Вежливые люди императора

Подполковник ФСБ Баринов Николай Михайлович,

РССН УФСБ по Санкт-Петербургу

и Ленинградской области «Град»

Заскучали мои хлопцы, заскучали… Конечно, их можно понять – две недели они тут торчат считай что взаперти, выбираясь лишь на стрельбы да на занятия по физподготовке в садике, прилегающем к Михайловскому замку. Правда, внешне там все непривычно – не видно ни храма Спаса на Крови, ни Русского музея. От скуки они, бедные, все уже измаялись. Кое-кто даже начал ухлестывать за служанками, которые кормили нас и обстирывали.

Скажу прямо, девицам нравились мои орлы. Те хихикали, краснели и строили им глазки. Я понял, что если допустить послабление в дисциплине, то все может закончиться разного рода романтическими историями с не совсем приятными для нас последствиями, вроде вензаболеваний, которые легко подцепить и трудно вылечить. Ведь имеющиеся у нас антибиотики надо приберечь и не тратить на лечение банального триппера.

Я переговорил по душам с Игорем Михайловым и Василием Васильевичем. Они с полной серьезностью отнеслись к обозначившейся проблеме. Похоже, что наши «особы, приближенные к императору» обсудили этот момент с Павлом и Аракчеевым, и те решили принять надлежащие меры. Два дня назад к нам явились портные, снявшие еще на прошлой неделе мерки с моих бойцов. Они принесли готовую одежку, которую ребята начали примеривать с неизбежными в таких случаях шутками-прибаутками. Мне, кстати, тоже кое-что перепало, и сейчас я с недоумением изучаю смешные короткие штаны, именуемые здесь кюлотами, чулки – тьфу, какая гадость, долгополый камзол, и аби – узкий однобортный кафтан, короткий спереди и с длинными полами сзади. Ко всему этому прикладывались шляпа-треуголка, тупоносые башмаки и парик. Ну, вот уж чего я не буду носить, так это парик! По мне, так лучше уж безвылазно сидеть в Манеже.

Флигель-адъютант царя поручик Иван Паскевич, приставленный к нам, дабы ознакомить нас со всей этой одеждой и с правилами ее ношения, лишь огорченно развел руками.

– Как можно, господин подполковник, – произнес он. – Без парика никак нельзя… Государь, увидев, что вы его не надели, будет гневаться.

– Ну, с государем я как-нибудь договорюсь, а вот это, – я брезгливо взял двумя пальцами, словно дохлую крысу, парик, сделанный из чьих-то волос, – носить не буду…

– Воля ваша, господин подполковник, – тяжело вздохнул Паскевич, – поступайте, как знаете…

И вот я, вместе со Скатом и Аланом, а также с примкнувшими к нам Алексеем Ивановым и его прелестной дочуркой Дашей, отправился «в увольнение» – так наши остряки окрестили ознакомительные вылазки в Петербург XIX века. Нашим гидом и по совместительству ангелом-хранителем стал поручик Паскевич. И не только он. За нами, цокая подковами по булыжной мостовой, шла пара гнедых, запряженных в черную карету с задернутыми шторками на окнах. В карете находилась группа поддержки – два агента Тайной экспедиции и пара наших бойцов, вооруженных «ксюхами»[40]. В случае необходимости они помогут нам отбиться от нападения. Да и мы отправились в город не с пустыми руками – у каждого в кармане или под полой имелось что-то стреляюще-колюще-режущее – в зависимости от имеющихся навыков и склонностей.

Впрочем, вооружившись, мы просто предприняли необходимые меры предосторожности. Заговорщики были нейтрализованы, но все же могли найтись в гвардии горячие головы, которым вдруг захочется пустить кровушку виновникам провала заговора. А именно в этом и обвиняли нас, неизвестно откуда появившихся и повязавших «достойнейших офицеров гвардии – цвет общества, – вознамерившихся избавить оное от тирана».

Я и в самом деле почувствовал на себе несколько откровенно враждебных взглядов, но наша прогулка все же обошлась без эксцессов. Мы с удовольствием прошлись по улицам города, который был для нас родным, но в то же время выглядел незнакомым и таинственным. Кое-какие здания, например, Зимний дворец и Адмиралтейство, были уже построены, но в центре Дворцовой площади отсутствовала Александрийская колонна, да и Адмиралтейство выглядело несколько по-иному, чем в наше время. И хотя на шпиле красовался знаменитый кораблик, а сам шпиль с башней тоже были похожи на наши, остальные здания Адмиралтейства не имели ничего общего с современными нам. Лишь в 1823 году архитектор Андреян Захаров капитально перестроит их, ликвидирует фортификационные сооружения вокруг Адмиралтейства, и на их месте разобьют бульвар с фонтаном.

Мы любовались городом, вспоминали, что в наше время находилось в том или ином месте. Особенно непосредственно вела себя Дарья, которая вскрикивала от восторга и то и дело дергала отца за рукав кафтана. Поручик Паскевич внимательно прислушивался к нашим комментариям и не мог понять, о чем, собственно, идет речь. Наконец он не выдержал и решил спросить у нас напрямую:

– Господа, я слышал, что вы обладаете даром предсказания. Ну, как парижская ясновидящая Мари Ленорман, которая нагадала Жозефине Богарнэ чудесное спасение из якобинских застенков и последующее замужество на весьма известной ныне личности. Может быть, вы предскажете будущее одному поручику – сыну небогатого полтавского помещика?

Я вопросительно посмотрел на Алексея Иванова. С одной стороны, не хотелось рассказывать Паскевичу о нашем иновременном происхождении, а с другой стороны, нам нужны были люди, на которых можно будет впоследствии опереться. Поэтому, вздохнув, я с видом Сивиллы произнес:

– Иван Федорович, я могу вам предсказать лишь то, что могло бы с вами произойти. Но будет ли так на самом деле, или все обернется иначе – уж простите, сие мне неизвестно.

– Хорошо, господин подполковник, я согласен, – голос Паскевича дрогнул. – Расскажите о том, что знаете, я готов выслушать ваше пророчество.

– А если я скажу вам, что вы, господин поручик, станете фельдмаршалом, светлейшим князем, а император будет называть вас отцом-командиром?

После этих моих слов легкая улыбка пропала с румяного лица флигель-адъютанта, он побледнел и остановился как вкопанный.

– Господин подполковник, Николай Михайлович, да что вы такое говорите? Я – князь? Я – фельдмаршал? Я – отец-командир для его императорского величества? Если это шутка, то весьма жестокая и неудачная.

– Иван Федорович, – вступил в разговор Иванов, – господин подполковник говорит истинную правду. Именно так и было в нашей истории… Иван Федорович Паскевич станет генерал-фельдмаршалом, светлейшим князем Варшавским и графом Эриванским, человеком, которого император Николай Павлович будет называть отцом-командиром. Хотите, верьте, хотите, нет…

– Князем Варшавским?.. Император Николай Павлович?.. Господа, так вы из будущего? – наконец-то дошло до Паскевича. – А я ведь догадывался о чем-то подобном. Скажите, а что еще было со мной в вашей истории?

– Много чего было, – ответил я. – Только, Иван Федорович, давайте договоримся – о том, что вы только что узнали от нас, вы никому больше не расскажете. Вы обещаете сохранить наш секрет?

– Даю вам слово русского офицера! – воскликнул Паскевич. – Я буду нем как рыба. Господа, вы можете на меня положиться.

– Вот и отлично. Тогда послушайте, что могло бы произойти в России три дня назад…



15 (27) марта 1801 года. Санкт-Петербург.

Патрикеев Василий Васильевич,

журналист и историк

Вчера британская эскадра предприняла попытку войти в Зунд. Точнее, адмирал Паркер решил разведать подходы к Большому Бельту. Но снявшиеся с якоря корабли, пройдя несколько миль вдоль северного берега Зеландии, вернулись. Дело в том, что адмирал Паркер все еще пытался уговорить коменданта крепости Кронборг, расположенного рядом с Хельсингёром, пропустить британскую эскадру в Зунд. Но датский офицер твердо заявил: «Как солдат, я не могу вмешиваться в политику, но и не могу допустить, чтобы флот, намерения которого мне неизвестны, прошел безнаказанно мимо пушек моей крепости».

Сказано красиво, но реальной возможности противостоять англичанам у храброго датчанина не было. Пушки крепости Кронборг просто не могли достать корабли вражеской эскадры. Так что британцы, идя на прорыв, практически ничем не рисковали.

После совещания на флагманском корабле адмирала Паркера было решено начать прорыв к Копенгагену 30 марта. А потом, благополучно миновав Кронборг, отряд Нельсона атакует датские корабли, стоящие в гавани Копенгагена, прибрежные форты и плавучие батареи. Но это все в будущем. А пока мы готовились к предстоящему сражению.

Наши «градусники» обучали егерей князя Багратиона правильному ведению снайперского огня по противнику. От их меткости и умения поражать наиболее важные цели на поле боя зависело очень многое. Нам надо было уничтожить высаженный на берег британский десант и вывести из строя как можно больше кораблей эскадры Нельсона.

– Надо лишить их хода, – предложил Игорь Михайлов. – Корабли поголовно парусные, следовательно, выведя из строя рангоут и такелаж, мы превратим их линейные корабли и фрегаты в плавучие мишени. Буксировать их шлюпками – это просто нереально. Во-первых, шлюпок не хватит – наверняка большая часть их будет разбита нашей артиллерией во время сражения, а во-вторых, егеря качественно проредят гребцов. Но сие следует обсудить с адмиралом Ушаковым, который со дня на день должен прибыть в Петербург. Думаю, что он сумеет организовать разгром своего британского оппонента.

Сегодня я заглянул в гости к Михаилу Илларионовичу Кутузову. Он давно уже приглашал зайти к нему в дом на набережной Невы, которая уже в наше имя станет носить имя Кутузова. Этот дом он купил два с лишним года назад у вдовы камергера Зотова. Сейчас тут расположилось все его большое семейство – супруга Екатерина Ильинична и четыре незамужние дочери. Старшая дочь – Прасковья – была замужем за Матвеем Федоровичем Толстым и жила отдельно от родителей.

Супруга Кутузова считалась хлебосольной хозяйкой. Она была умна и, если судить по ее переписке с мужем, часто давала ему толковые советы. К тому же она была вхожа к первым лицам государства, и даже император Павел, оценив ум и такт Екатерины Ильиничны, наградил ее одним из высших орденов Российской империи – орденом Святой Екатерины.


Видимо, Михаил Илларионович кое-что рассказал жене о моей скромной персоне. Она время от времени бросала на меня откровенно любопытные взгляды, а один раз даже вроде собралась меня о чем-то спросить, но, похоже, передумала, заметив укоризненное выражение на лице мужа.

А дочери Кутузова вели себя непосредственно, особенно младшенькие – тринадцатилетняя Екатерина и двенадцатилетняя Дарья. Старшие же – по возрасту уже невесты – вежливо поздоровались со мной и чинно уселись за стол.

Разговор во время трапезы был чисто светским, то есть половина фраз произносилась по-французски, и я по незнанию языка не мог поддерживать его. Заметив смущение на моем лице, Михаил Илларионович негромко произнес еще одну фразу по-французски, после чего все присутствующие перешли на русский.

Когда хозяйка дома начала расспрашивать меня о моей биографии и семье, я немного замялся. Правду им рассказать я не мог, а врать не хотелось. Почувствовав некоторое напряжение в моих словах, Михаил Илларионович ловко сумел сменить тему разговора и начал рассказывать различные смешные истории. Кутузов был прекрасным рассказчиком. Он умело менял голос и тембр, в зависимости от слов, которые произносил тот или иной участник событий. Если бы он не был полководцем и политиком, то из него получился бы прекрасный актер.

Я же, в свою очередь, рассказал несколько более-менее приличных анекдотов о поручике Ржевском. Кутузов, Екатерина Ильинична и дочери хохотали до упаду. Хотя, как мне показалось, некоторые анекдоты хозяину дома были известны. Вдоволь насмеявшись, Михаил Илларионович неожиданно стал серьезным и, бросив на стол салфетку, предложил мне пройти в его кабинет, чтобы поговорить там о некоторых, чисто военных делах.

– Василий Васильевич, – сказал Кутузов, – я долго думал о том, что вы рассказали мне несколько дней назад. И вот к чему я пришел… Вы – не от мира сего. Да, вы говорите по-русски, но не так, как говорим мы. Но вы не иностранцы. Вы русские – в этом я ничуть не сомневаюсь.

Вы знаете о нас все, но в то же время вы раньше никогда не жили в России. Да, возможно, что среди вас есть ясновидящие, но не все же вы поголовно можете предсказывать будущее.

Как-то раз вы сказали, что прибыли из каких-то заморских провинций ордена Святого Иоанна Иерусалимского. Но большинство приоров ордена или французы, или прекрасно говорят по-французски. Вы же не можете говорить на этом языке. Это тоже очень странно…

– И что вы решили? – с интересом спросил я. – Кто же мы такие, по-вашему?

Кутузов взял со стола чистый полотняный платок и промокнул им свой слезящийся правый глаз. Потом он внимательно посмотрел на меня.

– Василий Васильевич, я пришел к выводу, что всеми вашими знаниями и удивительными устройствами, о которых никто никогда даже не слышал, могут обладать лишь люди, пришедшие в наш мир из будущего. Скажите мне – прав я или неправ?

«Ай да Кутузов! Ай да сукин сын! – подумал я. – С минимальным объемом информации он сумел-таки докопаться до истины. И что с ним теперь делать-то?»

Уйти в полную несознанку и продолжать упрямо отрицать очевидное? Это по крайней мере глупо. Тем более что такой человек, как Кутузов, сразу же почувствует это и перестанет нам доверять. А это плохо – очень плохо… Ведь доверие такого человека многого стоит.

Рассказать ему все о нас? Ну, что ж, рано или поздно тайна нашего появления в этом мире станет секретом Полишинеля. Сам ли император проболтается, расскажут ли о нашем явлении всему честному народу на берегу Невы у Арсенала молодцы-конногвардейцы, подслушают ли разговоры наших бойцов из «Града» слуги и лакеи – в общем, так или иначе разговоры о нашем иновременном происхождении начнутся. И как там у Пушкина: «И никому не сказала ни одного слова, кроме как попадье, и то потому только, что корова ее ходила еще в степи и могла быть захвачена злодеями».

Так что будет лучше, если я продемонстрирую Кутузову наше доверие и расскажу ему о нас всё…

– Скажите, Михаил Илларионович, какое имя вам дали в Регенсбурге, когда вы в 1779 году вступили в масонскую ложу «К трем ключам»? Если я не ошибаюсь – Зеленеющий Лавр?

Услышав сказанное мною, Кутузов невольно побледнел.

– Как, вы знаете и это? – воскликнул он. – Значит, вы и в самом деле из будущего?

– Да, Михаил Илларионович, – ответил я, – мы из XXI века. Только не спрашивайте меня, как мы попали к вам, нашим предкам. Видимо, тот, кто послал нас сюда, – я поискал глазами на стене кутузовского кабинета икону и, увидев лик Спасителя, перекрестился, – решил спасти и государя, и Россию, которой грозили страшные и кровавые испытания.

И вот мы здесь. Императора Павла Петровича мы уже спасли – в нашей истории заговорщики зверски убили его в ночь с 11 на 12 марта. Что же касается России – с вашего позволения, я расскажу вам обо всем подробно чуть позже. А пока мне хочется попросить вас, Михаил Илларионович, лишь об одном – не рассказывать больше никому о тайне нашего появления у вас. Можете ли вы дать мне слово, что никому не расскажете о том, что вы сейчас узнали?

Кутузов, внимательно слушавший меня, кивнул:

– Я даю вам честное слово…



16 (28) марта 1801 года.

Франция. Мальмезонский дворец.

Наполеон Бонапарт, Первый консул,

пока еще не император

Новость, которую сегодня утром сообщил мне министр полиции Жозеф Фуше, обрадовала меня. Этот бывший якобинец и изрядный мерзавец выполнял некоторые мои весьма деликатные поручения и имел агентов во многих странах Европы. Один из них и сообщил Фуше, что в Петербурге группа гвардейских офицеров намеревалась свергнуть и убить русского императора Павла. Но у того, похоже, тоже был свой Фуше, и планы заговорщиков провалились. Главари угодили в «русскую Бастилию» – Петропавловскую крепость, прочие же повинились перед царем и, возможно, получат прощение, хотя на их карьере, судя по всему, можно будет поставить крест.

Убийство Павла могло полностью разрушить все мои планы, связанные с Индийским походом. Только, похоже, что само Провидение покровительствует мне – я уцелел в декабре прошлого года во время взрыва на улице Сен-Никез[41], а теперь с носом остались русские бояре, планировавшие убийство своего монарха. Надо будет срочно отправить императору Павлу поздравление с его чудесным спасением и предложить ему помощь в расследовании преступных действий заговорщиков.

Ведь, как сообщил мне Фуше, нити заговора тянутся прямиком в Лондон. Он даже назвал предполагаемую сумму, которую потратили британцы на подкуп русских аристократов. Посол Уитворт лично руководил заговором, подстрекая гвардейских офицеров к убийству их повелителя. Эти английские мерзавцы, считающие себя истинными аристократами и носящие пышные титулы, на самом деле мало чем отличаются от разбойников с большой дороги.

Кроме того, Фуше известил меня о том, что в окружении русского императора появились какие-то таинственные личности, которые, собственно, и помогли разоблачить заговор. Они прекрасно говорят по-русски, но в то же время выглядят как явные иностранцы, причем по своему поведению они не похожи на представителей ни одного из европейских народов. Эти люди сумели в считаные дни войти в число самых близких людей из окружения царя, и Павел, который, как рассказывали мне, не терпит чьих-либо советов, внимательно слушает их и делает то, что они ему говорят.

Надо будет начать переписку с этими людьми и наладить с ними хорошие отношения. Они ненавидят англичан, следовательно, в этом вопросе их можно считать союзниками. Я приказал Фуше побольше узнать об этих таинственных незнакомцах, установить, кто из них самый главный, и, если будет возможность, лично встретиться с ним.

Пока же я готовлюсь к новому походу на Восток. Если в нем русские будут моими союзниками (а император Павел прямо заявил об этом), то вполне реально в течение этого года сокрушить владычество Британии в Индии. И пусть некоторые мои завистники откровенно издеваются над моими замыслами, но я, трезво оценив имеющиеся у меня возможности, считаю, что в совместном с русским царем походе на Восток меня ждут успех и слава нового Александра Македонского.

Остатки моих войск в Египте еще держатся в районе Александрии. Генерал Мену находится в Каире и готов отразить очередной натиск англичан и турок. Русские сохранили за собой Ионические острова. Австрия, после двойного поражения при Маренго и Гогенлиндене, вынуждена была подписать со мной в феврале этого года Люневильский мирный договор, согласно которому она отдала мне Бельгию, Люксембург, а все германские владения на левом берегу Рейна были признаны независимыми от власти Вены (но не от моей власти!). Мне подчинялись созданные после изгнания австрийцев из Швейцарии и Северной Италии Гельветическая, Цизальпинская и Лигурийская республики. Кроме того, французские войска стоят в Пьемонте. Из всех европейских стран моей воле противилась лишь Англия. По ней-то, вместе с русским царем, мы и нанесем смертельный удар.

Русские – прекрасные воины. Лично я не имел чести сразиться с ними. Но те из моих маршалов, кто скрестил свои шпаги с русскими, отзывались о них с большим почтением. Правда, после смерти их лучшего полководца – генералиссимуса Суворова – они пока не смогли найти столь же блестящего военачальника. Но у императора Павла есть генералы, которые со временем будут прекрасно командовать своими армиями. Один генерал Багратион чего стоит! Не хотел бы я встретиться с ним на поле боя…

Конечно, Британия по праву гордится своим флотом. С его помощью они прервали сообщение с моей армией в Египте, захватили французские колонии, перехватывают торговые корабли, направляющиеся в порты Франции и союзных ей стран. Этому морскому разбою попытались воспротивиться некоторые европейские страны, выступающие за свободу торговли и объявившие вооруженный нейтралитет. Император Павел, возмущенный наглыми захватами русских торговых судов английскими каперами и кораблями под британским военным флагом, в свою очередь арестовал британские торговые суда, находившиеся в русских портах, и конфисковал имущество британцев на территории России. Смелый поступок, однако он может принести императору Павлу немало неприятностей.

Мне уже докладывали о том, что из британских портов в направлении датских проливов вышла мощная эскадра, возглавляемая адмиралом Паркером. Она должна вывести из союза те страны Балтийского моря, которые поддержали вооруженный нейтралитет. Думаю, что британцы силой прорвутся на Балтику и начнут там пиратствовать. К сожалению, мы ничем помочь несчастной Дании не сможем. Наш флот, после поражения в устье Нила, еще не пришел в себя и вряд ли сможет на равных тягаться с британским.

Утешает только то, что британская атака на Данию и, возможно, Швецию и Россию сведется лишь к обстрелу некоторых портов этих стран и к захвату военных и торговых кораблей. Это скорее акция устрашения, чем реальная операция, рассчитанная на захват чужой территории.