Виноваты звезды
Часть 32 из 42 Информация о книге
Уильямс был врачом, и это произведение показалось мне чем-то вроде врачебной поэмы. Стих закончился, но «скорая» по-прежнему удалялась, поэтому я начала импровизировать. Как много зависит, сказала я Огастусу от синего неба, разрезанного ветками деревьев, над нашими головами. Как много зависит от прозрачной гастростомы, рвущейся из чрева юноши с посиневшими губами. И как много зависит от наблюдателя Вселенной.[15] Находясь уже в полубессознательном состоянии, он окинул меня взглядом и пробормотал: — И ты говоришь, что не умеешь сочинять стихов? Глава 19 Из больницы он вернулся через несколько дней, лишенный иллюзий окончательно и безоговорочно. Боль теперь снимали непрерывным вливанием лекарств. Он насовсем переехал в гостиную — больничную кровать поставили у окна. Это были дни пижам и почесывания отраставшей щетины, невнятных просьб и рассыпания в бесконечных благодарностях за все, что другие делали за него. Однажды днем он нетвердо указал на корзину, в которую собирали белье для стирки, стоявшую в углу комнаты, и спросил меня: — Что это? — Корзина для стирки? — Нет, рядом. — Рядом с корзиной я ничего не вижу. — Последний ошметок моего достоинства. Совсем крошечный. На следующий день я вошла в дом не позвонив. Родителям Гаса не нравилось, когда звонят в дверь, потому что это могло разбудить больного. В доме были сестры Гаса со своими мужьями, служившими в банках, и тремя детьми, мальчиками, которые подбежали ко мне и выпалили на три голоса: ты кто, ты кто, ты кто? — нарезая круги вокруг половичка. Можно подумать, емкость легких — возобновляемый ресурс. Сестер Гаса я уже видела, но с их мужьями и потомством пока не встречалась. — Я Хейзел, — ответила я. — У Гаса есть подружка, — сказал один из мальчиков. — Я знаю, что у Гаса есть подружка, — согласилась я. — У нее сиси, — поведал другой. — Ты мне льстишь. — А это зачем? — спросил первый, указывая на тележку с кислородным баллоном. — Это помогает мне дышать, — объяснила я. — Гас проснулся? — Нет, он спит. — Он умирает, — сказал второй мальчишка. — Он умирает, — подтвердил третий, вдруг став серьезным. Мгновение было тихо — я не знала, какой реплики от меня ждут, но затем один пнул второго, и они снова принялись носиться, падая друг на друга кучей-малой, которая постепенно мигрировала к кухне. Я пошла в гостиную, где пришлось знакомиться с зятьями Гаса, Крисом и Дейвом. Я не очень близко знала его сводных сестер, но они меня крепко обняли. Джули сидела на краешке кровати, разговаривая со спящим Гасом воркующим голосом, каким принято заверять младенца, что он хорошенький: — Гасси-Гасси, наш маленький Гасси-Гасси… «Наш» Гасси? Они его что, купили? — Что случилось, Огастус? — спросила я, демонстрируя подобающее поведение специально для его сестер. — Наш прелестный Гасси, — сказала Марта, склоняясь над ним. В меня закралось сомнение, спит ли Гас или изо всех сил вдавливает пальцем кнопку обезболивающего, избегая нашествия сестер, хотевших как лучше. Через некоторое время он проснулся, и первое, что сказал, было «Хейзел». Я невольно обрадовалась: получалось, будто я тоже часть его семьи. — На улицу, — тихо попросил он. — Можно пойти? Мы пошли. Мать везла кресло, а сестры, зятья, отец, племянники и я тащились позади. День был пасмурный, тихий и жаркий — июль, макушка лета. Гас был одет в темно-синюю фуфайку и флисовые спортивные брюки. Отчего-то он все время мерз. Он захотел пить, и отец принес ему воды. Марта попыталась вовлечь Гаса в разговор, опустившись рядом с ним на колени. — У тебя всегда были такие красивые глаза! Он едва кивнул. Один из зятьев положил руку на плечо Гасу: — Ну как тебе на свежем воздухе? Гас пожал плечами. — Дать тебе лекарств? — спросила мать, присоединившись к коленопреклоненному кружку, образовавшемуся вокруг Огастуса. Я отступила на шаг и смотрела, как его племянники прорвались через клумбу к клочку зеленой травы и немедленно затеяли игру, где требовалось швырять друг друга на землю. — Дети! — слабо вскрикнула Джули. — Могу только надеяться, — сказала она, повернувшись к Гасу, — что они вырастут вдумчивыми, интеллигентными молодыми людьми, как ты. Я подавила желание демонстративно изобразить рвотный позыв. — Он вовсе не так уж умен, — заявила я Джули. — Хейзел права. Большинство красавцев глупы, я всего лишь превосхожу ожидания. — Верно, его конек прежде всего внешняя красота, — поддержала я. — Ослепительная. — На Айзека подействовало, — заметила я. — Ужасная трагедия, но что я могу поделать со своей убийственной красотой? — Ничего. — Красивое лицо — тяжкое бремя. — Не говоря уже о теле. — О-о, даже не начинай о моем сексуальном теле! Ты точно не захочешь увидеть меня голым, Дейв. При виде моей наготы у Хейзел Грейс захватило дух, — похвастался Гас, кивнув на мой кислородный баллон. — Ну-ну, хватит, — сказал отец Гаса, неожиданно обнял меня и поцеловал сбоку в волосы, прошептав: — Я каждый день благодарю за тебя Бога, детка. Это был мой последний хороший день с Гасом до Последнего хорошего дня. Глава 20 Одним из чуть менее дерьмовых законов жанра детской онкологии считается конвенция Последнего хорошего дня, когда жертва нежданно-негаданно получает несколько сносных часов, будто неизбежный распад достиг плато, и боль ненадолго становится терпимой. Проблема в том, что не существует способа выяснить наверняка, просто нормальный у тебя день или это твой Последний хороший день. На первый взгляд они неотличимы. Я взяла выходной от посещения Огастуса, потому что не очень хорошо себя чувствовала: ничего особенного, просто устала. День я провела в блаженной лени, и когда Огастус позвонил в начале шестого, я уже была подключена к ИВЛ, который мы перенесли в гостиную, чтобы я смогла посмотреть телевизор с мамой и папой. — Привет, Огастус, — сказала я. Он ответил тоном, на который я когда-то запала: — Добрый вечер, Хейзел Грейс. Сможешь часам к восьми подъехать буквально в сердце Иисуса? — Ну да, наверное. — Превосходно. Приготовь надгробное слово, если нетрудно. — Хм, — протянула я. — Я люблю тебя, — сказал он. — И я тебя, — ответила я. В телефоне с щелчком положили трубку. — Хм, — обратилась я к родителям. — Мне надо подъехать к восьми в группу поддержки. Экстренное собрание. Мама выключила у телевизора звук. — Что-нибудь случилось?