Возроди меня

Я пинаю его в колено. С силой. Он роняет меня на пол, хватается за ногу и разражается такими ругательствами, что я даже улавливаю пару незнакомых выражений. Я бегу в комнаты Уорнера, окрыленная удовлетворением, смешанным, правда, с чувством вины, а вслед мне несутся оглушительные клятвы Кенджи надавать мне утром пинков.





Уорнер




Сегодня я сопровождаю Джульетту на утренней прогулке.

Она нервничает – такой я ее еще не видел. Я виню себя, что не подготовил ее к тому, с чем можно столкнуться на посту командующего. Вчера она прибежала в наши комнаты взволнованная, что-то прощебетала о том, что ей хотелось бы знать несколько языков, но отказалась что-либо пояснить.

Кажется, она таится от меня.

Или я от нее.

Поглощенный своими мыслями и проблемами, я не удосужился узнать, как ей жилось последние недели. Вчера она впервые заговорила о своих сомнениях в том, что сможет стать хорошим лидером, и я задался вопросом – давно ли в ней живут эти страхи, сколько времени ее гложут сомнения. Нужно выбрать время для откровенного разговора, но как бы нам не потонуть в наших откровениях. Особенно мне.

Из головы не идут бредни Касла. Уверен, в конце концов выяснится, что его неправильно информировали или он что-то недопонял. Но мне очень нужны ответы, а я еще не брался за архив отца. Не знаю, на что решиться.

Я надеялся сегодня выкроить время, но не оставлять же Джульетту с Хайдером и Назирой. Я не мешал их знакомству, но бросать ее на съедение этой парочке безответственно. Эти гости пожаловали к нам со своими целями и не упустят возможности затеять жестокие игры с чувствами Джульетты. Я удивлюсь, если они не начнут запугивать и дезинформировать ее, чтобы заставить струсить. Джульетта многого не знает.

Пожалуй, я прилагаю недостаточно усилий к тому, чтобы представить, что она чувствует. В своей солдатской жизни я многое привык считать само собой разумеющимся, и то, что мне привычно, для нее в новинку. Нужно это помнить. Нужно сказать Джульетте, что к ее услугам личный арсенал, парк автомобилей и собственный шофер плюс несколько самолетов с пилотами. Стоп, а она вообще когда-нибудь летала?

Останавливаюсь, будто эта мысль является физической преградой. Конечно, не летала. Джульетта не помнит жизни за пределами Сектора 45. Сомневаюсь, что ей хоть раз удалось поплавать вдоль берега, не говоря уже о том, чтобы выйти в океан на яхте. Она жила только книгами и воспоминаниями.

Ей еще столько всего предстоит узнать и преодолеть… Я искренне поддерживаю ее, но совершенно не завидую – перед Джульеттой непомерная, огромная задача. Существует простая причина, почему я сам никогда не хотел на этот пост. Я не желал такой ответственности.

Это каторжный труд, и практически никакой личной свободы. Такой пост требует виртуозного владения навыками работы с людьми, включая умение убивать и очаровывать человека за секунду. Ненавижу и то и другое.

Я пытался убедить Джульетту, что она прекрасно справится, но она, похоже, не верит. Теперь, в присутствии Хайдера и Назиры, Джульетта вот-вот растеряет последние крохи уверенности. Эти двое – вернее, пока только Хайдер – попросились с ней на утреннюю прогулку (Джульетта с Кенджи договаривались шепотом, но слух у Хайдера оказался острее, чем мы думали). И вот мы впятером идем по берегу в неловком молчании: Хайдер, Джульетта и я – так получилось – втроем, а Назира и Кенджи немного отстали. Все молчат.

Однако пляж – не худшее место, чтобы провести утро, хотя от воды и веет непонятным смрадом. Тихо, спокойно, и мерный шум волн служит успокаивающим фоном напряженного с утра пораньше дня.

– Ну что, – наконец спрашивает Хайдер, – ты будешь на континентальном симпозиуме?

– Конечно, – тихо отвечаю я, – как всегда. А вы вернетесь домой, чтобы присутствовать на своем мероприятии?

– Нет, к сожалению. Мы с Назирой надеялись пойти с тобой, но я не был уверен, что Верховная главнокомандующая Феррарс, – он косится на Джульетту, – появится на симпозиуме, поэтому…

Джульетта поворачивается к нам с круглыми глазами:

– Простите, о чем идет речь?

Хайдер меняется в лице лишь на мгновение, но я успеваю почувствовать его изумление.

– Континентальный симпозиум, – с нажимом повторяет он. – Вы же знаете, о чем идет речь?

Джульетта недоуменно смотрит на меня, но тут же берет себя в руки.

– Ах да, – вспоминает она. – У меня на эту тему масса писем. Вот не знала, что это важное событие!

Я подавляю непроизвольное желание поморщиться. Еще один ляп с моей стороны.

О симпозиуме мы с Джульеттой, конечно, говорили, но очень коротко: это конгресс командиров 555 секторов североамериканского континента, проводится раз в два года. Все лидеры собираются в одном зале. Это событие чрезвычайной важности.

Хайдер изучающе смотрит на Джульетту.

– Наш отец занят подготовкой к азиатскому конгрессу, поэтому в последнее время я довольно много внимания уделяю здешнему симпозиуму. Но так как покойный командующий Андерсон никогда не посещал публичные мероприятия, я не знал, последуете ли вы его примеру.

– Нет-нет, я там буду, – поспешно отвечает Джульетта. – Я не стану прятаться от мира, как Андерсон. Конечно, я выступлю на конгрессе.

Глаза Хайдера слегка расширяются. Он переводит взгляд с меня на Джульетту.

– А когда конгресс? – спрашивает она.

Любопытство Хайдера становится просто физически ощутимым.

– Разве вы не посмотрели в приглашении? – невинно спрашивает он. – Через два дня.

Джульетта отворачивается, но я успеваю увидеть, что у нее загораются щеки. Я чувствую ее болезненное смущение, и это надрывает мне сердце. Ненавижу Хайдера за эти игры.


– Я была очень занята, – тихо отвечает она.

– Это моя вина, – встреваю я. – Я должен был отследить этот вопрос и забыл. Но сегодня мы утвердим программу – Делалье уже дорабатывает детали.

– Прекрасно, – говорит Хайдер. – Мы с Назирой с удовольствием присоединимся. Мы еще никогда не бывали на симпозиуме за пределами Азии.

– Конечно, – отвечаю я, – рады будем видеть вас в нашей компании.

Хайдер меряет взглядом Джульетту – одежду, волосы, простые поношенные тенниски, и хотя он ничего не говорит, я ощущаю его неодобрение, скепсис и разочарование.

Мне хочется швырнуть его в океан.

– А какой у вас вообще план визита? – спрашиваю я, пристально глядя на Хайдера.

Он пожимает плечами с прекрасно разыгранным безразличием.

– О, планы все время меняются. Побудем с вами, – он смотрит на меня: – А что, разве старым друзьям нужна причина для встреч? – На долю секунды я ощутил, как в нем плеснулась искренняя обида: Хайдер счел, что им пренебрегают.

Это меня удивляет. Но его обида тут же испаряется.

– В любом случае, – продолжает Хайдер, – Верховная командующая Феррарс, должно быть, уже получила много писем от наших общих друзей. Но, судя по всему, ответом на их просьбы о встречах пока служит молчание… Боюсь, им показалось, что о них забыли, когда я сообщил, что мы с Назирой здесь.

– Что? – вырывается у Джульетты, и она смотрит на меня, а потом снова на Хайдера. – Какие общие друзья? Другие Верховные командующие? Я не получала…

– Нет-нет, – заверяет Хайдер, – не командующие, а только мы, дети. Мы надеялись на встречу старых друзей… Давно не собирались всей компанией…

– Всей компанией, – повторяет Джульетта. – И большая у вас компания?

Деланый энтузиазм Хайдера вдруг остывает до ледяного холода. Он смотрит на меня со злостью и замешательством:

– Ты ей что, ничего о нас не рассказывал?

Джульетта смотрит на меня в изумлении. Я чувствую, что в ней просыпается страх. Я не знаю, как убедить ее не волноваться, а Хайдер хватает меня за руку и тащит вперед.

– Ты что творишь? – настойчиво, яростно шипит он. – Отворачиваешься от нас – и ради чего? Ради этого? Ради этой девчонки? Инта куллиш гхаби? Как глупо, как глупо! Обещаю тебе, хабиби, это добром не кончится! – В его глазах читается предостережение.

И тут я все понимаю – Хайдер, нечаянно открывший тайную дверь своего сердца, резко отпускает мою руку, – и ужас холодной змеей заползает мне в живот. Тошнотворное ощущение, смешанное со страхом.

Командующие прислали своих детей на разведку, сочтя, что их время еще не пришло. Пусть отпрыски проникнут на нашу базу и посмотрят, что да как. Их отпрыски должны расположить к себе новую молодую командующую Северной Америки, втереться к ней в доверие – и сообщить родителям максимум информации. Альянсы лидеров не интересуют. Они прикидывают, много ли времени нужно, чтобы нас раздавить.

Я отворачиваюсь – гнев угрожает лишить меня самообладания, но Хайдер снова цепляется за мою руку. Я смотрю на него в упор, и только мое железное намерение остаться в рамках приличий (ради Джульетты) мешает мне сломать ему пальцы. Грубости в отношении Хайдера будет достаточно, чтобы началась новая мировая война. И он это знает.

– Что с тобой? – шипит он мне в ухо. – Я не поверил, когда мне сказали, что ты влюбился в какую-то ненормальную! Я в тебя верил, я тебя защищал! Но это… – он качает головой, – просто противно смотреть! Как же ты переменился!

Пальцы у меня напрягаются, готовые сжаться в кулаки, и я уже собираюсь ответить, когда Джульетта, пристально наблюдавшая за нами, говорит:

– Отпусти его.

Ее ровный голос, в котором слышится еле сдерживаемая ярость, привлекает внимание Хайдера. Он отпускает мою руку и пораженно оборачивается.

– Еще раз до него дотронешься, – тихо продолжает Джульетта, – и я вырву сердце у тебя из груди.

Хайдер удивленно смотрит на нее:

– Что?!

Она шагает вперед. Сейчас Джульетта выглядит устрашающе. В глазах горит огонь, в движениях – смертоносное спокойствие.

– Разорву мышцы, проломлю ребра, – сообщает она, – и вырву сердце.

Брови Хайдера лезут на лоб. Он моргает и, поколебавшись, говорит:

– Я не думал, что вы это можете.

– С тобой, – отрезает Джульетта, – я сделаю это с огромным удовольствием.

Хайдер улыбается. Через секунду он уже хохочет. Впервые со времени своего приезда он смеется искренне – прищур глаз выдает наслаждение.

– Не возражаете, – говорит он Джульетте, – если я одолжу у вас Уорнера на пару минут? Обещаю его не касаться. Мне только нужно с ним договорить.

Джульетта вопросительно смотрит на меня. Я улыбаюсь ей. Мне хочется подхватить ее на руки и унести далеко-далеко, туда, где есть тишина и покой, и раствориться в ней. Меня глубоко тронуло, что девушка, которая так легко краснеет в моих объятиях, готова убить человека, причиняющего мне боль.

– Я скоро, – обещаю я.