Видок. Цена жизни

 * * *



Пролог





Охота — это страсть, утолить которую под силу только хищнику. И не так уж важно, ходит он на четырех лапах или мчится за своей жертвой на своих двоих. Со временем люди научились трансформировать этот порыв в нечто иное. Кто-то занимается спортом, а кто-то потрошит бизнесы своих конкурентов даже не ради денег, а чтобы удовлетворить внутреннего зверя. Но все равно ничто не может сравниться с упоением момента, когда по твоей воле чужая жизнь буквально по капле вытекает из тела обреченной жертвы.

Раньше для него подобные удовольствия были недоступны. Раньше он знал лишь насмешки и пренебрежение. Сколько брезгливости было во взглядах проходящих мимо женщин и презрения на лицах мужчин! Но с того момента, когда Господин избрал его, прошлая жизнь закончилась. И пришло новое бытие, наполненное силой и могуществом.

Куда подевалась вся надменность и наглость этого уверенного в своей силе бугая? Именно такие уроды с раннего детства унижали будущего охотника, так что возмездие было вполне заслуженным. Сейчас за бегущей впереди жертвой буквально стелился шлейф животного ужаса, такого упоительного и сладкого для преследователя.

Конечно, можно было опустошить наглого бандита, как только охотник спрыгнул с крыши на плечи своей жертвы, но тогда все закончилось бы слишком быстро. И все же погоня не могла длиться вечно. Хромавший на поврежденную левую ногу здоровяк сумел вырваться из Сточного переулка и оказаться на Глен-стрит. Эта улица не сильно отличалась от Сточного и также была частью трущоб Английского квартала, но там уже иногда попадались жандармские патрули. В отличие от трусливых полицейских, им хватало наглости соваться в подобные места.

Охотник не боялся встречи с жандармами. При необходимости он сумеет уйти даже от усиленного патруля, особенно когда напитается силой пышущего здоровьем бугая. Но Господин строго-настрого запретил влезать в подобные авантюры. Все должно быть тихо и максимально эффективно.

За двадцать метров до перекрестка взбодрившаяся жертва даже ускорила шаг, но вырваться на скудно освещенную мостовую Глен-стрит ей было не суждено.

Красавец-здоровяк, как говорится, косая сажень в плечах, который не боялся выполнять задания своего атамана даже в самых мрачных закоулках Новой Москвы, взвизгнул как истеричная девица, когда вновь ощутил на плечах тяжесть преследователя. Его шею обожгло болью, а затем он почувствовал, как силы стремительно покидают тело вместе с самой жизнью.

Через секунду все было кончено. Урчащая от удовольствия субтильная фигура оторвалась от сильно похудевшего трупа и выгнулась дугой, хрустя костями в попытке совладать с переполнявшим тело могуществом.

Никто не сможет противостоять ему! Он ощущал себя подобным древним богам.

Именно в такие моменты вселенная любит сдергивать мечтателей с их пьедестала, который мгновенно превращается всего лишь в высокий петушиный насест.

В стену над головой охотника ударили пули, посыпая его кирпичной крошкой. Судя по интенсивности стрельбы, нападавших было как минимум пятеро. Азартные выкрики стаи городских хищников напомнили охотнику, что не все в этом мире вечно, и роли в кровавой игре порой могут очень быстро поменяться.

Много шума. Слишком много. Он все еще мог устроить здесь кровавую баню, но это если удастся сократить дистанцию с противником, а идти навстречу свинцовой метели…

Казалось бы, уже давно умерший детский страх вновь вырвался наружу, заставив охотника подобно коту взлететь по стене на крышу дома и помчаться по трещавшей черепице прочь от опасности. Уже на бегу, проклиная себя и своих врагов, он ужаснулся еще больше. Господин не раз и не два напоминал, что нельзя оставлять после себя целые тела, но возвращаться уже поздно.

Осталось надеяться на то, что городские власти не обратят внимания на странный труп бандита в грязных трущобах, а Господин никогда не узнает об оплошности своего слуги.





Часть первая




Глава 1




Всем была бы хороша прохлада летнего утра, если бы она закономерно не превращалась в полуденный зной. Так что, вопреки моим желаниям, основные дела приходилось переносить на первую часть дня, а это означает так нелюбимый мною ранний подъем. С раннего утра я успел провести тренировку с Осипкой, в который раз радуясь, что у меня есть ученик. После того как наша команда лишилась Евсея, возникла серьезная угроза, что моя лень победит инстинкт самосохранения, но, гоняя Чижа, мне и самому удавалось держать себя в форме. И все же без веселого и наглого оборотня было как-то тоскливо.

После тренировки я отзвонился в управу, где мне сообщили, что ночь прошла без происшествий, и это не могло не радовать. Экстрима в моей жизни и так предостаточно, поэтому мирные деньки воспринимались как подарок.

Сейчас в доме было пусто. Чиж убежал к друзьям. Мой оружейник-автомеханик что-то ковырял в своей каморке. Левые заказы по ремонту оружия для него были скорее хобби, чем необходимостью, ибо получаемой у меня зарплаты одноногому ветерану хватало с избытком. Ну а Леонард Силыч спал на лавке, как он это обычно делает, когда не гоняется за окрестными кошками.

Вот и весь список моих домочадцев, это если не считать домового и обитателя недавно поставленной бани на заднем дворе. Живший в конюшне рядом с паромобилем жеребец Орлик уже месяц как убыл в станицу на Дон, к своему хозяину.

В бывшей пожарной каланче было тихо. Даже Кузьмич от жары забился куда-то в щель, несмотря на то что он всего лишь свободный энергент — в простонародье дух.

После душа и завтрака я занялся корреспонденцией. Ее было немного. Отчеты от моего компаньона — главного инженера компании «Механикусы» Бориса Олеговича Хвата, в кругу друзей просто Бори — дополняли свежие газеты. «Топинский вестник» вызвал легкую улыбку рассказом о скандале в доме купца Подушкина, коий вернулся из поездки в Красноярск и, как выразился журналист, «обнаружил в шкафу нежданного гостя, силившегося выдать себя за домового духа». Уверения «домового» и вторившей ему супруги купца Подушкина не убедили. В итоге оба прелюбодея были биты вожжами и гоняемы по улице в непотребном виде на глазах всей честной публики.

Казалось бы, история интересна только своей комичностью, но для меня она примечательна немного в другом плане. В газетных статьях, книгах, да и просто в разговорах местные жители без всяких проблем поминали домовых, леших и русалок, но только в качестве мифических, несуществующих персонажей. Это было довольно странно, особенно для Топинска. Именно здесь концентрация свободных энергентов настолько высока, что буквально каждый из топинцев хоть раз в жизни имел дело с духами, а то и вовсе с упырями да русалками-умертвиями. И при этом все усиленно делают вид, что их не существует. Уверен, напиши этот журналист серьезную статью о домовых — сразу попал бы на душевный разговор к кому-то из священников.

Нет, никто не потащит строптивца на дыбу или костер, но к нему зашел бы очень добрый и общительный монах на предмет проведения выездной сессии экспресс-исповеди.

Общался я тут с одним таким, до сих пор от воспоминаний в дрожь бросает.

Отложив местную газету, я взялся за источник столичных новостей, проделавший немалый путь до нашего захолустья.

«Московские ведомости» недельной давности вызвали во мне противоречивые чувства. В большой статье в красках описывался успех нового синемаспектакля «Роман и Джулия». От такого названия фильма меня слегка покоробило.


Зря я пустил это дело на самотек.

Но, судя по уверениям корреспондента газеты, мой скепсис был несправедлив — премьера фильма прошла с оглушительным успехом, и сейчас ставший очень известным синемаантрепренер Давид Аронович Бронштейн готовил показы картины практически во всех столицах Европы.

Фотография известного кинопродюсера вызвала у меня еще одну гримасу.

Ну, и как мне теперь смотреть в глаза Арону Моисеевичу и Циле Марковне? Похоже, Дава все же не осилил испытания медными трубами. С черно-белой, не совсем четкой газетной фотографии на меня смотрел эдакий сутенер из Гарлема. В плане стилистики мой неправильный еврейский друг почти угадал — широкополая шляпа, наброшенный на плечи плащ и покоящиеся на набалдашнике трости пальцы в массивных перстнях. Не хватало только толстенной золотой цепи на шее да медальона размером с тарелку.

Ну и что мне с ним делать? Похоже, ничего, так как до Москвы далеко, а кроме разнузданности в одежде упрекнуть моего друга и делового партнера особо и не в чем. Судя по полученному месяц назад отчету и вот этой статье, дела киноконцерна «Верона» идут очень неплохо. В том послании Дава предупреждал, что из-за стремительного расширения сети кинотеатров выплата дивидендов начнется не раньше чем через год, но при этом сразу пойдут серьезные суммы.

Сложив газету, я потянулся за стаканом с холодным чаем.

Как же утомила эта жара! Вроде живем в самой что ни на есть Сибири — до вечной мерзлоты доплюнуть можно, а жарища такая, будто мы прибыли на черноморский курорт. Еще утром было вполне неплохо, но целеустремленно взбирающееся на небосвод солнышко явно от усталости и раздражения становилось все злее.

Уже третий день ловлю себя на мысли, что сглупил, когда не приобрел в Омске прохладительный артефакт. Штука дорогущая, привезенная аж из Новгорода, но мне вполне по карману. И все же какое-то внутреннее жлобство не дало потратить целых тысячу триста рублей на очень полезную штуку.

Или не очень? Что-то мне подсказывало, что если закажу артефакт с доставкой, то до меня он доберется аккурат к моменту, когда жара уйдет из Топинска аж до следующего года.

Взвешивать все «за» и «против» было лень, особенно по такой жаре.

Вот кому плевать на все природные казусы — так это ребятне. В низинке прямо посреди Болотного конца после дождя образовался больше похожий на лужу прудик. Там сейчас и плещется мой воспитанник Осипка по прозвищу Чиж.

С другой стороны, мне-то что мешает последовать его примеру? Нет, в эту мутную лужу я, конечно, не полезу, но есть другой вариант. Прохладный душ, конечно, тоже спасал положение, но хотелось вырваться из душного города на природу, к водной глади, понырять, поплавать.

А почему бы и нет? Даже знаю, как сделать этот процесс еще приятнее.

Приняв решение, я тут же стряхнул усталую негу и начал собираться. Никого из домочадцев звать с собой не стал. Старый оружейник вряд ли захочет составить мне компанию, да и лишним он будет на этом мероприятии. А что касается Леонарда Силыча, расплывшегося по лавке, словно медуза на прибрежном камне, здоровенного кота сейчас лучше не трогать.

Оделся я максимально легко — просторные брюки, тонкая рубашка с широкими рукавами и жилет. На голову водрузил облегченный вариант фетровой шляпы, которая этой весной вызвала в городе настоящий фурор. Народ разделился на два лагеря — модников и ретроградов, но со временем вторых становилось меньше, чем первых.

Беспокоить бабу Марфу не хотелось, поэтому я попросту заехал в «герра Кюхе» — немецкий трактир, — и там мне быстро организовали лукошко для пикника.

На улице становилось все жарче, так что в приюте ночных бабочек я застал сонное царство. Разморило всех красавиц, включая новую предводительницу ударниц эротического труда.

По причине повышения Глаши мой статус эксклюзивного клиента перешел в разряд любовника-покровителя, но каких-либо изменений я не заметил. Увы, моя попытка сделать из жрицы любви добропорядочную обывательницу прогорела прямо на старте. Ну не захотела девушка корпеть над платьями для топинских модниц, зато жесткой рукой и с явным удовольствием перехватила бразды правления «Русалкой» у прежней бандерши.

— Вставай, красавица, нас ждут великие дела! — бодро заявил я, ворвавшись в будуар девушки.

Она растеклась по кровати не менее плоско, чем Леонард Силыч, и выказывала такое же желание шевелиться.

Пришлось тормошить лежебоку и даже помогать ей собираться.

Легкие платья в этой эпохе легкими только назывались, так что Глаша облачалась с видом мученицы.

— Помнишь, я просил тебя пошить одежду для купания? — спросил я, когда девушка уже собралась и находилась в процессе поиска зонта от солнца.

— То срамное исподнее? Даже не просите, Игнат Дормидонтович, я эту страсть не надену. Лучше уж нагишом по улицам пробежаться.

— Не спорь со мной! — с притворным гневом прикрикнул я.

Она и не стала спорить, впрочем, было видно, что отпиралась больше для виду. Наверняка уже примеряла бикини и жаждет продемонстрировать мне результат своих трудов. Вместе с купальником Глаша пошила плавки и для меня, так что будем проводить парные испытания.

Проехав по городу и усугубив наше распаренное состояние пылью, я вопреки логике направил паромобиль не на запад, к Стылой, а на юг. В последнее время у меня не было ни малейшего желания приближаться ни к Топи, ни к реке, которая из нее вытекала. И уж тем более купаться в этих водах.

Конечно, если того требовала служба, я заставлял себя выйти за северную окраину Топинска, но каждый раз подобные выходы заканчивались нервным перенапряжением. Даже наличие в напарниках очень шустрого и запредельно опасного стриго́я успокоения не приносило. Я подспудно ждал от Топи очередной подлянки.

Так что на пляжный пикник мы ехали к Жемчужным озерам. Там точно нет всей той нечисти, что иногда заплывала в Стылую из Топи. По уверениям шатунов и доктора Вяльпе, разная мутировавшая животность из болот попадала в реку только в виде тушек. Все, что выросло в месте Силы, жить могло только там. По этой же причине в Московском Императорском зверинце нет ни крысюков, ни бобров, мутировавших в страшных бобуров, ни разросшихся до размера лошади волков. Так что река Стылая в пределах Топинска была совершенно безопасна, и хозяйки из Портовой слободы и Мойки без проблем стирали там белье.

Но меня это все равно не успокаивало.

Конечно, имелся еще один вариант. Можно было бы поплескаться и в прудах с энергонасыщенной водой в санатории «Белые дачи», но, увы, мои отношения с хозяйкой этого заведения баронессой Ольгой Филипповной де Шодуар сильно охладели. Вопреки прежним уверениям бездетная вдова все же тяготилась своим положением в обществе, так что начала поиск нового супруга. А нахождение рядом с нею видока, имеющего славу похабника, отморозка и невежи, могло лишь помешать столь важному начинанию.

Ну и пусть, я не в обиде. Вместе мы провели немало приятных дней и ночей. К тому же я попросту не мог ей дать того, что ей было нужно.

Вырвавшись из города, паромобиль весело побежал по едва накатанной в траве и оттого менее пыльной грунтовке. Стало совсем хорошо.

Покосившись на Глафиру, я увидел, что она тоже улыбается. В последнее время девушка сильно изменилась. Из деревенской простушки, которую отец-пропойца буквально продал в публичный дом, она превратилась в уверенную в себе женщину, обладавшую определенными задатками лоска.

Ну ничего, сейчас мы этот лоск сначала сдуем, а затем еще и смоем.

Мобиль, пыхнув паром, разогнался до солидной скорости. Легкая капризность, которая еще не переросла в стервозность, а также не очень естественная для сельской девушки чопорность слетели с Глаши, как пух с тополя.

Моя подруга раскраснелась и, прикрыв глаза, с удовольствием подставила лицо набегающему ветерку. Небольшая шляпка сползла с ее головы и, сдерживаемая шейной лентой, сейчас трепыхалась за спиной хозяйки, словно силящаяся взлететь птица.