Вилла Аркадия

– Как розыгрыш «Дредноута».

– Что-что? – Селия забыла о своих манерах, как с ней частенько случалось в «Аркадии».

– Это очень хорошая шутка, которую много лет назад сыграла Вирджиния Вульф, – вмешался Джордж, давно наблюдавший за всем происходящим. Он только и делал, что наблюдал. – Они с друзьями вымазались черной краской и отправились в Уэймут под видом императора Абиссинии и его императорской свиты. В результате флаг-адъютант или еще кто устроил в их честь королевский салют и провел экскурсию по всему кораблю его величества – линкору «Дредноут». Это наделало много шума.

– Зато как было весело! – Аделина захлопала в ладоши. – Да! Можно назваться раджой из Раджастана. И посетить Уолтон-он-те-Нейз. – Она закружилась, смеясь, и полы ее расшитого кафтана развевались в такт. Она могла быть такой: ребячливой и восторженной, словно вовсе не взрослая женщина, отягощенная привычными делами и заботами, а юное создание, как Фредди или Сильвия.

– Полно, Аделина. Давай без театральных эффектов. – Устало взмолилась Френсис. – Вспомни Колторп-стрит.

Вечно она так. Позже Селия призналась, что в половине случаев не понимает почти ни слова из того, что говорится. И виной тому был не только акцент. Обитательницы «Аркадии» не говорили об обычных вещах: о событиях в деревне, ценах или погоде. Во время беседы они могли неожиданно отклониться от темы и заговорить о писателях и людях, о которых ни Лотти, ни она никогда не слышали, и при этом обнимали друг друга так, что миссис Холден сочла бы их поведение скандальным. А еще они спорили. Боже, как они спорили! О Бертране Расселе, сказавшем, что следует запретить бомбу. О поэзии. Обо всем на свете. В первый раз, когда Лотти услышала, как Френсис и Джордж «обсуждают» кого-то по имени Джакометти,[6] разговор шел так страстно и яростно, что она испугалась, как бы Френсис не получила оплеуху. У них в доме, когда мать спорила со своими приятелями на таких высоких нотах, оплеуха была бы неизбежна. В доме Холденов вообще никогда не спорили. Но Френсис, обычно сдержанная, меланхоличная Френсис, решительно отметала каждое критическое слово в адрес Джакометти, произнесенное Джорджем, а под конец заявила, что его проблема в одном: нужно научиться «воспринимать сердцем, а не умом», и вышла из комнаты. Но прошло лишь полчаса, и она вернулась как ни в чем не бывало и спросила, не отвезет ли он ее в город на своей машине.

Казалось, они не подчиняются никаким общепринятым правилам. Однажды Лотти пришла одна, и Аделина провела ее по дому, демонстрируя размеры и неповторимую форму каждой комнаты, не обращая внимания на горы книг и пыльные ковры, до сих пор распиханные по разным углам. Миссис Холден ни за что не позволила бы кому-то осматривать ее дом в таком незаконченном, неприбранном состоянии. Но Аделина, похоже, этого даже не замечала. Когда Лотти несмело указала на отсутствие одной балясины на лестнице, Аделина слегка удивилась и со своим неопределимым акцентом пояснила, что они скажут Марни и та обо всем позаботится. «А как же ваш муж?» – хотелось спросить Лотти, но Аделина уже уплыла в другую комнату.

А еще очень странными казались отношения Аделины с Френсис: женщины походили не столько на сестер (во всяком случае, они не спорили как сестры), сколько на пожилых супругов: договаривали фразы друг друга, смеялись только им известным шуткам, вспоминали забавные случаи о тех местах, где бывали вместе, никогда не рассказывая историю до конца. Аделина говорила много и обо всем, но при этом не рассказывала ничего. Когда Лотти вспоминала свои посещения, а она это делала, поскольку каждое из них было наполнено яркими красками и впечатлениями, требовавшими последующего неторопливого осмысления, она понимала, что знает об актрисе не больше, чем в день их знакомства. Ее муж, имя которого она так до сих пор и не назвала, «работал за границей». «Дорогой Джордж» – «такой блестящий ум» – имел отношение к экономике. («Бьюсь об заклад, такой блестящий поклонник», – сказала Селия, все больше влюблявшаяся в предпочитавшего льняные костюмы молодого человека.) На каких правах Френсис жила в доме, так и не было объяснено, хотя девушки заметили, что, в отличие от Аделины, она не носила обручального кольца. Но Аделина не только не рассказывала сама, но и не расспрашивала Лотти. Узнав лишь мелкие частности, которые ее занимали: рисовали ли портрет Лотти, интересуется ли она теми или иными вещами, Аделина не удосужилась спросить, кто ее родители, какое место она занимает в мире, какова ее история.

Все это казалось Лотти невероятно странным. Она выросла в двух домах, где, несмотря на их огромную разницу, жизненная история человека предопределяла то, что случится с ним в дальнейшем. В Мерхеме ее жизнь в доме Холденов означала, что ей предоставлялись все блага, которые Селия получала по праву: образование, воспитание, одежда и еда. Хотя в глубине души обе стороны сознавали, что эти дары не совсем безусловны, особенно теперь, когда Лотти приближалась к своему совершеннолетию. Миссис Ансти, Чилтоны, Колкухоуны и другие обитатели Мерхема моментально оценивали человека по его происхождению и своим воспоминаниям, давая ему характеристики, просто основываясь на известных им фактах: «Он один из Томпсонов. Они все склонны к лени» или «Конечно, она ушла, иного и быть не могло. Ее тетка сбежала из дома спустя два дня после родов». Их не интересовало, что любит человек, во что он верит. Селию они всегда готовы были прижать к своей общей груди только за то, что она докторская дочка и принадлежит к одному из лучших семейств Мерхема. И ничего страшного, что официально ее признавали «сущим наказанием». Но стоило бы Лотти обратиться к миссис Чилтон с вопросом, который однажды задала Аделина Арманд: «Если бы вам довелось на один день оказаться в чужом теле, кто бы это был?», – миссис Чилтон сразу предложила бы поместить Лотти в хорошее заведение в Брейнтри, где есть доктора, которые умеют обращаться с такими людьми… Вот, например, бедная миссис Макграт проживает там с тех пор, как она спятила, когда у нее появились месячные. Обитательницы «Аркадии» определенно принадлежат к богеме, решила Лотти, недавно открывшая для себя это слово. Богема по-другому себя и не ведет.

– Мне все равно, кто они, – заявила Селия. – Зато они гораздо интереснее, чем старые зануды, что живут здесь.





* * *


Не часто Джо Бернард оказывался в центре внимания не одной, а сразу двух самых привлекательных местных девушек. Чем дольше Аделина Арманд жила в Мерхеме, тем больше беспокойства вызывал ее странный образ жизни, поэтому Лотти и Селии приходилось проявлять чудеса изобретательности, чтобы скрыть свои визиты, а в субботу, в день приема на свежем воздухе, им ничего не оставалось, кроме как обратиться к Джо. Присутствие матерей почти всех подруг в их доме означало, что они не могли сослаться на визит к ним. К тому же Сильвия, очень недовольная тем, что Селия не выполнила обещания и близко не подпустила ее к своему новому проигрывателю, пригрозила выследить девушек и донести, если они на шаг свернут в сторону от дозволенного маршрута. В общем, Джо, взяв выходной в гараже, согласился приехать за ними на машине и сделать вид, что повезет их на пикник в Барднесс-Пойнт. Особого энтузиазма он не проявил (Джо не любил лгать – он тогда краснел больше обычного), но Лотти применила то, что Селия теперь саркастически называла «тлеющий взгляд», и это решило дело.

За пределами полумрака гостиной миссис Холден стоял прекрасный день, тот майский выходной, который предвещает приход жаркого летнего времени, когда улицы Мерхема наполняются разморенными семействами, а витрины мелких лавочек выплескивают на тротуар яркие пляжные мячи и открытки. Повсюду слышались крики перевозбужденных детей, летали смешанные ароматы карамели и масла для загара. Пронизывающий ветер, измучивший восточное побережье, в последние несколько дней затих, температура и настроение поднялись, поэтому казалось, пусть и преждевременно, что наступило лето. Лотти высунулась из окошка и подставила лицо солнцу. Даже спустя столько лет она не переставала испытывать радостное волнение от того, что живет у моря.

– Чем ты займешься, Джо, пока мы будем там? – Селия на заднем сиденье красила губы.

Джо проехал железнодорожный переезд, разделявший городок на две части. Хотя вилла «Аркадия» находилась (если брать по прямой) на расстоянии меньше мили от Вудбридж-авеню, чтобы добраться туда по дороге, нужно было заехать в город, миновать муниципальный парк и вернуться на извилистую прибрежную дорогу.

– Съезжу в Барднесс-Пойнт.

– Что, один? – Селия защелкнула пудреницу. На ней были белые перчатки и ярко-красное платье с широкой юбкой, до предела ушитой в талии. Она не нуждалась в корсетном поясе, хотя мать не оставляла попыток напялить его на дочь, утверждая, что он «мобилизует».

– Это на тот случай, если твоя мать спросит меня насчет погоды, когда я вас привезу домой. Мне нужно знать, как там на самом деле, чтобы я мог прямо ответить, не сбиваясь.

Лотти внезапно почувствовала укор совести за то, что они используют Джо подобным образом.

– Тебе вовсе не нужно это делать, Джо, – сказала она. – Просто подвези нас к дому. У нее не будет возможности спросить тебя о чем-нибудь.

Джо стиснул зубы и включил поворотник, чтобы выехать на шоссе.

– Да, но, если я так поступлю, моя мать захочет узнать, почему я не передал от нее привет, и сразу разволнуется.

– Правильно мыслишь, Джо, – кивнула Селия. – Мамочка наверняка захочет передать привет твоей матери.

Лотти была вполне уверена, что ничего подобного миссис Холден и в голову не придет.

– Так что там в этом доме будет? Когда вас забрать?

– Если это прием в саду, то, полагаю, они подадут чай. Как ты думаешь, Лот?

Лотти с трудом представляла, чтобы на вилле «Аркадия» подавали бисквиты и лепешки. Но она не знала, какие еще бывают приемы в саду.

– Наверное… Да, – ответила она.

– Так что, в половине шестого? В шесть?

– Пусть будет половина шестого, – ответила Селия, помахав кому-то в окошко, но потом вспомнила, что это машина Джо, и поспешно откинулась на сиденье. – Тогда мы успеем вернуться домой, прежде чем мамочка заведет шарманку.

– Мы очень благодарны тебе, Джо.

Когда они прибыли на место, на подъездной аллее стояло всего две машины, ничего из себя не представляющие, как заметил Джо. В ответ на его реплику Селия, уже раззадоренная из-за перевозбуждения, заметила:

– Тогда хорошо, что тебя не пригласили.

Джо не стал огрызаться в ответ: он никогда этого не делал. Но и не улыбнулся, даже когда Лотти, выходя из машины, пожала ему руку, как бы извиняясь. И уехал, не помахав.

– Ненавижу, когда мужчина дуется, – весело прощебетала Селия, нажимая на кнопку звонка. – Надеюсь, там не будет кокосовых кексов. Терпеть не могу кокос.


Лотти слегка подташнивало. В отличие от Селии, она не стремилась вращаться в обществе, – в основном, потому, что до сих пор испытывала неловкость, объясняя свои жизненные обстоятельства тем, кто ее не знал. Людям всегда было мало, если она просто говорила, что живет у Холденов. Они хотели знать, почему, как долго и скучает ли она по матери. На последнем приеме в саду у миссис Холден (в пользу бедных детей Африки) она совершила ошибку, признавшись, что больше года не виделась с матерью, а в результате оказалась объектом жалости, что было ей неприятно.

– Все снаружи, – открыв дверь, сообщила еще более мрачная (если вообще такое возможно), чем обычно, Марни. – Перчатки не понадобятся, – буркнула она, проводив девушек по коридору и показав рукой на черный ход.

– Тогда оставить или снять? – прошептала Селия.

Лотти прислушивалась к голосам снаружи и не ответила.

То, что это не привычный прием в саду, стало ясно в первую же секунду. Ни тебе шатра (миссис Холден неизменно расставляла шатер на случай дождя), ни раскладных столов. Как же они подадут еду? – рассеянно подумала Лотти и тут же мысленно выругала себя за то, что рассуждает, как Джо.

Они прошли внутренний двор, и Марни указала на ступеньки, которые вели на маленький отрезок частного пляжа. Именно там расположились гости. Они сидели или полулежали на разноцветных одеялах, вытянув босые ноги, и о чем-то беседовали.

Аделина Арманд, в бледно-розовом летнем платье из крепдешина, в белой мягкой шляпе с широкими полями, восседала на светло-зеленой шали с атласным отливом. Менее экстравагантной Лотти ее до сих пор не видела. Хозяйку окружали трое мужчин, включая Джорджа, который под сенью большого зонта срезал листья с какого-то необычного растения (артишока, как позже объяснила Аделина) и по одному передавал ей. На Френсис был купальник, открывавший на удивление худое загорелое тело. Она чувствовала себя явно комфортнее без одежды и сейчас, расправив плечи, от души смеялась над шуткой собеседника. По крайней мере четыре бутылки красного вина стояли открытыми. Никого из гостей Лотти не узнала. Она замерла, понимая, что в своем наряде и белых перчатках выглядит глупо. Селия уже пыталась снять перчатки, спрятав руки за спиной.

Джордж оторвался от своего занятия и увидел девушек.

– Добро пожаловать на наш маленький déjeuner sur l’herbe![7] – воскликнул он. – Идите сюда, присаживайтесь.

Селия, успевшая скинуть туфли, шла по песку, слегка покачивая бедрами, туда, где сидел Джордж. Лотти однажды застала ее дома за отработкой этой походки, когда Селия думала, что никто не видит.

– Проголодались? – поинтересовалась Френсис, которая выглядела непривычно веселой. – У нас сегодня форель и восхитительный травяной салат. Или, если хотите, холодная утка. Кажется, там еще осталось немного.

– Мы сыты, спасибо, – ответила Селия, опускаясь на песок.

Лотти присела за ее спиной, жалея, что мало кто из гостей остался стоять и нельзя среди них затеряться.

– Как насчет фруктов? Нам прислали роскошную клубнику. Кстати, Марни уже подала ее?

– Им нужно не поесть, а выпить, – заявил Джордж и тут же принялся хлопотать, наливая красное вино в два больших бокала. – Вот, – сказал он, поднимая один из них к свету. – Это для Красной Шапочки.

Селия бросила взгляд на свою юбку, а затем снова на Джорджа, довольная его вниманием.

– Выпьем за нежный цветок юности.

– О, Джордж. – Какая-то блондинка в огромных солнцезащитных очках перегнулась и фамильярно похлопала его по руке. Этот жест разозлил Селию.

– Пусть насладятся ею, пока она есть. – Блеск глаз и манера растягивать слова свидетельствовали о том, что он пил с самого утра. – Бог знает, сколько они будут так выглядеть, но, скорее всего, недолго.

Лотти уставилась на него в недоумении.

– Френсис знает. Пройдет лет пять, и они превратятся в тяжеловесных матрон, поборниц моральных устоев Мерхема, а за их юбки будет цепляться парочка отпрысков.

– Ничего подобного я не знаю. – Френсис с улыбкой скрестила длинные ноги на одеяле.

Что-то в тоне Джорджа заставило Лотти почувствовать неловкость, в то время как Селия взяла бокал и, словно принимая вызов, одним глотком осушила его наполовину.

– Только не я, – заявила она, усмехаясь. – Через пять лет вы меня здесь не найдете.

– Non? А где же ты будешь? – Шляпа не позволяла разглядеть лицо Аделины. Виднелся лишь аккуратный маленький ротик, сложенный в вежливую, пытливую улыбку.

– Не знаю. В Лондоне, наверное. В Кембридже. Возможно, даже в Париже.

– Только не в том случае, если твоя мама настоит на своем. – Что-то в нарочитой расслабленности Селии возмутило Лотти. – Она хочет, чтобы ты осталась здесь.

– Ничего. В конце концов она смирится.

– Это ты так думаешь.

– В чем дело? – спросил Джордж, склоняя красивую голову к Селии. – Родительница беспокоится за твое моральное благополучие?

Селия и Джордж обменялись такими взглядами, что у Лотти сжалось в груди.

– Ну-у… – лукаво протянула Селия. В ее глазах внезапно вспыхнул многообещающий огонек. – Как-никак вокруг бродит множество серых волков.

В конце концов Лотти пристроилась на шали Аделины и с трудом поборола желание смахнуть песок со складок. Она мучилась сознанием, что чересчур нарядна и провинциальна, с трудом следила за разговорами вокруг и чувствовала себя не в своей тарелке. Аделина, которая обычно старалась сделать так, чтобы девушка не испытывала неловкости, увлеклась беседой с каким-то мужчиной, которого Лотти раньше не видела. Она потягивала вино, стараясь не морщить нос, и время от времени брала вишни из вазы.

– Сказочный дом, Аделина, дорогая. Скорее модерн, чем деко. Как тебе кажется?

– Конечно, Рассел – идиот. А если он думает, что Иден обратит хотя бы малейшее внимание на него и всю эту ученую братию, то он безмозглый идиот.

– Я тебе говорил, что Арчи наконец представляет свою работу на Летней выставке? Картину повесили так, что она смотрится как почтовая марка, но нужно довольствоваться тем, что имеешь…

День тянулся долго. Кокосовых кексов не подавали. Лотти накинула на плечи кардиган, чтобы не загореть, и наблюдала, как медленно отступает море, расширяя береговую полосу и превращая затейливый замок из песка, который, должно быть, соорудили рано утром, в бесформенный холмик. За ее спиной как безумная хихикала Селия – видимо, порядком выпила. Девушкам позволялось пить вино только на Рождество, и от наперстка хереса, который они попробовали перед обедом в прошлом году, Селия раскраснелась и возбужденно разговаривала тонким голосом. Лотти выпила полбокала, а остальное украдкой вылила в песок. Но даже от этих нескольких глотков в голове стоял туман, мысли путались.