Вперед на запад

Дверь опять открывается, и мы едва успеваем вытянуться во фрунт. В приёмную величественно заходит высокая стройная дама, знакомая мне только по фотографиям… Императрица Александра Федоровна… За ней появляются четыре девицы, двух из которых я уже знаю, – Ольга и Мария Николаевны. Значит, из оставшихся та, что постарше, – Татьяна, а самая младшая, с озорными, несмотря на торжественность момента, глазами, – Анастасия. И замыкает процессию еще одна дама с чопорным выражением лика и вездесущий полуобер-церемонимейстер, на лице которого проскакивает тень недовольства, когда Ольга Николаевна, ломая церемонию, обращается к императрице:

– Мама, вот тот самый офицер, который спас меня!..

Из положения «смирно» вытягиваюсь в «еще смирнее» и рапортую:

– Здравия желаю, ваше императорское величество! Штабс-капитан Гуров!..

Императрица, слегка наклонив голову, пару секунд внимательно смотрит на меня, затем отвечает с почти незаметным акцентом:

– Здравствуйте, господин штабс-капитан. Насколько я знаю, у вас – двойная фамилия, не так ли?..

– Так точно, ваше величество, виноват! Штабс-капитан Гуров-Томский! – Блин, накосячил от волнения, чувствую, как краснею аж до помидорного цвета. – Прошу извинить! Ещё не привык!

Александра Федоровна вежливо улыбается, давая понять, что объяснения приняты и прощение заслужено. Ольга Николаевна тем временем снова берёт инициативу в свои руки, не обращая внимания на нахмуренные брови сопровождающей дамы:

– Мои сестры, великие княжны Татьяна и Анастасия!

Доворот в сторону девушек, щелчок каблуками, одновременный короткий поклон-кивок головой…

– Ваши императорские высочества! Штабс-капитан Гуров-Томский! К вашим услугам!

Татьяна спокойно и как-то по-домашнему улыбается в ответ, а Анастасия озорно приседает в книксене. Строгая дама оказывается обер-гофмейстериной Елизаветой Алексеевной Нарышкиной. Поворот обратно к императрице, ждём дальнейших указаний…

– Денис Анатольевич, я бесконечно благодарна вам за спасение дочери! – Видно, что Александра Федоровна тщательно пытается скрыть своё волнение под официальными интонациями светского разговора. – Вы вырвали её из рук бесчестных негодяев и лично задержали погоню, давая возможность спастись моей девочке! Его превосходительство генерал Келлер, проводивший расследование этого… инцидента, подробно рассказал, как вы сражались! В знак моей признательности прошу принять эти подарки!

Халдей тут же подскакивает к императрице с небольшим серебряным подносом в руках. Её величество, взяв с него две открытые коробочки, обтянутые кожей, с лежащими внутри наручными часами и воронёным портсигаром, украшенным в верхнем углу серебряным гербом, протягивает их мне…

– Я не зря уточнила вашу полную фамилию, потому, что попросила Гербовое отделение Сената ускорить решение вашего вопроса. – Александра Федоровна подаёт красную сафьяновую папку, переданную ей Нарышкиной. – Здесь диплом о присвоении вам фамильного герба Гуровых-Томских.

Разглядывать подарки считалось моветоном во все времена, поэтому пока всё кучкуем на сгибе левой руки и быстренько обдумываем благодарственную речь, которая получается очень короткой:

– Служу престолу и Отечеству! Премного благодарен, ваше величество!

В разговор снова вступает Ольга Николаевна. Маминого опыта и выдержки пока у нее нет, поэтому она немного смущена и слегка запинается:

– Господин штабс-капитан, поскольку я являюсь шефом вашего батальона… Я знаю, что офицерам разрешено заменять шашки кортиками. Прошу принять от меня…

В её руках, переданный тем же «хранителем наград», появляется кортик. Возле позолоченной гарды с надписью «За храбрость» прикреплён на щитке малиновый анненский крестик, черная гранёная рукоять заканчивается миниатюрным белым Георгием на торце наконечника… Чёрно-оранжевый темляк завязан на гарде изящным узлом и заканчивается свисающей кистью…

– Принцесса и рыцарь… С гербом и мечом… Почти, как у Шиллера… – В тишине улавливаю насмешливый шепот Анастасии. – Как это романтично…

Краем глаза замечаю сердито сверкнувшие глаза Александры Федоровны, Ольга ещё больше заливается смущённым румянцем… А что, это – идея! Спасибо вам, юное создание, гормональным взрывом изнемождённое, за подсказку!..

– Ваше императорское высочество! Готов принести клятву верности! – Опускаюсь на колено, склоняю голову… Великая княжна, с секундной заминкой поняв смысл сказанного, принимает условия игры и касается клинком моего плеча, после чего немного неловко возвращает его в ножны и протягивает мне…

– Свою верность вы уже доказали. Господин штабс-капитан, я посвящаю вас в рыцари!..

Не поднимаясь, принимаю из рук Ольги Николаевны кортик, наполовину обнажаю клинок, касаюсь его губами, затем вкладываю обратно, встаю… И случайно ловлю взгляд её величества, только императорского в этот момент в нём очень мало. Во взгляде видно сомнение матери, пока не решившей, насколько всё происходящее является игрой, а насколько правдой, и как это в случае чего сможет помочь её дочери. И ещё истеричную напряженность слабой женщины, придавленной тяжелым бременем Власти. Но мгновение проходит, и я снова вижу императрицу Александру Федоровну…

– А это поэт Сергей Александрович Есенин! – пятнадцатилетнее чудо по имени Анастасия Николаевна нетерпеливо пытается завладеть всеобщим вниманием. – Мы были на концерте в лазарете, он там читал свои стихи! Они такие замечательные!..

– Да, я помню, ты прожужжала мне все уши, чтобы пригласить его на чай. – Императрица улыбается, но глаза остаются все еще строгими и непроницаемыми. – Однако не будем медлить…

Нам, как гостям, стараниями мадам Нарышкиной достаются места в торце стола напротив Александры Федоровны. В комнате, едва все расселись за столом, появляются четыре важных дядьки в ливреях, которые отточенными движениями разливают какой-то особо ароматный чай по чашкам, а потом, отойдя на три шага назад, застывают в готовности выполнить любое пожелание…

М-да, это вам не в ротной канцелярии чаи гонять, одно слово – церемониал. Как-то боязно сделать что-то не так, даже пошевелиться. Смотрю направо, где сидит Есенин, и на душе становится немного легче. Я, конечно, всё понимаю, но, действительно, правду говорят – нет больше счастья, чем несчастье ближнего. Бедного поэта вовсю долбит нервный колотун. А тут ещё княжна Анастасия, не подумав как следует, решает угостить пирожным из собственных ручек и перекладывает на его блюдце сложную кондитерскую конструкцию, от чего объект высочайшего внимания вообще впадает в ступор. Потом, спустя полминуты, она с удивлением замечает нетронутое лакомство и, сообразив, в чем дело, легонько толкает его под столом коленкой, затем, лукаво поглядывая исподтишка на своего соседа, отламывает ложечкой кусочек, отправляет его по назначению и запивает глоточком чая. Тот неуверенно повторяет все показанные телодвижения, затем снова наступает очередь княжны. Вот так, замечательно, теперь по очереди ложки в рот таскают. Ожил птенчик, маленько расслабился. И во взгляде бесшабашность появилась. Сейчас допьет чаёк и, скорее всего, выдаст мини-концерт в стиле высокохудожественной поэзии новокрестьянского направления. Ну, а мы пока послушаем Ольгу Николаевну, сидящую рядом и, не ведая о такой вещи, как режим секретности, рассказывающую если не грифованную, то уж точно служебную информацию не для всяких ушей…

Так-так-так, благодарю вас, ваше высочество, значит, ждать вас с папенькой в гости где-то через две-три недельки… Ага, даже вот как!.. Да, к такому событию действительно надо даже не хорошо, а отлично подготовиться!.. Такое раз в жизни бывает, поэтому – срочно кидать все дела, и – на базу. Готовиться…

Вкусняшки съедены, чай выпит, Анастасия что-то тихонько спрашивает у Есенина, затем, в очередной раз нарушая правила этикета, громко хлопает в ладоши, привлекая всеобщее внимание…

– Послушайте все, послушайте! Сергей Александрович сейчас прочитает нам стихи!..

Есенин неуклюже встает из-за стола, делает несколько шагов к окну, поворачивается… И это уже не тот сконфуженный солдатик-санитар, не знающий, как правильно держать чайную ложечку. Перед нами гений в порыве вдохновения, совсем, как у классика – «Поэт идет, открыты вежды, но он не видит никого…»

В багровом зареве закат шипуч и пенен,

Березки белые стоят в своих венцах.

Приветствует мой стих младых царевен

И кротость юную в их ласковых сердцах…






Его голос заполняет все пространство комнаты, каким-то непостижимым образом гипнотизирует, заставляет забыть обо всём и ловить каждое слово, каждую интонацию… Признаться честно, из школьного курса литературы помнил, что и Есенин, и автор «ноктюрна на флейтах водосточных труб» да и многие другие таланты во время Первой мировой «героически» защищали Родину в тылу. И относился к ним, скажем так, не очень хорошо… А вот сейчас понял, что у страны могут быть миллионы солдат, тысячи офицеров, сотни генералов, и только единицы этих самых Поэтов с большой буквы. И что далеко не всегда можно их мерить одним аршином…





* * *


Обратно в Питер возвращаюсь в каком-то взбаламученном состоянии. То ли из-за вживую услышанных есенинских стихов, то ли из-за общения с августейшими особами. Никогда не был фанатично убежденным монархистом, как Федор Артурович, но… Я, конечно, и знаю, и понимаю, да и воочию вижу, что и Николай и Аликс много чего накосячили, за что отчасти и поплатились. Но разговаривать с княжнами и знать, что в моей истории их через два года сначала расстреляют, потом добьют штыками, затем вывезут за город и скинут в шахту, изуродовав перед этим тела до неузнаваемости, да так, что и через девяносто лет медики не смогут собрать из разломанных костей черепа и скелеты… Нет уж, товарищи революционеры!.. Подавитесь!.. Так подавитесь, что блевать будете!.. Кровью с кишками своими!.. Всех вас, сук, своими руками удавлю!..

Девчонки-то в чем виноваты?.. Романтичная Ольга, спокойно-рассудительная Татьяна, немного стеснительная Мария и непоседа Анастасия… Им это за что? За фамилию Романовы? Знать бы, у кого спросить… Хотя – знаю! Есть такой человечишко, который, как в моем времени выяснилось, стоял за всем этим. И зовут гадёныша Яшенька Михайлович Свердлов. И проживает он сейчас где-то в Туруханском крае, кстати, вместе с Иосифом Виссарионовичем Джугашвили. Съездить, что ли, в гости? Вежливо пообщаться со вторым, а с первым долго, нудно и вдумчиво побеседовать? Чтобы рассказал всё-всё, что знает, и ещё немножко сверх того? А потом всё, что от него останется, утопить в отхожей яме? И всех его тварей-единомышленников на куски рвать, на ленточки резать!..

Уже приехав на квартиру, подробно рассматриваю подарки, изо всех сил лелея и обхаживая свое самолюбие. Рассматривать есть что. Новинка, только-только входящая в модную жизнь, наручные часы. Вороненый корпус, черный циферблат со светящимися цифрами и надписью «Rolex», темно-коричневый кожаный ремешок. Стильно, круто, солидно…

Портсигар с закругленными краями и небольшой кнопочкой в торце. Серебряный герб в верхнем левом углу хорошо оттеняется вороненой сталью. На обратной стороне – вензель из красиво переплетенных букв Д, Г, Т, тоже из серебра. Внутри на крышке – золоченая гравировка «Спасителю моей дочери от А. Ф.». Фраза короткая, но вряд ли кто-нибудь еще может такой похвастаться…

Папочка с дипломом о присвоении фамильного герба, и под красивым цветным рисунком официальное описание оного: «В червленом поле рука в серебряных латах, выходящая из белого облака, поражает чёрного змия золотым копьём, увенчанным орденом святого Георгия. На щите дворянский коронованный шлем с нашлемником из трех страусовых перьев. Намёт шлема червлёный, подложенный серебром…»

Но самое главное – не это! Самое главное, по словам Ольги Николаевны, через две недели в батальоне будет высочайший смотр. И не просто так, а при вручении знамени!.. А помимо этого великая княжна – как шеф батальона – одарит всех офицеров новомодными кортиками со всеми полагающимися знаками отличия. Но один знак будет у всех. На верхней оковке ножен возле кольца выгравирован «Веселый Роджер», он же «Адамова голова». Череп со скрещенными под ним костями, эмблема только-только создаваемых ударных частей, символизирующая готовность биться насмерть, не щадя своей крови и самой жизни…

Надо срочно ехать на базу! Завтра же забираю своих головорезов из Ораниенбаума – и домой! Да, и не забыть заскочить в училище! Есть там «Общество воспомоществования бывшим кадетам Павловского кадетского корпуса и юнкерам Павловского военного училища», где надо оставить хорошую сумму денег для помощи бедствующим выпускникам или семьям погибших. Неписаные традиции тоже обязательны к исполнению…





Глава 3




«Мы накануне грандиозного шухера!» – примерно так, с точностью до смысла прозвучало сенсационное известие из уст теперь уже подполковника Бойко, приехавшего по личному поручению генерала Келлера. Три дня назад только появлялся, чтобы узнать, как прошел прием в Царском Селе, и выслушать мою версию случившегося на вокзале, а заодно и принести радостные вести, за что и был чуть не задушен в объятиях.

Не знаю, на какие потаённые кнопки и сколько раз Федор Артурович нажимал, но не успел я приехать из Питера, как на следующий день Валерий Антонович осчастливливает нас своим присутствием. Приехал вместе с портфелем и охраной, – как же, большая штабная шишка, начальник оперативного отдела штаба Сводного корпуса генерала Келлера. Правда, в тот раз из портфеля появились на свет радостные новости – высочайший указ о присвоении штабс-капитану Гурову-Томскому чина капитана со старшинством со дня выпуска из Павловского училища и приказ о назначении вышеупомянутого капитана командиром отдельного батальона, и т. д. и т. п.

Но сегодня, приняв мой официальный рапорт и обнявшись, как положено старым боевым друзьям в канцелярии батальона, господин подполковник попытался огорошить меня известием, к которому я был уже почти готов… Нет, задач по групповому захвату всех генералов кайзера нам ставить не стали, хотя лучше бы я выполнял эту задачу… Все гораздо интереснее: к нам едет… Блин, даже не ревизор, – это бы еще ладно… У Валерия Антоновича это прозвучало примерно так:

– К вам собирается его величество император Николай Второй со свитой!.. Батальон будет подвергнут высочайшему смотру, в ходе которого в торжественной обстановке будет вручено Георгиевское знамя!.. Вручать будет сам государь, за отличие над неприятелем в сражении под Нарочью!..

Далее несколько минут следовало военно-философское эссе о том, что Высочайший смотр – это вам не хухры-мухры, не воробьям фиги в форточку показывать! Это значит – показывать результаты подготовки как каждого отдельно взятого солдата, так и всего героического батальона… Ну вот возжелал его величество поглядеть именно ваш батальон, и всё тут. То ли вспомнил обещание, данное в госпитале, то ли с подачи Михаила Александровича и Федора Артуровича заинтересовался…

Эпилог был более оптимистичным: с государем прибудет шеф батальона великая княжна Ольга Николаевна, а также «случайно» оказавшийся в Ставке великий князь Михаил Александрович, ну и, конечно же, Федор Артурович с заместителем начальника штаба своего корпуса, то бишь с присутствующим здесь и сейчас подполковником Бойко. Последние двое – для поддержания вашего морального духа и составления оргвыводов. Короче говоря, мол, Денис Анатольевич, у вас на всё про всё двенадцать суток. И господин подполковник искренне не понимает, почему после этих известий господин капитан до сих пор спокойно сидит и, многозначительно улыбаясь, покуривает, вместо того чтобы совершать хаотично-бессмысленные телодвижения с целью устранения еще не найденных недостатков…

Пришлось оформить явку с повинной и признаться, что для меня тайной оставалась только точная дата высочайшего визита, а с первого же дня моего возвращения командиры всех степеней, от взводного унтера до ротного, бегают как наскипидаренные. Проверяют документацию, клеймение обмундирования, бирки, описи… Немногочисленные залетчики белят известью гауптвахту и цейхгауз… В родной разведроте зверствует и пашет, как ишак персидский, подпоручик Оладьин…

Валерий Антонович после моих слов скорчил обиженно-кислую мину и недовольным тоном поинтересовался, почему я скрыл от начальства и старых друзей столь важную информацию. Пришлось как можно деликатнее объяснить, что в таких делах лучшая помощь начальства – не мешать, и что если бы доложил сразу, то к режиму ошпаренной кошки добавилось бы удовольствие в самый неподходящий момент выслушивать очень ценные указания коллег Валерия Антоновича и каждые пятнадцать минут бежать сломя голову к телефону, чтобы потом кто-нибудь из штабных имел удовольствие доложить его превосходительству, что приготовления идут полным ходом и штаб фиксирует все изменения обстановки. А если старые друзья действительно хотят помочь, пусть посодействуют решению вопроса с печатями, а то в последний момент выяснилось, что у разведчиков ротная печать устарела, а в остальных ротах вообще отсутствует как понятие.

Сменив гнев на милость, Валерий Антонович признал, что доля правды в моих словах есть, но все равно обозвал тихушником и прохиндеем, после чего мы стали разбираться, что уже сделано, что еще предстоит сделать и в какой последовательности это лучше воплощать в жизнь…





* * *


М-дя-с, оброс батальон хозяйством. И ведь ничего лишнего, ничего не выкинешь. Все согласно Приказу по военному ведомству от 1912 г. за № 384. И всё это богатство надо подшаманить, разложить поштучно, по номерам и по комплектности, чтоб не краснеть потом, как помидоры в салате.

Поэтому сейчас у нас имеет место быть полный и перманентный аврал – пытаемся привести все в идеальное состояние… ну или близкое к идеальному. Все-таки подразделение, непосредственно участвующее в боях. Хозрота из нестроевых и без того порядок поддерживала – на общем фоне очень даже на уровне. Ну так нам же не надо как на общем фоне? Потому как мы – лучшие! И будем такими! Да и вообще, стоит задача – поразить и удивить? Поразим и удивим! Нет таких крепостей, которые не могли бы взять больш… Э… пардон, это не отсюда, хоть и в тему…

После получения известия о посещении, во избежание, так сказать, возникновения недопонимания со стороны нижних чинов и повышения уровня народной сознательности, на построении батальона я толкнул речь, так мол и так, – мы лучшие, круче нас – никто, никогда и нигде, кроме горы Казбек, да и вообще, – никто кроме нас. Прониклись, стараются с каким то озверением и остервенением… А как же? Мы ж – «гуровцы!» Не абы какое мурло! Ну а я другой реакции от своих бойцов, готовых умереть за батальон и меня лично, не ждал, естественно. А как вы хотели, ексель-моксель? Воспитываем, ёшкин кот…

Занятия по боевой подготовке моим мудрым решением сведены к одному предмету. К бурной радости всего личного состава, понявшего, что в течение какого-то времени не надо будет бегать, ползать и другими способами издеваться над организмом. Через короткий промежуток времени, правда, всем захотелось вернуться в прекрасное безоблачное прошлое, потому как маршировать по плацу – то еще удовольствие, особенно когда оно длится целый день.

Все свободные от нарядов и караулов старательно месят гравий плаца. Картина впечатляющая – без малого тысяча человек, в несколько этапов, сначала пошереножно, потом повзводно-поротно, оттачивают строевую выучку. Спасибо родной Можайке, что не приходится ничего придумывать и изобретать методики, – чай, и там к парадам готовились.

Да и сам не чураюсь подобного. Выкраиваю час-два ежедневно, дабы под чутким руководством Дольского отрабатывать все эти «шашки подвысь», да прочие нюансы нынешних экзерциций до автоматизма. Анатоль всё же у нас – выпускник Николаевского кавалерийского, кадровый офицер, белая кость-с… Вот и учит меня, убогого, как отдавать честь, как прогибаться перед начальством. Тут ведь самый шик – ладонь лодочкой делать. А то махнешь рукой с прямой ладонью, как в конце двадцатого века, и все увидят, что капитан – лошара…

Вот так и ношусь, как свадебная лошадь… В смысле, что голова в цветах, а ж…па – в мыле. А вечером, когда родные подчиненные уже балдеют-отдыхают, я снова учу уставы.