Видок. Цена жизни

— Даже так? — удивленно поднял кустистые брови судья.

— Да, — спокойно кивнул я, — мало того, завтра я отбываю в Омск и постараюсь узнать у князя побольше о происходящем непотребстве.

Судья некоторое время молчал. Затем встал и протянул мне руку:

— Признаюсь, Игнат Дормидонтович, я думал, что после спасения дочери дружба с вами окажется для меня обузой. Но все вышло с точностью до наоборот.

Да уж, судья совершенно прав, пользы от этого разговора для меня немного. Надеюсь, мне не придется тащить сей воз в одиночку, тем более что делать этого я не собираюсь. Если судья не станет бороться всерьез, то и мне брыкаться нет смысла. Впрочем, все зависит от масштаба изменений в жизни Топинска, которые собираются вносить новые претенденты на власть в городе.

После рукопожатия Бабич не вернулся в кресло, чем явно намекнул на то, что ни продолжать разговор, ни оставаться в клубе он не намерен.

Ну что же, информацией я не разжился, зато расставил акценты.

Так как посещение клуба было мимолетным, ночная тренировка прошла в положенное время. Чиж уже ждал меня дома, одевшись в исконно русском стиле — рубаха навыпуск и свободные портки, разве что на ногах не лапти, а мягкие кожаные мокасины. На вороте рубахи даже имелась вышивка, и все же этот наряд мы использовали как кимоно. Одевшись точно так же, я вывел парня на задний двор. Еще в прошлом году мы обнесли весь прилегающий к каланче участок высоким забором и высадили кустарник, так что лишних свидетелей тренировки не могло быть по определению. А с тем, кто жил в бане, нам и собака без надобности.

Ведро возле порога в баньку стояло в нормальном положении, значит, наш крайне необычный постоялец на месте. Тренировки мы проводили регулярно по понедельникам, средам и пятницам. В четверг стригой навещал Софью для приема донорской крови. В остальные дни он мог делать все что угодно, конечно, в рамках оговоренных правил.

Постоянное нахождение в месте Силы и подпитка энергоизмененной кровью тамошних обитателей ему уже не нужны, так что свободного времени у упыря хоть отбавляй.

— Мыкола, — тихо позвал я, и тут же дверь в баню скрипнула.

Сам вампир появился в проеме беззвучно. Он был одет в привычную форму Запорожского казачьего войска, но с обычным человеком его спутать уже невозможно. С каждым месяцем вампир все больше походил на тех стригоев, с которыми я имел сомнительное удовольствие близко общаться в Валахии. Это был крайне опасный зверь и, что самое неприятное, слабо предсказуемый.

— Начинаем, — обратился я к Мыколе, внимательно наблюдая за его реакцией.

Стригой кивнул и, сделав три шага вперед, застыл в ожидании.

Первый спарринг мой. Выхватив из ножен кинжал, я как можно стремительнее скользнул к вампиру и провел серию резких уколов. Он увернулся от всех атак и лишь обозначил ответные удары выступившими на пальцах когтями.

Мой животный инстинкт вопил благим матом о том, что все это — безумные, запредельно опасные игры, но разум и холодный расчет все же брали верх над паранойей.

Наш тренировочный бой продлился всего пару десятков секунд, заставляя меня работать на пределе своей естественной скорости. «Крыльев» я не активировал. Этот этап мы прошли уже давно. Под разгоном мне хоть и с трудом, но все же удавалось справляться со стригоем. Пока.

Увы, в отличие он набирающего силу вампира, мои умения были статичны. Это вам не абилка из компьютерной игрушки. Мой предел — четыре секунды реального времени без малейших надежд на развитие дара. Да еще и этот неприятный откат. Впрочем, если использовать «крылья» не чаще раза в сутки, все не так уж плохо.

Работа на пределе быстро вымотала организм, и я отскочил назад, пытаясь выровнять дыхание.

— Чиж, теперь ты, — отдышавшись, приказал я.

Парень все еще отчаянно боялся стригоя, но важнее то, что у него все же получалось переступать через свой страх. В отличие от меня, Чиж орудовал двумя кинжалами, которые мы с Корнеем Васильевичем долго подбирали для парня. Это были тычковые клинки по десять сантиметров длиной.

Осипка шустрой куницей скакнул к вампиру и заработал оружием со скоростью швейной машинки. При этом он не забывал постоянно двигаться и даже иногда умудрялся уходить от выпадов стригоя. Не думаю, что Мыкола делал ему хоть какие-то поблажки.

Парень явно быстрее меня и гибче, что уже хорошо. Жизнь у него была непростой, да и будущее вряд ли будет особо мирным, так что пусть готовится.

Впрочем, сейчас я больше наблюдал не за Чижом, а опять же следил за реакциями вампира.

Вроде все хорошо. Пока…

— Закончили, — скомандовал я, и Чиж кузнечиком отскочил от противника. — Благодарю, Мыкола, можешь быть свободен.

Стригой растворился во тьме, не забыв перевернуть ведро вверх дном, а я отправился заполнять таблицу наблюдений.

Несмотря на непродолжительность тренировки, душ мне все же понадобился, потому что упарился я неслабо. После водных процедур, свежий и румяный, я уселся за стол в кабинете.

По совету профессора Нартова я вел систематические наблюдения за поведением стригоя и по указанным маркерам отслеживал его адекватность.

Хотя, по мне, адекватность и упыри — вещи совершенно несовместимые.

Поначалу было тяжко. На Мыколу накатывали волны хандры и ярости. Его память о прошлой жизни взвинчивала до предела нервы, или что там вместо них у упырей. Даже за состоянием неживого тела приходилось постоянно следить и говорить стригою о том, что его одежда испачкалась или что от него неприятно пахнет. Сейчас у Мыколы с этим проблем нет — энергент-симбионт развился достаточно, чтобы без проблем контролировать состояние тела-носителя. По упыриным стандартам — это запредельная скорость развития новообращенного упыря, ставшая возможной только благодаря сохранению памяти казака-характерника в момент приживления энергетической личинки стригоя. И все же не стоит себя обманывать — под боком у нас жил не порывистый и веселый юноша, каким он был когда-то, а очень опасная тварь, хоть и с остатками памяти живого человека. Если верить Дракуле, душа казака уже давно отправилась в рай.

И тут возникает закономерный вопрос: а не рехнулся ли я, пригрев под боком подобного монстра? Не подвергаю ли опасности и себя, и своих друзей? Возможно, так и есть, но беда в том, что ни меня, ни моих домочадцев уже не было бы в живых, не будь с нами Мыколы в ночь нападения шатунов. А еще после того, как я нарвался на спятившего ведьмака и во время погони за окончательно слетевшим с катушек оборотнем-расстригой, который сбежал из Тобольского монастыря. Кстати, тогда погибли трое полицейских, и неживой казак спас не только меня, но и Дмитрия Ивановича. Хорошо хоть бывший следователь, а ныне мой новый подчиненный был без сознания, когда Мыкола рвал оборотня на куски. Даже не знаю, как бы он отреагировал на наличие упыря в моей команде.

Так что пусть уж лучше вампир постоянно действует мне на нервы, чем его не окажется рядом, когда очередной обитатель этого милого местечка придет за моей жизнью. Тем более что пока стригой не давал повода для беспокойства.

Да уж, чего только в жизни не бывает. Еще пару лет назад я с трудом различал стригоев — они же вампиры — и стриг. Но теперь не ошибусь, даже будучи пьяным в хлам. Симбиоз энергента-стригоя с мертвым человеческим телом живет у меня под боком, а с женской разновидностью вампиров, именуемой стры́гой, мне пришлось свести близкое знакомство в замке Куртя-Веке. Умирать буду — не забуду. До сих пор в дрожь бросает.

В то же время стриги, коих еще называют двоедушниками, — хоть и не менее опасные, зато более приятные в общении существа. Как минимум, потому что в их случае энергент сожительствует со вполне живым телом. По большому счету это оборотни с расширенным интерфейсом трансформации, правда, они страдают неслабым таким раздвоением личности. Светлая ипостась стриг не имеет доступа к оборотничеству и порой даже не подозревает о зверствах своей темной половинки. Вот порой случается нежданчик, когда за милой такой, тихой и доброй девушкой приходят жандармы из седьмого «волшебного» управления. Но бывают и исключения, способные в определенной степени создавать относительно стабильный союз обеих ипостасей.

Со смешанными чувствами вспоминая довольно интимные моменты, когда Даша снимала сдерживающий ошейник, я открыл дневник и внес в таблицу успокаивающие галочки напротив всех маркеров стабильности. На данный момент динамика поведения вампира мне нравилась, и беспокоить профессора пока не было никакой необходимости. Да и хлопотное это дело. Послания от Нартова приходили из самых неожиданных мест. Одно письмо императорская почта доставила аж из Италии, что говорило не о тяге ученого к путешествиям, а о разветвленности агентурной сети упырей. Для ответа мне пришлось отправлять послание на главпочтамт Ужгорода на имя некоего Вацлава Дробыша до востребования, но я этим делом не злоупотреблял и писал лишь дважды. Первый раз — когда Мыкола начал вести себя странно. Через месяц получил примерник этой самой таблицы стабильности с пояснениями. Во втором послании намекнул профессору, что групп крови не три, как здесь принято считать, а четыре. В отчет получил кучу благодарственных слов. Мелочь, а приятно.

Наша переписка велась без малейших упоминаний имен и под видом обмена опытом между целой группой биологов-энтузиастов на предмет особенностей магически измененных животных. Биолог из меня, как из гусара балерина, но, с другой стороны, наблюдения за Мыколой тоже можно назвать научным опытом. Да и знаний об этих самых измененных животных тоже хватало, хоть и сугубо прикладных.


Как бы странно все это ни выглядело, но для подобных ухищрений имелись веские причины. Похоже, жандармы не особо поверили моему рассказу о том, что Дракула отпустил меня только в награду за помощь в предотвращении попытки сбросить с трона его упыриное величество. Дознавателей не успокоило даже постоянное присутствие на допросе судебного ведуна с магическим детектором лжи. И сидеть бы мне в подвалах охранки до морковкина заговенья, не имей я столь могущественных покровителей. Даша писала, что в попытке защитить меня она науськала своего братца на своего же дядюшку. Есть чем гордиться, если учесть, что дядюшка ее является шефом жандармов, а братец занимает должность цесаревича.

Некоторое время после моего возвращения в Топинске мелькали невзрачные типусы с очень характерными повадками шпиков. Но в то время наша с профессором переписка еще не началась, а подловить стригоя в Топи у них кишка тонка. Так что предъявить мне было совершенно нечего, и через пару месяцев шпики убрались восвояси несолоно хлебавши.

Да и вообще мои письма не несли в себе ничего крамольного и касались лишь науки и наших с профессором личных отношений, которые трудно назвать нормальными.

Мое искреннее уважение и восхищение интеллектом ученого диссонировали с воспоминаниями о его жертвах, пущенных под нож ради науки. Был ли он фанатиком? Возможно. Являлся ли социопатом? Скорее всего. Но лично я от Нартова не видел ничего, кроме добра. Несколько раз он спасал мне жизнь и прямо, и косвенно. Отплатить ему черной неблагодарностью не позволяла совесть. При этом та штука, которую в этом мире принято называть честью, тут же подсовывала воспоминания об ужасе, благодаря дару видока разделенном мною с жертвами слишком увлекшегося ученого.

Со временем страсти в моей душе улеглись, но не потому что я все забыл или поверил в раскаяние Нартова. Во время нашего расставания в замке Куртя-Веке профессор обещал не относиться к бесполезным, по его мнению, людям как к подопытным кроликам. Я не романтически настроенная институтка, которая верит в то, что блудливый, аки мартовский кот, возлюбленный ради ее прекрасных глаз вдруг превратится в верного лебедя. Сильно сомневаюсь, что наша с профессором дружба заставит его отказаться от жестоких опытов, ежели он не найдет другой альтернативы.





Глава 3




Следующее утро началось с суматохи сборов, которые на удивление прошли намного спокойнее обычного, а все оттого, что я совершенно не переживал о своих служебных обязанностях в Топинске, оставляемом без пригляда пусть даже на короткое время. В городе находился мой новоиспеченный помощник и заместитель. Вот уж в ком я не сомневался ни на секунду. Теперь беспокойство о том, что в мое отсутствие все пойдет вразнос, даже не проклюнулось. Не то чтобы я считал себя таким уж незаменимым, просто случись что, разгребать все постфактум было бы намного сложнее.

С момента появления на карте Империи Топинск рос как на дрожжах. Изменения ощущались каждый день и стремительно меняли уклад горожан. А они с тоской безуспешно пытались натянуть на себя степенное одеяло провинциальности. Город ширился и матерел. Порой некоторые избы на окраинах разбирались через пару месяцев после постройки, дабы на их месте возвести каменные здания. Люди попросту не успевали за прогрессом. Лично для меня все это пока оборачивалось приятной стороной. К примеру, когда я только появился в этом городе, грузопассажирский состав ходил в Омск раз в два дня, а сейчас он отправляется туда аккурат дважды в день. Так что, сев на утренний поезд, я успевал на доклад к генерал-губернатору. И это очень хорошо, потому что спать я предпочитаю в мягкой постели, а не в кресле поезда.

Дергать разболевшегося в последнее время оружейника мне не хотелось, поэтому порадовал Чижа его любимой забавой. Сегодня ему предстоит сначала отвезти меня на вокзал, а затем пригнать паромобиль обратно в каланчу. Парень сиял как лампочка, потому что после прошлогодних уроков вождения садиться за руль ему доводилось нечасто — никто не стал бы лишний раз гонять технику только ради его удовольствия. Я же в основном обходился без водителя.

Важно восседающий за рулем парень степенно вел паромобиль по улицам города. Что-то подсказывало мне, что обратно он покатит с ветерком. Особо тиранить Чижа угрозами я не стал, потому что прекрасно помнил, каким был сам в его возрасте. К тому же дурной удали за ним не замечалось.

После прощания с Евсеем путешествовал я по большей части в одиночку, так что компанию мне составил лишь томик приключений эдакого аналога Алана Квотермейна русского разлива. В этот раз Аристарх Соколов, аспирант Московского университета, естествоиспытатель и выходец из казацкого сословия, отправился на Камчатку, дабы поохотиться на саблезубого тигра.

Понятия не имею, сохранились ли в этом мире подобные реликты. Впрочем, героя романа научная достоверность не интересовала. Он лихо отбивался от шаманов, в зависимости от внешних данных занимался любовью или убивал корякских ведьм и расхищал могильники с золотом. В конце книги он все же нашел какую-то кошку с длинными зубами и пристрелил ее, но это событие как-то потерялось на общем фоне лихих приключений.

В четыре пополудни паровоз втянул свою ношу на территорию омского вокзала и устало пыхнул клубами пара на встречавших поезд носильщиков и городовых.

Дежурный по вокзалу узнал меня и с улыбкой козырнул. На удивление с омскими полицейскими у меня сложились неплохие отношения. Особенно с ветеранами. Они относились ко мне с отеческим участием — и в то же время после охоты на Мясника испытывали уважение. Исключением были полицмейстер и давно утративший хватку омский видок. Но, имея в покровителях генерал-губернатора, на недовольство сих мужей можно наплевать.

— Антон Терентьевич, — козырнул я в ответ на приветствие старого унтера. — Как здоровье? Как супруга?

— Пилит старая, — улыбнулся в усы полицейский. — Кого другого уже распилила бы напополам, а об меня только зубья гнет. А как ваши дела, Игнат Дормидонтович? По делу к нам али отдохнуть?

— Какой там отдых, — с деланой озабоченностью отмахнулся я. — Дел невпроворот.

Обменявшись в общем-то пустыми фразами, мы разошлись. Носильщик мне не понадобился, потому что легкий чемодан я мог понести и сам.

Подкативший на привокзальной площади незнакомый лихач весело предложил воспользоваться именно его услугами. Торг прошел быстро, и через минуту мы уже ехали по улицам Омска.

Как обычно, я остановился в отеле «Европа» — небольшой, но уютной гостинице.

Метрдотель, увидев меня, встрепенулся и даже выбежал из-за конторки консьержа, где обычно проводил время в ожидании постояльцев. И это была не простая угодливость обслуги.

Бесконечно прав был Антон Павлович: «Ничто не стоит так дешево и не ценится так дорого, как вежливость».

Пара добрых слов там, где это не так уж обязательно, — и в ответ получаешь повышенное внимание и усиленный комфорт. Да и щедрые чаевые тоже неплохо работают.

Ну нравится мне жить в обстановке доброжелательного отношения окружающих, вот и пользуюсь этими простыми приемами.

Не успел я дойти до лестницы, как в холл гостиницы как на пожар влетел местный шеф-повар, впечатляющий не только своими габаритами, но и кулинарными талантами.

— Ваше благородие, как мы рады вас видеть! — едва ли не дословно повторил Тихомир приветствие метрдотеля. И тут же перешел к делу: — Проголодались небось с дороги. Прикажете накрыть стол в ресторации?

— Нет, Тихомир, я спешу.

— Так быстренько сотворим бульончика и канапешек ваших любимых, — не унимался повар. — Небось все всухомятку питаетесь в вашем медвежьем углу.

Сей персонаж был немного назойливее остальной обслуги, пребывая в полном убеждении, что имеет на это право. Ведь некогда я избавил бедолагу от тюрьмы, и теперь повар как бы взял надо мной шефство. Точнее, над моим желудком.

— Хорошо, давай, но только быстро.

— Сей момент, — улыбнулся Тихомир, словно я сделал ему большой подарок. — А как насчет ужина?

— На твое усмотрение, — отмахнулся я, чем порадовал его еще больше.

Порой хорошее отношение окружающих может дойти до слегка раздражающего панибратства. Но так все же лучше, чем холодная обходительность и фига в кармане.

В давно ставшем привычным гостиничном номере я сбросил китель и умылся. Чистить одежду смысла не было, лишь сменил рубашку. И тут подоспела горничная с подносом еды. Вкусный бульон с дольками вареного яйца вкупе с креативно подобранным ассорти-канапе утолили легкий голод и даже подняли настроение. Тихомир хоть и выглядел как увалень, но свое дело знал туго. За что его и ценили в этой гостинице.