Война миров 2. Гибель человечества

– Пожалуй. Но в компании этих болванов – банковского управляющего и парочки похотливых шутов – нам повезет, если останемся целы. Очень может быть, что в нашем случае единственный шанс навредить марсианам – сделать так, чтобы они, глядя на нас, надорвали животы от смеха… Кстати, а марсиане вообще смеются?

– Ученые пока не сошлись во мнениях на этот счет, – с напускной серьезностью ответила я.

– И насчет этого динамита у меня тоже неважное предчувствие. Давайте вот как договоримся: делайте все то же, что и я…



В течение часа машины были готовы – их оказалось две.

И что это были за машины! Меня очень впечатлил «роллс-ройс», в котором Фрэнк за мной приехал. Но там я увидела автомобили еще дороже – «мерседес» недавней модели и еще один «роллс-ройс», «Серебряный призрак». Крыши, впрочем, были сняты, чтобы марсиане видели пассажиров, а к кузовам были приварены и примотаны железные и стальные плиты. В багажнике «роллс-ройса» я увидела ящик с динамитом.

Что и говорить, все трое мужчин прямо-таки сияли, пока мы разглядывали машины.

– Знаю, знаю, о чем вы думаете, – сказал Мариотт почти смущенно. – Как можно так обращаться с такими шикарными автомобилями? Особенно с «Призраком». Пришлось разобрать кучу всякой рухляди, чтобы набить их железом как следует.

– А толку? – фыркнула Верити. – Тепловой луч прорежет все это в один миг.

– Это на один миг больше, чем у нас было бы без брони. Представьте: мы едем к марсианам и нарезаем круги у них под носом. Они видят в машине нас, таких милых и невинных. А потом мы достаем гранаты и швыряем прямо им под ноги, – он покрутил воображаемый руль, делая вид, будто ведет машину. – Марсиане стреляют – пш-ш-ш! Приложит нас, конечно, знатно, но, если повезет, жить будем. Хотя бы еще минутку протянем. И поможет нам эта самая броня. Бух! Бабах!

Казалось, что он, управляющий банком, представляет себе все как игру в солдатики. Но я не стала насмехаться над ним. Пусть даже Мариотт с нами не ехал, он был куда храбрее, чем все, кого я встречала внутри Кордона. Кроме Верити. И уж точно немало храбрости нужно было для того, чтобы отправиться навстречу боевым машинам в открытом автомобиле.

– Вам лучше поехать в «ройсе» вместе с Джеффом, – сказал Мариотт. Джеффом он назвал любителя пощипать дам за мягкие места. – У «мерседеса» сзади много хлама. Мы надеемся соорудить крутящуюся пулеметную турель, как, знаете…

– Мы поедем на «мерседесе», – твердо сказала Верити.

– Уверены? А то…

– Уверены.

Мариотт пожал плечами и повернулся к своим людям, чтобы дать им последние указания.

Мы пожали друг другу руки на прощание, и это не был дежурный жест. Затем расселись по машинам: было решено, что Тоби поедет с нами на «мерседесе», а за ним пристроится Джефф на «роллс-ройсе» с динамитом. Именно это распределение по машинам – и предусмотрительность Верити – спасло нам жизнь.

Итак, мы отправились в путь.



Было странно, по крайней мере первые полмили, ехать по пустой, освещенной солнцем дороге через обманчиво мирный клочок английской сельской местности. В салоне необычно пахло: это был не привычный аромат дорогого автомобиля, кожи и моющего средства, а куда менее приятный запах стали и пороха. Я немного досадовала, что большую часть вещей пришлось оставить в трактире. Впрочем, у Верити при себе остались аптечка и револьвер. А у меня в кармане куртки лежали послания Уолтера.

Все началось еще до того, как мы успели добраться до воды.

Тоби заметил его первым.

– Марсианин! – прошептал он.

Впереди, на зеленом лугу, мы увидели боевую машину, которая шагала на северо-запад. Большего невезения трудно было представить: похоже, марсианин возвращался из патруля и столкнулся с нами. В том, что он нас заметил, сомневаться не приходилось – марсианин тут же ускорил шаг и причудливой вихляющей походкой поспешил к нам.

Тоби мгновенно вдавил педаль газа, и машина рванула вперед.

– Нужно успеть раньше него! – крикнул он. – Если заложим заряды, хотя бы выбросим ящик из «ройса»…

Мы с Верити в ужасе переглянулись: это было полнейшее безумие. Лучше уж выскочить из машины и спрятаться в канаве, чем лететь навстречу врагу! Но нас никто не спрашивал – за рулем был Тоби. Оглянувшись, мы увидели, что и Джефф следует за нами на той же скорости.

Мы помчались вниз по холму, и впереди я уже видела дамбу – двухлетнюю насыпь, поросшую красной марсианской травой. Вода за дамбой, заливавшая долину слева от нас, тоже была покрыта красной и зеленой растительностью – марсианская и земная природа смешались здесь воедино. Я не увидела там марсиан – и потеряла из виду того, кто нас заметил.

Зато он нас не потерял.

Мне показалось, что я услышала треск, как от электрических искр, и ощутила запах электричества – возможно, так пахла плазма, в которую превращался воздух, пронзенный тепловым лучом. Луч пронесся совсем рядом, но все же мимо. Дальность выстрела теплового луча измеряется милями, но прицелиться было делом техники, и даже марсиане иногда промахивались.

Удар пришелся на дорогу позади нас. Я оглянулась и увидела свежую воронку, обломки камня и асфальта, еще не успевшие осыпаться на землю, и «роллс-ройс» с Джеффом и ящиком динамита, который вот-вот должен был въехать в эту воронку.

– Держись! – закричала Верити и пригнулась, закрыв голову руками.



Позже мы разобрались, что произошло.

Верити с самого начала подозревала об опасности, однако так и не смогла донести свои опасения до Мариотта. Чувство вины мучило ее, но зря: Мариотт все равно бы к ней не прислушался.

Динамит – вещество нестабильное. Он на три четверти состоит из нитроглицерина. Со временем динамит начинает «потеть» – нитроглицерин протекает и собирается на дне контейнера. Потому-то Верити и спросила Мариотта, переворачивает ли он ящики, – опытный человек делал бы это регулярно. Хуже того, нитроглицерин может кристаллизироваться снаружи шашек, из-за чего конструкция становится еще чувствительнее к движению и ударам. Большинство производителей сказали бы, что динамит при соблюдении всех должных условий можно хранить не больше года. Ящикам, которые Верити нашла в подвале, было не меньше двух лет, и условия, в которых они хранились, никак нельзя было назвать подходящими.

Позднее она сказала, что если бы Мариотт и его подручные даже до операции с дамбой просто уронили ящик в подвале…

Я смотрела, как «роллс-ройс» съезжает в кратер.




Взрыв подбросил нашу машину в воздух, словно игрушечную. Даже в тот миг, когда моя собственная жизнь висела на волоске, меня охватил страх за нашего водителя Тоби. Но позднее мы поняли, что, скорее всего, он мгновенно умер в искореженном автомобиле.

А нас с Верити вышвырнуло через открытую крышу и понесло прочь вместе с обломками машины. И мы обе, к огромной удаче, рухнули в воду.

Я с силой ударилась о ее поверхность, однако мое падение смягчили подводные растения. Некоторые были желто-зелеными, земных цветов, но большая часть – красными, уродливого марсианского оттенка. Поначалу я даже не пыталась шевелиться. Потрясенная, я почти с радостью ощутила под собой мягкие листья и тугие стебли. Казалось, будто меня подхватила чья-то огромная ладонь. Странно, но уколов шипов, которые я до того приметила на марсианских растениях, я не чувствовала – поначалу.

Я видела над собой поверхность воды и дрожащий солнечный круг – а потом заметила тонкий силуэт марсианина. Он смотрел на меня спокойно и бесстрастно, как биолог на головастика, извивающегося в пруду. Я попыталась вдохнуть – кажется, взрыв выбил у меня из легких весь воздух – и вода, словно холодный суп, полилась в горло. Меня охватил ужас, и я наконец начала барахтаться. Но шипы цеплялись за одежду и царапали тело. Они впились в меня и не отпускали. Это были не просто растения – это были смертоносные разумные существа. И я была беспомощна перед ними.

Моя грудь сжалась, но при попытке выдохнуть воду я наглоталась еще сильнее. Я старалась вырваться из цепкой хватки красных растений, но, будто в кошмаре, чем яростнее я сопротивлялась, тем крепче они меня держали.

Я сдалась. Понимая, что там и умру, и точно зная это, я попыталась принять свою участь. Помню, что не молилась, что на меня, вопреки расхожему поверью, не нахлынули воспоминания и сожаления. Я просто замерла и надеялась, что мне удастся избежать долгих страданий.

А потом я увидела перед собой его.

Он походил на человека, пусть даже его тело покрывали гладкие волосы, на руках, которые он тянул ко мне, между пальцами были перепонки, а из прорезей на горле выходили пузырьки воздуха. Неужели это были жабры? Его пах и грудь были покрыты волосами, но каким-то образом я поняла, что он мужского пола.

Он спустился ко мне, стоя в воде в полный рост, держась на плаву с помощью легких движений пальцев и перепончатых ног. Кажется, я заметила у него на груди крест, сверкнувший золотом. Распятие? Он взял мое лицо в ладони, и я почувствовала холод его пальцев.

А затем он поцеловал меня. Я ощутила, как его губы – тоже холодные – касаются моих, и воздух, густой и горячий, проникает мне в рот. Я закашлялась, выплевывая воду в рот незнакомцу, но он прижал свои губы вплотную к моим и не отводил их, пока я сотрясалась и заходилась кашлем. Его сильные руки тем временем освобождали меня от враждебных растений – стебель за стеблем, шип за шипом.

Внезапно я оказалась на свободе. Он схватил меня под мышки, всего раз толкнулся ногами, и мы устремились к поверхности, все так же соприкасаясь губами. В следующий миг я потеряла сознание.





24. Пробуждение




Я выплыла из забытья подобно тому, как ранее поднялась к свету из мрачных глубин. Мир вокруг стал обретать очертания и оказался вполне знакомым и привычным.

Я лежала в кровати в обычной комнате с окнами и дверью и слышала, как дождь барабанит по крыше. Вдалеке раздавались раскаты грома – не рокот оружия, не грохот взрывов, которыми обычно сопровождалось наступление марсиан. Просто шум грозы.

Но я погрузилась обратно в сон, блаженный сон, который позволял мне ни о чем не думать.

Когда я снова проснулась, вокруг было светлее, но свет стал мягче. Дождь все барабанил, однако грома больше не было слышно – гроза закончилась. Теперь я осознала, что лежу в чьей-то чужой ночной сорочке, едва ли не полностью состоящей из рюшей и оборок, а постельное белье отдает затхлостью.

Я повернулась на бок и увидела возле окна знакомую фигуру.

– Верити?

Она с улыбкой обернулась ко мне.

– Проснулась. Ты спала неспокойно, бормотала что-то. Звала кого-то по имени Бен. Я не хотела тебя будить. Нет, не вставай, не надо.

Верити подошла ко мне, и я увидела, что одна рука у нее висит на кое-как сделанной перевязи. Аптечка, которую Верити носила на поясе, теперь лежала раскрытой на столе среди пыльного хлама: там были часы, судя по виду, сломавшиеся еще веке в девятнадцатом, уродливая церковная утварь, выцветшие фотографии в серебряных рамках.

Верити потрогала мой лоб, сунула мне в рот градусник, прощупала пульс, прослушала меня стетоскопом. Затем дала мне стакан воды, который я с благодарностью осушила.

– Не волнуйся, вода свежая, – я расставила ведра под дождем.

– Это я должна за тобой ухаживать, – хрипло ответила я. Горло саднило, а где-то в груди чувствовалась смутная боль. – Ты сломала руку?

– Трещина в кости. Зато ты чуть не утонула. Если бы не китериец, который тебя спас…

Перед глазами вспышкой мелькнуло все произошедшее.

– Да. Он… это же был он, а не она?

– О да.

– «Китериец»?

– Человек с Венеры. Их так зовут ученые. Я слышала по радио.

– Там, под водой, он был похож на ангела, – и снова проблеск воспоминаний. – И на нем было распятие, Верити!

Она улыбнулась.

– Да. Похоже, они теперь повально увлеклись религией. По мне, так во всем виноват викарий из Эбботсдейла. Китерийцы, как ты понимаешь, околоводные существа. Им бы спасателями в бассейнах работать, – она коснулась больной руки и поморщилась. – А вот залечивать переломы они не мастера. У нас с ними по-разному устроен скелет – кажется, даже кости у них состоят из какого-то другого вещества.