Что мне оставалось делать? — Руфь разводит руками, словно на ее месте любая поступила бы так же.

— Удочерить.

— А в чем разница? — Руфь качает головой. — Мы пытались. Я собрала все нужные бумаги, но на меня посмотрели свысока и решили, что я недостойна быть матерью.

«Или что Боб не годится в отцы», — думаю я.

— Во время одного из визитов работников социальной службы Боб заявился домой навеселе. Он клялся, что не смог отпроситься с работы, хотя всем было очевидно, что он забыл. Я увидела, как мой последний шанс вылетает в дверь вместе с уходящими социальными работниками. Но это не моя вина. Система подвела меня, подставила бы и Джилл, а я знала, что смогу подарить ей прекрасную жизнь. И она у нее была! Она не жила впроголодь, не спала в мокрой постели…

— Все равно так нельзя, — возражаю я.

— Я ее любила, — тихо добавляет Руфь. — Я так ее любила!

— Я знаю.

— Но под конец и я ее подвела. Я не знала, что она была больна.

Не выдержав, я беру Руфь за руку.

— Джилл по тебе очень скучала, она… никогда не переставала надеяться, что ты вернешься, — говорит Руфь, уставившись в угол комнаты. — Она не получала твоих писем — Боб перехватывал их.

— Зачем? — спрашиваю я, едва дыша.

— Прости меня, — Руфь отдергивает руку. — Я не хотела, чтобы он это делал, но после всего, что случилось…

— Вы имеете в виду, с Айоной? Руфь, а что с ней случилось?

Руфь делает глубокий вдох и медленно выдыхает.

— Меня там не было, я точно не знаю.

— А мне кажется, знаете.

— Только с чужих слов, — она смотрит на меня. По ее щекам бегут слезы, а руки мечутся вверх и вниз по халату, царапая кожу через ткань.

Громко хлопает дверь черного хода, однако из нас двоих только я оглядываюсь в ту сторону, ожидая появления Боба.

Снова грохот — и тяжелый звук падения.

— Тебе нужно идти, — шепчет Руфь так тихо, что я сомневаюсь, не послышалось ли мне. — Иди, — повторяет она, но я не двигаюсь с места. И в это время в дверном проеме появляется Боб: тяжелое темное пальто, мокрое от дождя, черные волосы прилипли к лицу. Его взгляд прожигает меня насквозь.

Бей или беги.

На своих консультациях я всегда призывала клиентов убегать от физической угрозы. Я тоже не храброго десятка, когда дело доходит до драки. Но сегодня я не двигаюсь с места.





Остров Эвергрин

7 сентября 1993 года




Как Дэвид и сказал, Айона сидела на скамейке у причала. Она вскинула взгляд, когда Мария вышла из-за деревьев, и женщина, поколебавшись секунду, подошла и присела рядом с ней.

— Мы не те, кого ты ищешь, — сказала она, пристально глядя на девушку. Айона уже не выглядела такой самоуверенной, как раньше, и Марии стало любопытно, как Дэвиду это удалось. — Я думаю, ты здесь ищешь сестру, и хотя вы с Бонни похожи — это не она.

— Вас бы это устроило, правда? — бросила Айона, но это было сказано скорее с обреченностью, чем со злобой.


— Почему ты вообще решила, что твоя сестра здесь?

Марии хотелось знать, что известно девушке.

Айона подтянула колени к груди.

— Я всегда помнила, что у меня когда-то была младшая сестра, однако мать твердила, что я ошибаюсь. Она говорила мне, что я все придумала. Но я-то знала, что нет! Я помнила, что девочка была в моей комнате, помнила, как она плакала, как пахла. Разве такое придумаешь?

Мария еле заметно покачала головой.

— А потом она исчезла. Еще сегодня она была здесь, а назавтра пропала, как и не бывало. Я очень хотела ее найти и выяснить, что случилось. Иногда я даже думала, что мать могла с ней что-нибудь сделать, — Айона передернула плечами. — Три года назад я решила разыскать сестру. Я сказала об этом матери, и она совершенно свихнулась. Она очень разозлилась и была настолько не в себе, что вдруг выпалила всю правду. — Айона коротко рассмеялась. — Она призналась, что продала ее. Своего ребенка. Как вам это нравится? После этого я не могла больше на нее смотреть. Мне трудно было заговорить с ней. Мать, слава Богу, быстро это поняла, и у нее хватило ума оставить меня в покое.

— И что ты сделала дальше?

— Я увидела по телевизору передачу об усыновлении, и это навело меня на мысль. Я стала встречаться с парнем, который работал в больнице, что упоминалась в той телепрограмме. Он, конечно, был полным ничтожеством, но он помог мне найти все необходимые учетные документы. Тогда к нам в дом приходила женщина из социальной службы, и в этих бумагах я увидела ее имя. Мать обычно бурчала: «О, опять радость пришла в дом …»[8] — Мария вздрогнула, услышав имя своей матери. — Однако я очень ждала ее прихода, потому что она была добрая и приносила мне что-нибудь вкусненькое. А потом я увидела в газете ее некролог, где упоминалось, что у нее была дочь. Я подумала, что эта зацепка завела меня в тупик, но все же поискала ваше имя в Интернете и нашла статью с фотографией в газете. Вы протестовали против каких-то событий на острове.

Мария вспомнила статью, которую Стелла с гордостью наклеила в свой альбом.

— Ваше имя черным по белому значилось в заголовке, а рядом еще одно, которое я узнала. Сперва я не понимала, где я могла слышать об Энни Уэбб, но потом вспомнила, что в больничных документах она числилась акушеркой. Я бы не стала про вас читать, но то, что вы обе уехали на Богом забытый остров, мне показалось странным. Я захотела поехать туда, чтобы увидеть все своими глазами, и купила однодневную экскурсию. Потом приехала еще раз. Я наблюдала за вами и вашей драгоценной семьей, и… — Айона внезапно замолчала.

— Продолжай, — шепотом попросила Мария.

— Вы выглядели такими идеальными поначалу, но Бонни… Она не была похожа ни на вас с Дэвидом, ни на остальных ваших детей. И я это сразу увидела. Чем дольше я наблюдала за Бонни, тем больше убеждалась — она вам чужая. Тогда я решила, что это наверняка моя сестра, которую у меня отняли, чтобы продать вам. И меня ужасно злило, что у нее было все это, а меня оставили ни с чем, — процедила она.

— Только Бонни не твоя сестра, — произнесла Мария.

— Но когда я приехала в начале лета, она вцепилась в меня, как клещ. Она говорила, что никогда не была здесь счастлива и не ощущала себя родной в своей семье.

У Марии перехватило дыхание. Ей было невыносимо слышать, что Бонни несчастна. Все, о чем она давно волновалась, могло оказаться правдой.

— Клянусь, это не та девочка, которую ты ищешь, — твердо сказала она.

— Знаю, — отрезала Айона, и Мария опешила. Она хотела спросить: «Откуда?», но слова застряли у нее в горле.

Последовавшая пауза была невыносимой, пока Айона наконец не призналась:

— Дэвид сказал, что этого не может быть, потому что родной матери Бонни было всего пятнадцать лет.

Сердце у Марии затрепыхалось в горле. Она похолодела.

Дэвид рассказал ей это?! Признался в том, что они сделали?

— Моей матери было больше пятнадцати, когда она родила меня, уж это я точно знаю, — Айона пожала плечами. — А зачем вы это сделали?

Мария не могла издать ни звука, хотя ей было что сказать. Ей хотелось закричать, что ее муж подлый предатель! Что он подставил свою семью ради этой незнакомки. Этой дряни!

Кровь отхлынула от ее лица.

— Пожалуйста, скажите, зачем вам это понадобилось? — повторила Айона. — Мне просто нужно понять, и тогда я… — она махнула рукой в сторону моря.

«Тогда ты уедешь? — подумала Мария. — И я избавлюсь от тебя навсегда?»

— Я потеряла двоих детей, — через силу прошептала она. — Я боялась, что больше никогда не смогу иметь ребенка. — Переполнявший ее гнев пересилил страх, и теперь Мария думала лишь о том, что она должна сделать все, чтобы Айона больше никогда не появлялась на Эвергрине, но не ради ее безопасности, о чем так беспокоился Дэвид, а ради безопасности их семьи.

— И вы решили взять чужого?

— Все было не так! — Мария яростно замотала головой. — Я встретилась с ней. Иначе я не могла. Мне нужно было убедиться, что… — Она закусила губу. — Что мы поступаем правильно.

— Хотели очистить свою совесть?

— Нет, — твердо ответила Мария, выпрямляясь и поворачиваясь лицом к Айоне. — Родители девушки прекратили с ней всякие отношения, когда она забеременела. Она была в отчаянии и не знала, куда ей идти. Она снимала угол у чужих людей. — Мария сделала паузу. — Девушка верила, что единственный выход — начать все с начала, уже без помощи родителей. Может, то, что мы сделали, было и незаконно, но Бонни отправили бы в приемную семью, а я повидала кое-какие из них — мама брала меня с собой на работу. К тому же я знала, что наши деньги сделают для девушки гораздо больше, чем так называемое пособие. Так что моя совесть была чиста. С нашей помощью биологическая мать Бонни наладила свою жизнь.

— В отличие от моей, — мрачно сказала Айона. — Так кто же тогда моя сестра?

— Не знаю, — слабым голосом произнесла Мария. — О твоей сестре мне ничего не известно.

Это была ложь, но Мария не собиралась говорить Айоне правду.

Девушка вздохнула и отвернулась. Помолчав, она спросила:

— Значит, ее могли и не привозить на этот остров? И она может жить где угодно?

— Ну конечно.

Марии стало больно при мысли, что сестра, которую ищет Айона, находится в нескольких минутах ходьбы от нее, однако ей было нужно, чтобы девушка уехала. Если Бобу сообщили, кого разыскивает Айона, то ее жизни угрожала опасность.