Впусти меня

– Хорошо.

– Мама рассказала мне про ту историю с Йонни. Нехорошо вышло.

– Да уж, не очень.

– Она говорит, у него сотрясение мозга.

– Ага. Его тошнило.

– Да, так часто бывает. Харри… ну, ты его помнишь… ему как-то грузилом по голове засветили… так он потом лежал и блевал, что твой теленок.

– Ну и че, выздоровел?

– Да вроде… правда, он прошлой весной помер. Но с тем случаем это не связано. Нет, в тот раз он довольно быстро пришел в себя.

– Это хорошо.

– Будем надеяться, что и этот очухается.

– Ага.

По радио продолжали перечислять морские районы: Боттенвикен и прочие. Оскар пару раз сидел в гостях у папы с атласом и следил пальцем за маяками, которые упоминали по радио. Когда-то он их даже знал наизусть по порядку, но сейчас уже забыл. Отец прокашлялся.

– Слушай, мы тут с мамой поговорили… Может, приедешь ко мне на выходные?

– Мм…

– Заодно поговорим про это… ну и про все остальное.

– Прям на эти выходные?

– Ну да. Если, конечно, хочешь.

– Да, но у меня вообще-то… А что, если я приеду в субботу?

– Или в пятницу вечером.

– Не, лучше в субботу. В субботу утром.

– Ладно, договорились. Я тогда вытащу утку из морозилки.

Оскар поднес губы к самой трубке и прошептал:

– Только без дроби!

Папа рассмеялся.

Прошлой осенью, когда Оскар навещал отца, он сломал зуб о кусок свинца, застрявший в тушке птицы. Маме они сказали, что это был камушек в картошке. Оскар обожал морскую дичь, но мама считала, что убивать беззащитных птичек – это «невероятная жестокость». Расскажи они, что он сломал зуб об орудие убийства, она могла навсегда запретить подобную еду.

– Специально проверю, – ответил папа.

– Как мопед, на ходу?

– Да. А что?

– Так, просто вспомнилось.

– Ясно. Ну, вообще-то здесь как раз снегу навалило, можем прокатиться.

– Хорошо.

– Ладно, до субботы. Ты на десятичасовом приедешь?

– Да.

– Я тебя тогда встречу. На мопеде. Машина чего-то барахлит.

– Ага. Хорошо. Маму дать?

– Да нет… Расскажи ей, как мы договорились.

– Мм. Ладно, пока.


– Пока!

Оскар положил трубку. Немного посидел, представляя себе, как все будет. Значит, они поедут кататься на мопеде. Это здорово. Оскар надевал короткие лыжи, к мопеду привязывалась веревка с деревянной палкой на конце. Оскар брался за нее обеими руками, после чего они гоняли по деревне, как мастера спорта по водным лыжам. А потом утка с рябиновым желе. И всего один вечер без Эли.

Он зашел к себе, сложил в сумку спортивную форму и нож – возвращаться домой до встречи с Эли он не собирался. У него был план. Когда он уже стоял в коридоре, застегивая куртку, из кухни вышла мама, вытирая перепачканные мукой руки о передник.

– Ну? И что он сказал?

– Я к нему поеду в субботу.

– Так. А про эту историю что-нибудь сказал?

– Мам, мне пора на тренировку.

– Что, совсем ничего?

– Да сказал, сказал, мам, мне пора идти!

– Куда?

– В бассейн.

– В какой еще бассейн?

– Ну в наш, возле школы. Тот, что поменьше.

– И что ты там будешь делать?

– У меня тренировка. Я буду в половине девятого. Или в девять. Я потом с Юханом встречаюсь.

У мамы был расстроенный вид. Не зная, куда деть свои мучные руки, она засунула их в большой карман на переднике.

– А-а-а. Ну ладно. Только смотри осторожнее. Не поскользнись там в бассейне или еще что. Шапка с собой?

– Да, да!

– Вот и надень, хотя бы после бассейна – на улице мороз. А то выскочишь с мокрой головой и…

Оскар шагнул к ней, быстро поцеловал в щеку, бросил: «Пока!» – и вышел. Оказавшись на улице, он покосился на свои окна. Мама стояла там, все еще держа руки в кармане передника. Оскар помахал. Мама медленно подняла руку и помахала в ответ.

Он плакал всю дорогу на тренировку.





* * *


Вся компания собралась на лестничной площадке у квартиры Гёсты. Виржиния с Лакке, Морган, Ларри, Карлссон. Никто не решался нажать на кнопку звонка, поскольку именно позвонившему пришлось бы излагать суть дела. Еще с лестницы они ощущали слабый запах, насквозь пропитавший Гёсту. Запах мочи. Морган пихнул Карлссона в бок и что-то пробормотал. Карлссон приподнял шерстяные наушники, которые носил вместо шапки, и переспросил:

– Что?

– Говорю, может, снимешь уже? Выглядишь как идиот.

– Ну, это ты так считаешь.

Он все же снял наушники, запихнул их в карман пальто и сказал:

– Ларри, давай. Это ж ты увидел.

Ларри вздохнул и позвонил в дверь. Из-за двери раздалось злобное мяуканье, а затем мягкий шлепок, будто что-то упало на пол. Ларри прокашлялся. Все это ему не нравилось. Он чувствовал себя как последний легавый с целой делегацией за спиной, не хватало только пистолетов. Из квартиры послышались шаркающие шаги, затем голос: «Как ты, милая?»

Дверь открылась. Из квартиры пахнуло мочой, и Ларри задержал дыхание. Гёста стоял в дверях, одетый в поношенную рубашку и жилетку с бабочкой. Бело-рыжий полосатый кот свернулся клубком у него на руках.

– Да?

– Здорово, Гёста, как жизнь?

Гёста моргал, обводя их взглядом. Он явно уже хорошенько выпил.

– Да ничего.

– Мы тут это… поговорить пришли… Слыхал, что случилось?