Вперед, русичи!

– Не знаю еще, но она обязательно о себе какой-то след оставлять будет. Не думаю, что она туда переселиться решила и догадывается, что мы ее искать будем. Значит, шанс есть.

– Ты же сам говорил, разброс времени и все прочее. Может, мы совсем в другом месте земли очутимся от нее. Как тут искать?

– И все равно, хоть небольшой шанс, да есть. Или ты можешь что-то лучше предложить?

Вадька задумчиво засопел.

– Нет, не получится, – наконец сказал он.

– Почему?

– А мы сюда вернуться все равно не сможем.

– Это почему? Ведь ты говорил, что машина настраивается на точку отправления, и если нажать на ту кнопку, то она возвращается в исходный пункт.

– Но ведь исходный пункт – лаборатория!

– А перестроить на это место нельзя?

– Конечно, можно.

– Так настрой.

Вадька не стронулся с места.

– Чего ты? – нетерпеливо спросил Павел.

– Но ведь тогда я не смогу точно и в свое время попасть домой, – негромко и как-то виновато сказал парнишка.

– У, черт, – от отчаяния Павел вновь сел на землю, обхватив голову руками, – но не можем же мы оставить ее там одну, без помощи.

Он сидел так, не замечая ни ночной прохлады, ни комаров, облепивших его обнаженный торс. Сидел и отчаянно пытался придумать выход из этой ситуации. Погруженный в свои мысли, он даже вздрогнул, когда подошел Вадька и положил ему руку на плечо.

– Вставай, я перенастроил кресло.

До Павла не сразу дошел смысл сказанного.

– Перенастроил? – переспросил он.

Вадька молча кивнул.

Поняв, что произошло, Павел вскочил, схватил паренька за плечи и взглянул ему прямо в глаза.

– А ты-то, ты-то как? Обратно-то? Может, еще чего-нибудь придумали бы?

– Семь бед – один ответ, – безнадежно махнул рукой тот и отвернулся, пытаясь скрыть навернувшиеся на глаза непрошеные слезинки. – Я-то все равно домой смогу вернуться. Может, не в лабораторию и не совсем в свой год, но все равно к себе. Хоть и накажут меня крепко, может, и брату из-за меня достанется, но все равно поймут. А тебе же тут никто не поверит, да и девчонку жалко.

– Ну ты молоток! – радостно сказал Павел. – Спасибо. – Он протянул пареньку руку, и они обменялись крепким рукопожатием.

– Так что, поехали? – смутившись, спросил Вадька.

Павел сходил к кустам, высвободил свою куртку и натянул ее на плечи.

– Ты знаешь, – сказал он, вернувшись к креслу, – только вместе нам ехать никак нельзя. Я один должен.

– Так мы не договаривались, – покачал головой Вадька и добавил: – Если уж один, так я поеду, а ты – нет.

– Да ты пойми, – загорячился Павел, – нам сейчас как можно меньше глупостей наделать надо, а то совсем запутаемся и все потеряемся.

– Вот поэтому я и поеду, – решил Вадька, – ведь я же лучше машину знаю.

– Машину-то, конечно, лучше, – согласился Павел, – а Дашу? Ведь ты ее как следует и в лицо-то не запомнил. Это во-первых. Во-вторых, я все ее привычки знаю, а ты совсем из другого времени, даже если она оставит какой-либо знак, ты его можешь даже и не заметить. Ведь для тебя что семнадцатый, что двадцатый век – явление прошлое, так что мне-то легче будет ее след отыскать.

С этими доводами Вадик был вынужден согласиться.

– Но почему не вместе? – все же спросил он. – Ведь здесь от меня никакого толка не будет, а там я чем-нибудь помог бы.

– Ты только не обижайся, – Павел положил руку на Вадькино плечо, – я не знаю, как у вас там, в будущем, делается техника, а вот нашу – знаю. Так у нас во многих механизмах предусмотрена так называемая защита «от дурака». Может, ты слышал, это для того делается, чтобы кто-то незнающий не мог по своей глупости вывести технику из строя. Мне кажется, и у вас должно быть предусмотрено что-то такое на непредвиденный случай, и в этой машине тоже. Может быть, она след какой-то оставляет. А может, в лаборатории где-то фиксируется, куда она уехала. Может такое быть?

Вадька кивнул.

– Я даже помню, – сказал он, – что брат уезжал на выручку к какому-то своему коллеге-историку, который был в прошлом на своей машине времени. Только как это делается, как он его искал, я не знаю. – И он печально вздохнул.


– Вот видишь. Представь, что тебя начнут разыскивать, прилетят сюда…

– Приедут, – поправил Вадька.

– Ну, приедут, а ты уже по другим векам путешествуешь. Даже если я останусь, они меня не знают, ведь им нужен только ты, только тебя они знают, только с тобой они пойдут на контакт. А тогда вместе вы сможете помочь и мне, и Даше, если что случится. Вот это и есть в-третьих, почему ты должен оставаться здесь.

С этими доводами трудно было спорить, и Вадька лишь согласно кивнул. Грустным взглядом он оглядел окружающие их кусты, поежился от ночной прохлады и еще раз печально вздохнул.

– А вот это уже в-четвертых, – улыбнулся Павел, поняв его невеселые мысли, – если мы с Дашей исчезнем отсюда даже на два дня, не сказав никому ни слова, бабуля не только весь город, всю страну на ноги поднимет. Шуму тогда не оберешься. Поэтому ночевать тебе здесь ни к чему. Пойдешь ко мне домой и будешь перед бабулей «держать оборону».

– Да она меня на порог не пустит, что я ей скажу-то?

– Это ты зря, бабуля у меня – свой парень. Только что бы ей получше сочинить-то? – Он немного задумался. – Во! Скажешь, что мы с Дашей встретили дядю Петю, и он уговорил нас поехать с ним на дачу, на рыбалку, денька на два. А домой заскочить не успели, так как опоздали бы на электричку.

– Куда вы делись – понятно, а откуда я взялся?

– Ты? – Павел почесал затылок. – Скажешь, что приехал к родственникам на недельку, а их дома никого не оказалось, куда-то уехали. Вот ты и гулял по берегу, встретил нас, мы тебе дали свой адрес, чтобы ты переночевал да пожил денек-другой, пока родственники не вернутся. Годится?

– Вроде ничего.

– Только говори уверенно, а то бабуля тебя враз расколет. Она у меня почище Штирлица.

– Кого?

– Да это разведчик был такой в кино.

– А-а, – так ничего и не поняв, протянул Вадька.

– В общем, запоминай адрес: улица Декабристов, дом шесть, квартира пятьдесят один. А бабулю зовут баба Надя. Запомнишь?

– Баба Надя, улица Декабристов, дом шесть, квартира пятьдесят один.

– Точно! Пойдешь прямо по этой тропинке к городу, выйдешь на набережную, во второй переулок направо свернешь, дойдешь до старой пожарной каланчи, еще один квартал вниз, и будет тебе улица Декабристов, а там по номерам сориентируешься. А теперь давай еще раз подробнее объясни мне, как эта машина работает.

Павел уселся в кресло и внимательно выслушал объяснения Вадика.

– Хорошо, что я хоть последний рычаг на «З» поставил, – заметил тот, а то улетела бы она вместе с креслом, и еще неизвестно, смогла бы когда-нибудь вернуться.

– А может, оно и лучше было бы, – не согласился Павел, – она сообразительная. Ну что ж, – закончил он, – давай еще раз все проверим и попрощаемся.

Ребята склонились над пультом, на нем было набрано: +, 1, 3, 8, 0, «П». Хотя в душе Павел не верил, что Даша могла забраться так далеко, начать он решил все же с четырнадцатого века. Времени, как он считал, должно было хватить, поэтому решил «прочесать» за два дня семь веков.

– Днем я буду где-нибудь здесь сидеть, на всякий случай, – сказал Вадька уже держащему руку на красной кнопке Павлу.

– Возьми удочку, порыбачишь, – ответил тот и, поставив магнитофон на колени, решительно нажал кнопку. Кресло вместе с Павлом исчезло…





Глава 2. В стане князя Дмитрия




Переправившись через Дон, Дмитрий Иванович повернул коня вдоль берега. Опытный взгляд тридцатилетнего полководца и в густоте туманной ночи замечал овраги и холмы, ложбины и заросли кустов. Он отмечал каждую мелочь, которая могла пригодиться в завтрашнем бою.

Тактика уже давно была продумана князем Дмитрием. Войска он решил расположить традиционно. Впереди – большой полк, он и примет на себя основной и самый жестокий удар врага. За ним – сторожевой, который в ходе боя выдвинется вперед. Левый и правый фланговые. Но приготовил он Мамаю и сюрприз. Зеленую дубраву, о которой рассказывали сторожа, он углядел из-за Дона еще с вечера и решил расположить там засадный полк под началом Владимира Андреевича и Боброка Волынского. В случае необходимости засадный полк, расположенный левее и глубже полка левого фланга, должен был решить исход боя. Поэтому князь даже укрепил правый фланг за счет левого. Мамай об этом догадаться не должен.

И все же князь прекрасно понимал, что, несмотря ни на какие тактические хитрости, успех битвы решит мужество и стойкость воинов. Поэтому внимательно вглядывался в лица преодолевших Дон русских богатырей. Пусть сопутствует им удача!

– Осади! Осади коня, леший! И поперед батьки в пекло не лезь!

Князь вновь увидел уже переправившегося через реку Климента Поленина, выговаривающего Прошке. Конь последнего, чувствуя нетерпение седока, готов был, не разбирая дороги, скакать вперед. Но Климент строго следил за дисциплиной в своей сторожевой десятке и неторопливо, уверенно вел ее к дубраве, куда подтягивался весь засадный полк.

«Обязательно к ним заскочить надо будет», – отметил про себя князь. Он, как никто другой, понимал, что задача, стоявшая перед засадой, ох как непроста. Видеть, как льется кровь твоих братьев, и не сметь раньше времени помочь им… Есть ли большая мука для русского воина? Но обнаружить себя до сроку – значит позволить Мамаю разгадать хитрость славян. Выдержка и терпение – вот главное оружие. И хотя шансов остаться в живых здесь было больше, вряд ли кто по своей воле захотел бы с ними поменяться.

Повернув коня, Дмитрий Иванович поскакал к центру дружины. Здесь у пылающих костров уже расположились воины большого полка. Именно им отражать первый, самый жестокий удар монголо-татар. Им платить самую кровавую дань богу войны. По-разному вели себя воины в преддверии битвы. У одних костров то и дело раздавался веселый смех, при приближении князя все дружно его приветствовали, приглашая к себе. У других была сосредоточенная тишина, воины были заняты проверкой снаряжения или же просто сидели, погруженные в свои думы. Здесь, завидев Дмитрия Ивановича, лишь приветливо кивали, смягчая улыбкой суровые лица. Иные возносили молитву Господу, другие подремывали, экономя силы перед боем. И казалось, нет края у костров, разведенных русичами на своей земле, на правом берегу Дона…

В дубраве коротали ночь воины десятки Клима Поленина. Лишь один Прошка не мог сомкнуть глаз, мысленно находясь уже в завтрашней битве. Пробегал иногда внутри у парня холодок боязни: не оплошать бы, не осрамить отца погибшего. Предрассветную тишину нарушало лишь легкое потрескивание костра, редкое ржание лошадей да доносимый со стороны чей-то далекий разговор.

Вдруг где-то за спиной у Прошки раздался короткий пронзительный свист, а затем негромкий, но ясно различимый хруст валежника. Будто от тяжелого мешка, сброшенного на землю. Прошка вскочил и подбежал к своему заволновавшемуся коню. Проснулись и остальные. Они недоуменно переглядывались, уж не со сна ли прислышался им этот свист.

Как бы отвечая на их вопрос, Прошка молча указал вглубь дубравы, туда, откуда, по его мнению, и раздался непонятный звук. Так же молча поднялся от костра Григорий Судак и осторожно направился в указанную сторону. Прошка пошел за ним следом, тихо ступая по траве. Остальных жестом остановил Поленин, и они присели у костра, внимательно глядя в направлении ушедших соратников…