Возвращение в Острог

«А кто говорил, что вам будет легко?!»

«Да он не человек даже! Всё время живёт по каким-то своим странным правилам! Приходит в магазин и требует, чтобы люди соблюдали очередь! Я с ним не могу дорогу перейти! Он согласен только на пешеходный переход, а где я его в деревне высру? Мы иногда километр идём, чтобы дорогу перейти. Он дурак настоящий, понимаете? Совершенно невозможно с ним!»

«А где, кстати, он?»

«Да там, в коридоре, наверное, за дверью сидит…»

«Выходит, уже привезли сюда?!»

«Привезли, конечно, а чего ждать? Мы твёрдо решили!»

«А я не буду от вас заявление принимать!»

«То есть как это не будете? Мы к вам три часа ехали!»

«Да хоть триста три!»

«Слушайте, я не шучу, если вы его не заберёте — я прямо сейчас здесь вот себя убью…»



Взрослые продолжали спорить, а Петя лежал на скамье. И тогда, в здании администрации, и теперь, в местном острожском СИЗО. Суд причастных к его судьбе.



«Сейчас побухтят немного — и разойдутся. Не я первый, не я последний. Вернуть ребёнка в детский дом — дело десяти минут».



«Ну красивый же пацан!» — вероятно, взглянув на фотографию мальчика, зачем-то соврала чиновница.

«Нет!» — спокойно прозвучало в ответ.

В этот момент улыбнулся даже Петя. Он прекрасно понимал, что это неправда. За долгие годы ему объяснили, что он урод. Так же думала и чиновница, но признаться в этом теперь не могла.



Перевернувшись обратно на левый бок, Петя вспоминает теперь, что всё то утро мачеха продолжала рыдать. Тот, кто всё ещё считался его отчимом, вероятнее всего смотрел в потолок.

Слушая, как взрослые ругаются, Петя молчал. Он больше не улыбался и не демонстрировал никаких других эмоций. Петя знал, что сильные чувства — прерогатива взрослых. Едва в детском доме на твоих глазах появлялись слёзы — прилетало наказание. Бывало, конечно, что хлюпали девочки, но и то лишь после краж или драк. Петя на всю жизнь запомнил, как однажды в День аиста (так называли дни открытых дверей для потенциальных родителей/спонсоров/зевак) воспитанников заставили петь. Петру было двенадцать или что-то около того, и, когда вместе с другими ребятами он фальшиво завывал народную песню, растроганные женщины в зале вдруг начали рыдать. Хором. Дети замолкли… Испугавшись, сироты подумали, что делают что-то не так, и прекратили петь. Ещё несколько секунд аккомпаниатор продолжала увлечённо месить клавиши старого фортепьяно, но никто из воспитанников больше не вступал. Заметив это, не человек, но бомбардировщик, учительница музыки пошла на второй круг, и лишь выскочившая из-за кулис директриса заставила подопечных детского дома вновь запеть.



Лежа в камере острожского СИЗО, Петя вспоминает, что бьют не только за слёзы, но даже за спрос. Уже в пять-шесть лет каждый живущий в детском доме ребёнок понимает, что лучше всегда молчать. Вот и теперь, когда полицейские привозят его сюда, он предпочитает ни о чём не спрашивать. Во-первых, здесь не так уж и страшно, во-вторых, Павлов прекрасно понимает, что единственную и настоящую опасность в его жизни представляют только врачи.

«Вы ему еду хоть собрали?»

«Нет, только вещи…»

«Ладно, пишите…»

«Так а что писать-то? Несовместимость характеров?» — спросила приёмная мать.

«Нет…»

«Трудности воспитания?»

«Нет, нужна такая причина, чтобы и нам по голове не надавали! Да и вы ведь, наверное, захотите ещё кого-нибудь усыновить?»

«Скорее всего, да», — осознав, что дело сделано, подключился отчим.

«Ну вот, а если хотите потом ещё раз попробовать — нужно сейчас всё сделать по уму! У вас никто, например, не болеет?»

«Чем?»

«Да хоть чем! Главное, чтобы чем-нибудь серьёзным! Онкологии в семье ни у кого нет?»

«Нет…»

«А может, кто-нибудь умирал недавно?»

«Да, отец мой умер полгода назад…»

«Вот и отлично! Пишите, что в связи с потерей близкого родственника ребёнка возвращаете…»


«Спасибо! Спасибо вам большое! Ну чего ты уселась, Тань, давай пиши!»



Пока там, в прошлом, взрослые продолжают оформлять отказ, Петя возвращается в острожскую камеру и закрывает глаза в надежде, что уже завтра ему всё-таки объяснят, за что он задержан.





Песнь седьмая




Лебедя не спрятать в обувной коробке, дельфина не загнать под ковёр. Если первый суицид перепуганные воспитатели провинциального детского дома ещё пытаются скрыть даже от своих подопечных, то уже после второй смерти к сотрудникам государственного учреждения приходит понимание, что заваренную кем-то кашу собственными желудками не переварить. Будто борщевик, уверенно и быстро на север, на запад, на восток и на юг из городка ползут слухи. Кто-то звонит старому знакомому, кто-то пишет сразу всем самым лучшим и близким друзьям. Взрываются социальные сети: телефон, интернет, рынок. На бензоколонке, что стоит на выезде из Острога, простуженная проститутка делится историей с вновь прибывшими дальнобойщиками, и сказанье тотчас переходит из уст в уста. Даже вечно опаздывающие местные почтальоны стараются теперь обойти как можно больше домов, чтобы, вовремя вручив удивлённым получателям заветный конверт, с искоркой в глазах спросить:

— А вы уже слышали?

— Ну конечно да!

Каждый теперь от мала до велика с лёгкостью может рассказать, что жертвы четыре, что бедные дети кончают с собой, не оставив предсмертной записки, и остановить это, кажется, не удастся уже никому. Вслед за острогчанами будоражащие подробности пересказывают жители соседних деревень. К волнующей эстафете подключаются всё новые и новые сёла и города, и ровно так, впрочем, как это обыкновенно и бывает, щупальца слухов добираются до Москвы.

В красивых и не очень ньюс-румах, в больших и маленьких редакциях берутся за никому не известный до этого дня городок. Допив положенный утренний капучино на соевом молоке, старые корреспонденты и юные стажёры прыгают к компьютерам, чтобы, предварительно написав что-нибудь весёлое в открытый фейсбук, начать шерстить всю доступную информацию об Остроге. Тотчас выясняется, что дата основания городка такая-то, что никаких более-менее интересных фактов об этом поселении нет, а знаменитые или хоть сколько-нибудь известные люди не рождались и даже не сидели здесь никогда.

Вечно сонные операторы внимательно проверяют выданную технику, а медлительные выпускающие продюсеры, преодолевая вселенскую лень, приобретают самые дешёвые билеты коллегам. В восьмом павильоне начинается съёмка очередной программы о событиях в Остроге, и, когда загораются осветительные приборы, в каждом пятом телевизоре страны звучит знакомый всякой домохозяйке джингл. В кадре появляется известный телеведущий и томным голосом — само сострадание и сочувствие — преодолевая наигранное потрясение, говорит:

— Это Москва, прямой эфир, и мы вновь говорим про Острог… Вчера вечером, уже после того, как закончилась наша программа, по собственной воле из жизни ушёл четвёртый подросток. Не переключайтесь, сразу после рекламы мы попытаемся понять, что происходит в этом заражённом бедой городке…



Между тем в самом Остроге с утра уничтожают санкционные продукты. Как в вестерне, распахиваются двери фуры, и грузчик, который к этому моменту уже забрался внутрь контейнера, обеими руками толкает деревянные ящики в пучину правосудия. Хрустят снег и щепки — санкционные гранаты падают на землю и колобками катятся во все стороны континента. Стоящие за оцеплением зеваки с изумлением и странным восторгом наблюдают, как человек внутри грузовой машины вытаскивает из её чрева всё новые и новые ящики и без сожаления, уверенно и безразлично-небрежно бросает их на землю.

Когда на снегу собирается приличная куча, кто-то из приставов, ни дать ни взять открывая спортивное соревнование, даёт отмашку, и в дело вступает старый бульдозер. Поворотом ключа включаются больные глаза фар, и урчащая, но неподвижная до этого момента машина-пароход пускает в небо чёрный дым. Резко дёрнувшись с места, бульдозер принимается давить гранаты, и по белой земле разливается красный сок.

Горными ручьями, рисующими бронхиальное дерево, бурлящие алые нити разрезают ещё неокрепший снег. Ржавые гусеницы продолжают мять зрелые плоды описанного Гомером растения, и судебные приставы тщательно и скрупулёзно фиксируют процесс уничтожения санкционного продукта на камеру. Кто не работает, тот не ест. Бульдозер дёргается взад-вперёд, и сбежавшие из детского дома воспитанники с нетерпением ждут того священного момента, когда вслед за взрослыми можно будет броситься на кучу перемешанных с бумагой, деревом и грязью плодов.

Но нужно потерпеть.

Приставам холодно. От мороза трескаются и багровеют руки. Замёрзшим слугам народа хочется поскорее покончить с гранатами и, забрав ящики, которые предварительно отставлены в сторону, поехать разбираться с мощами святого Афиногена. Впрочем, люди в форме прекрасно понимают, что спектакль должен быть доигран до конца. Бульдозер продолжает давить гранаты, и когда ни у кого не остаётся сомнений в решительности российского государства, полицейские снимают оцепление и, забрав свою часть причитавшегося, покидают свалку. Приставы трогаются вслед за машиной с синими маячками, и техника замирает. Со скрипом открыв проржавевшую дверцу, водитель дряхлого бульдозера идёт навстречу грузчику, выпрыгнувшему из фуры. Понимая свою привилегированность, мужчины важно шагают к месту, которое бульдозер старательно объезжал. Подняв с земли по ящику уцелевших плодов, работяги синхронно думают теперь, что лучше бы продать гранаты обратно в магазин, где они были изъяты.

А вот теперь можно!

Осознав, что никакой опасности в виде полицейских больше нет, вслед за водителем и грузчиком к куче бросаются дети и взрослые. Отталкивая друг друга, они собирают мятые гранаты в пластиковые пакеты, и по рукам течёт гранатовый сок. И каждый пришедший чувствует теперь, что жизнь, как ни крути, удивительная вещь.



Раздел «Русская литература»

Сочинение на тему: «За что я люблю жизнь»

Жизнь — удивительная вещь, которая дарит нам множество интересных возможностей. Уже то, что мы можем ходить, дышать, видеть и слышать, делает нас самыми счастливыми людьми на этой планете. Я благодарна своим родителям (хотя и не знаю их) за то, что появилась на этот свет, за то, что могу наслаждаться каждым новым днём. Я люблю жизнь за её яркость и неподдельность. Каждый день, просыпаясь, я вижу за окном нереальное количество разнообразных цветов: зима поражает своим изящным белым и очаровательным светло-голубым; весна дарит нам все оттенки зелёного; лето же раскрашивает окружающий мир во все возможные цвета радуги, а осень завораживает взгляд своими аристократическими красными и золотыми цветами. Разве это не чудо? Разве это не вдохновляет каждого из нас? Разве вы не влюбляетесь в красоту этого мира с каждым днём всё больше и больше? Лично я — да.



Я люблю жизнь за богатство эмоций и переживаний, которые она мне непрерывно дарит. Это же так прекрасно — любить, мечтать, переживать, верить, улыбаться и даже плакать! Ведь именно в такие моменты чувствуешь себя человеком, понимаешь, что имеешь возможность чувствовать, осмысливать всё и меняться.

Я люблю свою жизнь за то, что она подарила мне самых близких, самых родных, самых лучших людей! Моя семья — это моя опора, поддержка, мои помощники и друзья. Я не знаю, что бы со мной было, если бы не они. Они делают каждое событие особым, помогают в любой, даже самой сложной и непонятной ситуации, дают полезные советы, которые всегда пригодятся, переживают все потери вместе со мной и утешают, когда наступает трудный период. Ещё у меня есть близкие друзья, без которых всё складывалось бы не так сказочно. Эти люди постоянно возле меня, и я за это им благодарна. Они не пускают в мою жизнь разочарование, не позволяют появляться плохому настроению даже на горизонте, именно они делают из простой обыденности яркие, незабываемые дни. Мои друзья — это мои личные защитники, врачи, учителя и тренеры, они мой особый клад.

Я люблю жизнь за возможности, которые передо мной открываются. Я способна самостоятельно выбрать путь, по которому буду идти до своей старости. Я могу выбрать цель, которая будет главным координатором всех моих важных и не очень движений. Я могу и хочу иметь собственное мнение по многим вопросам. Я могу позволить себе быть субъективной. Следовательно, я фактически могу самостоятельно направить свою жизнь в то русло, которое является для меня самым желанным, что не может не приносить удовольствие.



Дорогие школьники (!!!), скачав это сочинение в интернете, постарайтесь хотя бы немного изменить его. В последнее время участились случаи, когда педагоги проверяют скопированные вами работы на предмет плагиата. Удачи!



Кабинет, как и в прошлый раз, оказывается крохотным и убогим. Ни дать ни взять коробок. Впрочем, Козлов знает, что никакой особенной демонстрации в этом нет. Лучшее, что есть в этом городке. Читая приобщённые к делу сочинения, он прекрасно понимает, что местные следователи выделили им ровно то, что смогли. Наверняка потеснились и сами. Из мебели здесь только дистрофики-столы, гуляющие стулья и типовой двуглавый орёл.

Бросив взгляд на коллегу, Александр замечает, что командировка Льва уже утомила — пацанёнку хватило и суток. Объём материала, который предстоит прочесть, ужасает лейтенанта. На каждое самоубийство по два тома, в каждом томе по двести пятьдесят страниц. Лев чувствует себя обманутым. Не детектив, но плешивый библиотекарь, не герой, но моль. Фортов вдруг узнаёт, что ответы ищут не на натуре, но на неведомо когда успевших пожелтеть страницах. Подперев подбородок рукой, он с трудом продирается через абзацы местного фольклора и, как ребёнок, которого сдали в плохой летний лагерь, грустит.

В отличие от лейтенанта, Козлов читает внимательно. Опытный следователь знает, что порой одна незначительная деталь может всё перевернуть. Козлов тщательно изучает справки о беседах и рапорты об обходах, объяснения детей и работников детского дома. Затем он знакомится с поручениями о производстве отдельных оперативно-розыскных действий и отчётами по ним.

— Слушайте, — не выдержав скуки, вдруг подаёт голос Фортов, — Александр Александрович, а что если они просто так, от жизни такой это сделали?