Врата Войны. Трилогия

— Ты это, майор, — с сомнением сказал тот, — хоть автомат с собой возьми и кого-нито из своих архаровцев, а то, неровен час, твой пистолет против их винтовок будет просто плюнуть и растереть.

— Так я же с ними не воевать собрался, — как маленькому объяснил я Михалычу, — я же все-таки участковый уполномоченный, а не какой-нибудь армейский майор… Мое дело — задерживать преступников и поддерживать порядок.

— Дурак ты, майор, прости господи, хоть и большой вырос, — со вздохом ответил дед, — ну чисто как хохол — пока не помацаешь, не поверишь. Немцы же, тебе говорят, там, которые фашисты! С ними только воевать, по-другому никак.

Михалыч меня уболтал и, несмотря на все мое неверие в «фашистов», я приказал помощнику участкового сержанту Васе достать из оружейного ящика две «ксюхи» и подсумки с магазинами, после чего присоединяться к нашей честной компании. Сержант Вася у нас ну просто красавчик с плаката. Представьте себе — парень два метра ростом и спортивной фигурой, да и лицом из себя недурен, натуральный блондин, кровь с молоком — так что весь женский пол в округе, как и заезжие туристки, от него просто млеют и тают. Но самое главное его свойство — это широкие плечи, здоровенные кулаки и добрый взгляд голубых глаз, из-за чего даже завзятые бузотеры в Васином присутствии соглашаются жить дружно. На хозяйстве остался второй мой помощник сержант Сергей и делопроизводительница Анюта, которым я приказал паники пока не поднимать, никуда не звонить и никому ничего не сообщать. Мол, мы сначала сами во всем разберемся и внесем ясность.

Короче, так втроем и поехали. Я сел за руль, Михалыч, как проводник, на пассажирское место, а Вася вместе с автоматами и прочей снарягой разместился на заднем сиденье. Навьючивать все это на себя, чтобы походить на ряженых, не хотелось. Хотя у меня в прошлом, в молодые годы, были командировки на Кавказ, да и Вася во время своей срочной службы тоже не генеральские дачи строил. Опыт, как говорится, не пропьешь, хотя в изложенных Михалычем немцев-фашистов нам откровенно не верилось. Если бы верилось, то я бы не стал так подставляться и повел бы себя совершенно по-иному…

Все эти наши разговоры в пользу бедных, конечно, отняли много времени, так что выехали мы только около десяти часов. Ехать нам предстояло километра четыре — то есть, с учетом плохой видимости, дождя и скользкой дороги, на дорогу предполагалось потратить не больше пятнадцати минут. Еще с дороги Унеча-Сураж, при подъезде к повороту на Кучму, с левой стороны, через хмарь и морось стали прорисовываться контуры лежащего прямо на земле огромного черного облака, похожего на застывший в воздухе дым от горящих покрышек. Очень странное, скажу я вам, облако — я даже и не знал, что сказать. Никогда не видал подобного. Однако недоброе предчувствие уже закралось в мое сердце, и я молча вглядывался в странное явление, пытаясь понять, что же это может быть.

Сержант Вася, напротив, коротко, но емко выразился несколькими чисто русскими непечатными выражениями, а потом сказал, что если Михалыч не соврал нам в своем рассказе, то эта штука должна быть ничем иным, как межвременным порталом, через который к нам сюда лезут немцы из времен Великой Отечественной. Вася у нас фантазер — то есть любитель фантастики — запоем читает разные книжки про то, как наши парни попадают на ту войну и лихо крошат разных фашистов. «Эх, товарищ майор, хочу туда, на войну, сражаться за Родину, а не разбирать подробности пьяной драки на школьной дискотеке» — говорил он мне во времена приступов душевной откровенности. Вот, блин, еще один опоздавший родиться человек. А мне и в своем времени неплохо — главное, как следует делать свое дело, и Родина тебя не забудет.

Повернув с главной дороги в сторону Кучмы, мы проехали еще метров восемьсот. И тут нас обстреляли из пулемета. Это было так неожиданно, что мы все оторопели. Впереди в серой дождевой мути, багровой бабочкой трепетало дульное пламя, очередь грозно выговаривала «та-та-та» — и все это выглядело чудовищно нереалистичным здесь, на мирной земле Брянщины… Из моего рта непроизвольно плотным потоком вырвались самые грязные ругательства. Да что же это за чертовщина такая?

Огонь велся прицельно с дистанции метров в триста. Поэтому прежде чем я успел что-то сделать, несколько пуль ударило в капот, лобовое стекло — пробитое в нескольких местах, оно брызнуло осколками; а позади меня охнул и выматерился сержант Вася — очевидно, его зацепила одна из этих пуль. Например, та, что свистнула совсем рядом с моим ухом. Полицейский Форд «Фокус» — это все-таки не бронетранспортер. Тело само вспомнило опыт прошлых кавказских командировок — руки до упора вывернули руль, а нога до предела вдавила педаль газа — и Форд, визжа шинами по мокрому асфальту, заложил крутой полицейский разворот с заносом, после чего на полном газу принялся уносить наши задницы из этого опасного места.

Кто бы там ни был — немцы-фашисты или кто-нибудь еще, вроде залетных правосеков, — но эти гады сразу открыли огонь на поражение, даже не попытавшись вступить в переговоры, а потом еще и пытались стрелять нам вдогон. Но к тому времени как пулеметчик дал вторую очередь, мы уже скрылись за поворотом обсаженной деревьями дороги. Я подумал, что Михалыч, пожалуй, не спроста так беспокоился, и что мне надо обязательно перед ним извиниться и поблагодарить за бдительность… Но это потом, когда мы выберемся туда, где нас не достанет этот гребанный, неизвестно откуда взявшийся, пулеметчик, а пока же у меня есть более насущные заботы. Из-за разбитого несколькими пулями, помутневшего от мелких трещин стекла мне ни хрена не видать дорогу. Втянув кулак в рукав куртки, я, одной рукой держа руль, привстал на сиденье и несколько раз ударил по лобовому стеклу, отчего оно, выпав наружу, рассыпалось мелкими кубиками. Видимость сразу улучшилась, но вместе с тем в салон ворвался холодный сырой ветер пополам с каплями дождя. «Ипическая сила, — подумал я, отворачивая от ветра лицо и отплевываясь от бьющей в лицо рот и нос дождевой воды, — в такую погоду без лобового стекла можно ездить только в акваланге».

Кроме разбитого лобового стекла, у нас еще был пробит радиатор, продырявлены оба передних ската, которые держались только на автоподкачке, зеркало заднего вида показывало только муть трещин на заднем стекле. Скорее всего, имелись и другие повреждения. От пулеметчика, цирроз ему в печенку, мы ушли, но из-за полученных повреждений, проехав еще пару километров, мой «Форд» наверняка встанет. При этом в первую очередь (благо рация и телефоны уцелели), требовалось доложить начальству обо всем произошедшем. Но как о таком докладывать?! Если я начну излагать события в том же стиле, в каком Михалыч рассказывал мне о «напавших немцах», то меня также сочтут сумасшедшим, или, в лучшем случае, пьяным.

Нет, мы пойдем другим путем. Доложим о появлении в районе крупной банды неизвестного происхождения с пулеметами и бронетехникой. Пусть вызывают сюда Росгвардию и армейцев, и те уже пусть сами воюют, а потом разбираются по останкам, кто это к нам прилез. Кстати, погони позади нет, мотор пока тянет, так что пришло время извиниться перед Михалычем за проявленное недоверие…

— Эй, Михалыч, — сказал я, — ты меня прости, если что, за то, что не поверил тебе. Кто же знал, что так получится?

Но Михалыч молчал. Повернув голову, я увидел, что ему мои извинения были уже ни к чему. Если просвистевшая у меня над ухом пуля попала сержанту Васе в плечо, то другой пулей дед был убит наповал, прямо в грудь. Вот же черт! Да, жаль старика. Это же надо — прожить такую длинную жизнь, пережить в детстве войну, дождаться второго пришествия фашистов, и в самом его начале погибнуть от их руки. Так фашисты это или нет? Неужели прав Вася — и эти гады явились сюда из Великой Отечественной? Эх, Михалыч, Михалыч, а я-то думал, ты в рассудке повредился… Теперь почти уверен, что это и вправду фашисты.

«Форд» с перегревшимся из-за пробитого радиатора мотором встал намертво как раз у поворота на Красновичи. Вася сам выбрался из машины, и я перевязал ему плечо индивидуальным пакетом из машинной аптечки. Санитарную сумку мы, болваны, с собой не взяли, да и кто же мог знать, что все так обернется. И вот тут, на отходняке от стресса, меня затрясло по-настоящему. Откуда же эти долбанные твари с пулеметами, или что у них там еще есть, взялись на наши несчастные головы? Живешь тут, живешь, тащишь службу по закону как положено, без единого замечания или чрезвычайного происшествия, и тут на — пулемет на твою голову, чтобы он был неладен!

Начальству уже было доложено, что мы с сержантом Васей ехали проверять заявление местного жителя о подозрительных чужаках, и на подъезде к хутору Кучма нарвались на неизвестную банду. В качестве доказательств, я даже скинул полковнику через «телеграмм» несколько фоток своей раскуроченной пулеметной очередью машины, раненого сержанта Васи и сидящего на переднем сиденье трупа местного жителя Константина Михайловича Тягунца, 1933 года рождения, русского и беспартийного. Пусть знают, как мы тут воюем. После получения фотографий полковник сразу стал любезен, отечески сказал: «ну вы там держитесь, помощь скоро будет», после чего отключился, видимо, для того, чтобы начать вертеть бюрократические шестеренки. В ожидании вторжения банд с украинской территории нас давно готовили к чему-то подобному, и поэтому особого удивления начальство не выказало.

— Вот, Вася, — сказал я, отключившись от связи, своему морщащемуся от боли помощнику-сержанту, — хотел на войну, распишись и получи. Не знаю, кто это там был, действительно немцы-фашисты, или банда правосеков, как я доложил начальству, но только убивают они по-настоящему — вот можешь спросить у Михалыча, он тебе расскажет. А пока сиди тут и жди обещанной начальством помощи, потому что двумя «ксюхами» мы с тобой много не навоюем.

Первой помощью от товарища полковника, прибывшей к нам из Унечи через полчаса после доклада начальству, были два экипажа ДПС. Увидев мою искореженную тачку, раненого Васю и убитого наповал Михалыча, ДПСники на некоторое время выпали в осадок, но достаточно быстро взяли себя в руки. Что они, трупов не видели? Между прочим, за год на дорогах страны гибнет примерно столько же народу, как во время той войны в крупной наступательной операции. На одной машине я отправил раненого Васю в районную больницу, а другой экипаж остался дежурить вместе со мной на дороге у поворота на Красновичи. Несмотря ни на что, требовалось продолжать наблюдать за развитием ситуации и обо всем докладывать начальству. Банда неизвестной численности — она и есть банда, тем более что на вооружении у бандитов имеется как минимум один пулемет.

За это время дождь стих, туманная дымка рассеялась, видимость улучшилась, и черное облако хорошо стало видно даже с того места, где мы сейчас находились. А ведь утром, когда я ехал на службу, там ни черта невозможно было разглядеть, кроме тумана и пелены дождя.

То, что это странное черное облако приобрело хорошую видимость, это только полбеды, хуже было то, что возле него даже невооруженным глазом наблюдалось очень нездоровое шевеление. У ДПСников имелся при себе полевой бинокль, и в него хорошо было видно, как из черного тумана выезжают большие грузовики, останавливаются, и с них спрыгивают на землю солдаты в серых шинелях и характерных касках. Мысли, которыми я тешил себя еще час назад, показались мне до невозможности смешными. Реконструкторы, значит, мля. Ипическая ты сила — да этих козлов там, наверное, не меньше полка… Очевидно, что не только мы видели их, но и они нас, потому что солдаты в серых шинелях довольно споро отцепили от грузовиков несколько небольших, буквально игрушечных, пушечек и без лишней суеты развернули их в нашу сторону.

Не прошло и пары минут, как одна из пушечек сделала первый выстрел, снаряд которого разорвался по ту сторону от дороги. Ну ни хрена себе рокамболь! Только этого нам и не хватало. Действительно, война пошла не по-детски и правосеками тут и не пахнет. Еще один снаряд взорвался с недолетом — и старший ДПСник сказал, что я как хочу, а он не будет стоять и ждать, пока нас тут накроют. Прошлось резво прыгать в его машину, которая тут же сдала назад. И вовремя. Следующие снаряды начали рваться на шоссе, но мы к тому времени уже ушли туда, где дорога проходила через лесной массив и артиллеристы врага потеряли нас из вида. А вот моему «Форду» досталось еще раз — прямым попаданием фугасного снаряда — после чего он превратился в изуродованную груду металлолома. Там же, среди обломков, осталось и тело погибшего старика Михалыча.

После этого у меня не осталось никаких сомнений в том, что ситуация сложилась самая чрезвычайная, и я позвонил руководителю Красновичской администрации, господину Приходько, и объявил ему, что Красновичи необходимо немедленно эвакуировать. В ближайшие часы, когда наши доблестные армейцы пинками начнут загонять этих мразей обратно — туда, откуда они и пришли — эта местность превратится в поле ожесточенного боя, и потенциальные заложники при этом будут только мешать. При этом я сказал этому Приходько, что дорога Унеча-Сураж простреливается бандитами, и в ближайшее время может быть ими оседлана, поэтому эвакуацию необходимо проводить в обход по старой просеке через Воробьевку, и в первую очередь пусть выводит на просеку школьников, благо они сейчас на занятиях.

Тем более что в Красновичах звуки артиллерийской стрельбы слышны были очень хорошо, и Приходько сам должен был понимать, что эта эвакуация — не учения МЧС. Кроме того, эта канонада хорошо слышна в Унече, и, возможно, в расположенной немного дальше деревне Займище, где уже год находился недавно сформированный мотострелковый полк. Одним словом, кто бы ни влез к нам через эту дыру, он сам сделал все возможное, чтобы на него как можно скорее было обращено самое пристальное внимание со стороны самого серьезного начальства.

19 августа 1941 года. 18:45. Брянская область, Унечский район, проселочная автодорога местного значения Унеча — Сураж, окрестности поселка Красновичи.

Лейтенант вермахта Карл Рикерт

Генерал Вальтер Модель со своим штабом подкатил как раз тогда, когда праздник на «той стороне» был в самом разгаре. Я как раз докладывал ему обстановку на вверенном мне участке, когда с той стороны поступило крайне невнятное сообщение обергефрайтера Кречмера, чей Ганомаг гауптман Зоммер оставил возле конца телефонной линии. То ли наших парней обстреляла местная полиция, то ли они сами ее обстреляли. С позиции, на которой стоял Ганомаг, этого было не разобрать, слишком далеко. Но командир нашей дивизии, разгоряченный успехами двух последних месяцев, посчитал, что русские на той стороне этой дыры такие же слабаки, как и на этой — и, не дожидаясь доклада от Зоммера, приказал подошедшему 394-му стрелковому полку оберстлейтенанта Венцеля перейти на ту сторону и занять оборону вокруг пункта перехода, взяв под контроль окрестности. Солдатам было велено надеть шинели и быть готовыми ко всяким неожиданностям. При этом генерал не принял во внимание сообщение местного жителя о том, что большевизм в той России давно пал, и теперь там обычный для европейских стран республиканский строй, с президентом и парламентом. С его точки зрения, это обстоятельство не имело никакого значения.

«В конце концов, лейтенант, — с нервной усмешкой заявил он мне, — в Польше, Дании, Норвегии, Греции, Югославии и Франции тоже не было никаких большевиков, а мы их завоевали; как нет большевиков и в Британии, с которой мы продолжаем воевать по сей день. В этом подлунном мире, мой мальчик, нет никаких истинных законов, кроме права сильных людей убивать любых встреченных ими слабаков и забирать себе их земли, имущество и женщин».

В ответ я только промолчал, хотя мог бы сказать, что, по словам господина Тимофейцева, русские на той стороне совсем не являются слабаками, скорее наоборот. Правда, его слова пока не нашли, так сказать, практического подтверждения, но если он окажется прав, то это мы окажемся слабаками, и именно нас будут убивать; но генерал пока не хочет этого понимать. Мол, сначала надо ввязаться в сражение, а там посмотрим. Этот умник унтер-офицер Шульц рассказывал, что точно также вел себя Наполеон, пока не ввязался в поход на Москву, который и стал началом его конца. Конечно, корсиканский бандит, заделавшийся императором, и его разношерстная армия, собранная по всем борделям Европы, не идут ни в какое сравнение с гением великого фюрера и непобедимым германским вермахтом, но все-таки после этого происшествия в голову ко мне постоянно закрадывается какое-то непонятное беспокойство. Это же настоящее безумие — без всякой разведки, всего одним пехотным полком вторгаться на территорию страны, о которой мы пока ничего не знаем. Но у генерала от успехов, видимо, кружится голова, и он совсем не осознает того риска, который влечет за собой его решение направить на ту сторону целый мотопехотный полк.

Тогда же и там же.

Командир 3-й танковой дивизии генерал-лейтенант Вальтер Модель

Эти тупоголовые бараны никак не могли понять, что вот такой вот туннель в будущее, внезапно образовавшийся на пути нашей победоносной 3-й танковой дивизии вермахта, сам по себе являлся величайшей угрозой для нашей так блестяще развертывающейся операции по сокрушению и окружению большевистского Юго-Западного фронта. Оттеснив большевистские войска на восток на центральном московском направлении, мы тем самым создали разрыв их фронта на нашем правом фланге шириной в двадцать километров, в который после приказа фюрера стальным потоком устремились панцеры нашей второй танковой группы под командованием доблестного Быстроходного Гейнца*. Это же так замечательно — полоса в двадцать километров по фронту, на протяжении которой нет ни одного большевистского солдата, или, по крайней мере, отсутствуют организованные части и соединения.

Примечание авторов: * немецкое армейское прозвище генерала Гудериана.

И вот тут, на самом разбеге, когда мы только настроились остановиться на промежуточном рубеже и подождать приотставшую пехоту, на нашем пути возникает эта соединяющая времена облачная штука, которая может грозить нам неведомыми бедами. А ведь она и в самом деле нам грозит, потому что разведка смогла выяснить, что там, на той стороне этого облака, тоже Россия, только примерно на восемьдесят лет позже. Если мы решим, как и планировали, уходить дальше на юг, то оставим это облако в глубоком тылу, и рано или поздно через него тамошние русские нанесут нам внезапный удар по самому уязвимому месту, то есть по складам и штабам. Или если мы никуда не уйдем, а окружим эту дыру войсками — сперва моторизованными, а потом и пехотными — после чего будем ждать неведомо чего, то тогда сорвется блестящая операция по окружению сразу нескольких большевистских армий, которые из-за этой задержки получат свободу действий и смогут избежать расставленной ловушки.

По этим причинам я и двинул в туннель 394-й пехотный полк. Во-первых, он должен был обеспечить безопасность действующих там наших разведчиков, собирающих критически важную для Рейха информацию, а во-вторых — создал бы на той стороне этого облака круговую полевую оборону по типу предмостного укрепления. Если действовать по уму, то для того, чтобы создать на том конце устойчивые оборонительные рубежи, туда, в будущее, следовало бы отправить всю мою дивизию, или даже весь наш 24-й моторизованный корпус. При значительном численном превосходстве даже недисциплинированные и плохо обученные солдаты большевиков могут представлять собой серьезную проблему. Но я боюсь, что пока в высоких штабах осознают уровень угрозы и отдадут соответствующие приказы, то время будет уже безвозвратно упущено и нам придется сражаться уже не по ту, а по эту сторону этого странного облака. По счастью, и командир нашего моторизованного корпуса фон Швеппенбург, и сам Быстроходный Гейнц должны прибыть сюда всего через полтора-два часа, так как и штаб корпуса, и штаб танковой группы продвигаются вслед за нашей дивизией по той же дороге, единственной в этих забытых Богом русских краях.

А пока нам необходимо получить с той стороны как можно больше информации. Поэтому вслед за мотопехотным полком я направил в это облако мотоциклетный батальон, до этого момента находящийся в резерве при штабе дивизии, и приказал провести с той стороны тщательную разведку окрестностей этого странного образования. Вряд ли в этом глухом, внутреннем углу России, далеком от всех границ*, в мирное время имеются хоть сколь-нибудь значимые воинские гарнизоны. При этом, отдавая распоряжения командиру мотоциклетного батальона, я не дал ему никаких особых указаний по обращению с местным населением, только предупредил, что на той стороне очень холодно и идет дождь. Поэтому действовать в ходе той разведки мотоциклистам предстояло в соответствии с уже сложившимися в этом отношении практиками и приказами верховного командования по обращению с представителями неполноценных рас и народов, в том числе и распоряжения самого фюрера, которые я всемерно одобряю и поддерживаю.

Примечание авторов: * Модель просто пока еще не проинформирован о событиях 1991 года. Для него Россия — это вся территория бывшего СССР.

20 апреля 2018 года 10:25. Брянская область, Унечский район, окрестности поселка Красновичи.


майор полиции Антон Васильевич Агапов.

Пока господин Приходько чесался и раскачивался, думая, начинать ему эвакуацию Красновичей, или все обойдется, из черного облака начали появляться новые персонажи, передвигающиеся на мотоциклах с колясками и без таковых. Сначала водители и седоки тяжело толкали свои мотоциклы по раскисшей земле до дороги, потом, собравшись кучей, завели моторы и с тарахтеньем покатили в сторону трассы Сураж-Унеча.

А им навстречу, на трассу, а не по просеке, вместе с учителями колонной выходили эвакуируемые детишки из красновичской средней школы. Вот ведь сукин сын Приходько — сказано же ему было, что эвакуация через просеку, а он, наверное, решил, что мы его пугаем и специально взрываем петарды, чтобы было похоже на настоящую войну. Вероятно, он рассуждал таким образом — на просеке сейчас холодно и сыро, кое-где даже наверняка лежит снег; девочки в туфельках и мальчики в ботиночках обязательно промочат там ноги. А по асфальтированной Октябрьской улице очень легко можно выйти на трассу, и через полтора часа быть уже в Унече — это если эвакуацию не отменят в самом начале.

Мотоциклисты в серых шинелях, увидев идущих бесформенной колонной детей, даже прибавили ходу, стремясь поскорее настигнуть и растерзать свою добычу. Эти мерзавцы, не заморачиваясь нравственными терзаниями, открыли по спасающимся детям стрельбу из своих пулеметов. Мы услышали крики боли и ужаса, взвизги, душераздирающий плач — несчастные школьники (а также их наставники) не могли понять, что происходит; шок, растерянность, отчаяние поначалу заставили их метаться на месте, подставляясь под огонь, но инстинкт самосохранения взял свое — и колонна, теперь беспорядочно рассыпавшаяся, бросилась через левую обочину к опушке леса. Мы — то есть я и два ДПСника — попробовали обстрелять уродов, чтобы отвлечь их внимание на себя, но у «ксюхи» (то есть АКСУ) укороченный ствол и огромное рассеивание, а кроме того, мы никогда не думали, что эти автоматы хоть когда-то понадобятся нам в деле. Чертыхаясь, мы пытались хоть как-то помочь погибающим детям. Их крики разрывали сердце, и в душе поднималось убеждение, что враг, с которым мы столкнулись — враг, чуждый не только нам, но и всему роду человеческому, что это не просто противник, а воплощенное Зло, с которым надо сражаться до последней капли крови. И я ощущал, как ярость кипит в моих жилах, как звенит в голове ненависть, как обостряется мое восприятие происходящего — и я, чувствуя в своих товарищах то же самое, внутренне преображался. Я будто бы становился частью могучей силы — праведной, созидающей, непобедимой…

Но в результате наши усилия оказались тщетными — мотоциклисты, несколько сбавившие ход, увлекшись охотой за беззащитными мишенями, даже как будто и не заметили, что их кто-то обстреливает. Тренироваться, блин, вдребезги и пополам, надо было больше.

И в этот момент над нашими головами раздалось тихое жужжание, словно пролетел шмель. Подняв головы, мы увидели, что это были два сверхмалых разведывательных беспилотника типа «летающее крыло» на электрическом ходу в серо-голубой камуфляжной армейской раскраске. Пройдя над нашими головами, беспилотники разделились. Один направился в сторону того черного облака, а другой заложил пологий вираж над местом побоища, будто стараясь получше разглядеть творящийся внизу ужас. С одной стороны, появление этих маленьких, почти невесомых, аппаратов было хорошим знаком, говорящим о том, что командование мотострелкового полка, стоящего в деревне Займище, уже в курсе происходящего, воочию его видит, и сейчас примет все меры к отражению и недопущению. А с другой стороны, они уже тоже катастрофически не успевают; кровь мирных российских граждан — и даже, более того, наших детей — уже пролилась, и только Бог знает, сколько ее прольется еще.

После того как уцелевшие школьники скрылись в лесу, мотоциклисты снова завели свои байки и двумя группами (три мотоцикла впереди, остальные в двухстах-трехстах метрах позади) на небольшой скорости, оглядываясь по сторонам в поисках новых жертв, двинулись по дороге дальше в сторону Унечи. Они были оживлены и весьма довольны — эти нелюди, только что замаравшие себя кровью невинных детей. Теперь уже нам пришла пора решать, займем ли мы оборону тут на опушке леса, чтобы постараться отвлечь и задержать этих мерзавцев, тем самым дав время армейцам выехать на трассу с задачей хоть на какое-то время преградить этим гадам путь к райцентру. Старший наряда ДПС, старшина примерно моих лет, видимо, тоже побитый жизнью, думал точно так же.

— Значит так, Сергей, — переглянувшись со мной, сказал он своему водителю, совсем молоденькому младшему сержанту, — оставь мне свой запасной магазин, садись в машину и вместе с товарищем майором поезжай в тыл, в Унечу. Доложи начальству, что старшина Иванцов остался прикрывать ваш отход. Но сперва раскатай на дороге «Скорпиона»*. А то догонят тебя на байках и покрошат на ходу из пулеметов.

Примечание авторов: * Гибкая, сворачивающаяся в рулон, лента с шипами, раскатываемая на дороге и применяемая для прокалывания шин разным правонарушителям, если они не подчиняются требованию инспектора ГАИ/ДПС немедленно остановиться и предъявить документы.

— Постой, старшина, — возразил я, — пусть младший сержант уходит один, а я останусь тут, с тобой. Мой это участок, и мне его защищать, понимаешь?!

— Ну хорошо, товарищ майор, — кивнул старшина Иванцов, — это ваше право. Вдвоем и отбиваться будет легче, и помирать веселее…

— Ты погоди помирать, старшина, — ответил я, — мы тут немного повоюем, шугнем этих немецко-фашистских гадов, а там и армейцы подойдут* — и будет все у нас тип-топ…

Примечание авторов: * от п. Займище, где расположен мотострелковый полк постоянной готовности, даже в объезд, через п. Песчанка, на машине ехать около получаса, значит на БМП — минут сорок.

— Вы что, товарищ майор, — удивленно спросил старшина, — тоже, как ваш сержант, думаете, что эти типы оттуда, с той войны?

— А хрен его знает, — ответил я, — но если в зоопарке на клетке с медведем написано «КРОКОДИЛ», не верь своим глазам. Если они выглядят как фашисты, ведут себя как фашисты и даже думают как фашисты, то фашисты они и есть. Во всем прочем, и с этим черным облаком, как пел Высоцкий, должны разбираться физики-теоретики, доценты с кандидатами.

— Понятно, товарищ майор, — ответил старшина и, повернувшись к своему водителю, прикрикнул на него: — А ты что здесь стоишь? Бегом к машине и вали отсюда, а то не успеешь, и получится, что мы зря тебя прикрывали!

Младший сержант убежал к машине, и мы со старшиной остались вдвоем и заняли позиции в придорожных кустах. При этом нам пришлось залечь на отвратительно холодной и мокрой земле, но, если мы хотели выжить после этого боя, по-другому было нельзя. Наша затея задержать приближающихся немецких мотоциклистов (для меня они теперь были именно немецкими мотоциклистами) не была такой уж безнадежной. Шипованная лента и две «ксюхи» с короткой дистанции во фланг, куда мотоциклисты не смогут развернуть свои пулеметы — это достаточно весомые аргументы в предстоящем бою. Правда, мы со старшиной забыли о том, что эти дойче байкеры с легкостью могут развернуть на нас сами мотоциклы — но это простительно. Запарка со всем этим нашествием призраков прошлого была такая, что впору было забыть и о куда более серьезных вещах. Кроме того, мы были ужасно расстроены и разозлены гибелью детей — жажда отмщения наполняла наши сердца, мы хотели сами видеть, как эти гады умирают от наших рук, как течет их кровь и как горят их мотоциклы…

Увидев, что ДПСовская машина резко развернулась на месте и стремительно рванула по направлению к Унече, три первых мотоциклиста в характерных касках и серых шинелях, повинуясь инстинкту охотника «догнать и растерзать», тоже прибавили ходу и перестали внимательно поглядывать по сторонам. Несколько пулеметных очередей, пущенных с первого байка с дальней дистанции и прошедших в стороне от цели, только увеличили их охотничий задор. Шипованная лента поперек дороги явилась для них весьма неприятным сюрпризом. Первый байкер-колясочник даже и без нашей стрельбы, кувыркаясь, улетел в глубокий кювет под хлопок лопнувшего переднего колеса. Следующий проделал то же самое, но только перечеркнутый двумя короткими очередями. Я стрелял по водителю, а старшина по пулеметчику и седоку на заднем сиденье. Еще один мотоциклист попытался развернуться поперек дороги, чтобы пулеметчик мог взять нас на прицел — но не преуспел, потому что на водителе скрестились две наших очереди. Падая на руль, убитый немец вывернул его до предела, в результате чего его мотоцикл развернуло на сто восемьдесят градусов, а секунду спустя он вспыхнул чадным бензиновым пламенем. Седок спрыгнул с заднего сиденья, сдергивая с плеча карабин, но мы со старшиной двумя двухпатронными очередями объяснили ему, насколько он был неправ, после чего тот распластался на дороге и больше не отсвечивал.

При этом основная группа мотоциклистов — экипажи еще девяти машин — видимо, не разглядев в деталях, что тут творится (но убедившись, что их приятели в головной группе попали в засаду и гарантированно погибли), скучковались, как они считали, на безопасной дистанции метров в трехстах от опушки леса. При этом они открыли в нашу сторону беспорядочную ружейно-пулеметную стрельбу — скорее всего, не сколько в надежде убить кого-нибудь или ранить, сколько ради собственного самоуспокоения. Не зная, сколько нас прячется в этом лесу, и не решаясь последовать за своими менее удачными камрадами, они, видимо, ждали команды от начальства.

Тем временем старшина, попросив в случае чего прикрыть его огнем, полз в ту сторону, куда кувыркнулись слетевшие с дороги байки — и вскоре оттуда послышались звуки возни и несколько одиночных выстрелов. Через некоторое время старшина вернулся таким же образом, волоча за собой пулемет с первого байка с примкнутым к нему сбоку круглым магазином*, и брезентовый мешок, в котором находились две большие коробки с лентами.

Примечание авторов: * пулемет МГ-34 был единым пулеметом вермахта, то есть мог использоваться и как ручной, и как станковый и то, что майор Агапов по неопытности принял за магазин, тоже было патронной коробкой, но только маленькой — на пятьдесят патронов, используемой тогда, когда единый пулемет выступал в качестве ручного. Патронные коробки большого объема на 150, 250 и 300 патронов не примыкались к пулемету и могли быть использованы только при помощи второго номера, который должен был руками подавать ленту в пулемет, дабы ее не перекрутило и не заело. Ленты в больших коробках могли быть разъяты на секции по 50 патронов, пригодные для переснаряжения малых цилиндрических патронных коробок.

Но самым главным был не пулемет, хотя и он немало нам пригодился, когда незваные гости попробовали еще раз прощупать нас на прочность. Основной добычей были книжки из плотного коричневого картона с фашистским гербом на обложке (орел, держащий в когтях свастику) и надписью «Soldbuch» (Солдатская книжка) — причем две последние буквы выглядели буквально слипшимися. Я держал в руках множество различных видов российских и иностранных документов, и сразу могу сказать, что эти в меру потертые книжки с вклеенными в них черно-белыми фотографиями самого разного размера, действительно были личными документами, которые их владельцы носили при себе, и в которые заносились все перипетии их службы.

И еще они наглядно свидетельствовали о том, что произошло невероятное — и мы со старшиной только что уничтожили девять солдат вермахта, которые перед этим с садистским удовольствием убивали наших, российских, детей из своих пулеметов. А ведь те поначалу даже не поняли, что происходит… Ну что поделать, если за семьдесят с лишним лет мирной жизни народ отучился бояться мерзавцев в серых шинелях и касках характерной формы. Тем временем по дороге из Красновичей в большом количестве к нашим старым «приятелям» подъехали еще десятка два мотоциклов с колясками. Даже страшно предположить, что там творилось во время их визита, и что могло случиться с теми людьми, которые были моими хорошими знакомыми. Остановив мотоциклы, немецкие солдаты начали спешиваться, оправлять форму и снимать с плеч карабины. На глаз, их было там не меньше роты. Чтобы жизнь этим козлам не казалось медом, старшина, который к тому моменту как раз разобрался с трофейной машинкой, дал по ним длинную очередь и, судя по всему, в кого-то все-таки попал, потому как дойче зольдатены прыснули с дороги как тараканы из-под тапка, залегая в кюветах и за придорожными кустами, а оставшиеся в седлах водители, за исключением нескольких несчастливцев, завели свои байки и убрались на безопасное, как им казалось, расстояние.

Но все это замешательство было ненадолго. Видимо, поняв, что противостоящий им противник ничтожно мал в числе, и в качестве серьезного аргумента использует их же трофейный пулемет, немцы пошли в атаку короткими перебежками, при этом пригибаясь и используя в качестве укрытия каждый бугорок или придорожные кустики. Старшина сделал по ним еще несколько коротких очередей, но никакого успеха не достиг. Тут бы нам бросать все и отходить, или же геройски, но бесцельно погибать; но вдруг земля, на которой мы залегли, стала мелко вибрировать, а со стороны Унечи до наших ушей донесся протяжный гул с характерным посвистыванием, а также лязг гусениц. К нам на выручку шло что-то достаточно тяжелое, гусеничное и бронированное. Немцы явно тоже услышали весь этот шум и даже, возможно, увидели то, что идет по дороге — потому что вместо перебежек вперед они залегли и начали окапываться, а от черного облака — точнее, от хутора Кучма — в их сторону рванулись несколько грузовиков с маленькими пушечками на прицепе. За рулем там явно были какие-то коллективные Шумахеры, потому что поворот от поселка Кучма на трассу эти парни проходили почти не снижая скорости, так что сам грузовик наклонялся, а пушки вообще вставали на одно колесо, чуть ли не переворачиваясь.

Нет, ребята, поздно пить сироп, когда уши уже отвалились. За вами уже пришли. Оглянувшись, через просветы в деревьях я увидел как по дороге одна за другой идут боевые машины пехоты, буквально облепленные похожими на марсиан бойцами российской армии в полной боевой экипировке. Что там наши две «ксюхи» и трофейный пулемет, добытый старшиной… мощь, сила!

20 апреля 2018 года 10:45. Брянская область, Унечский район, окрестности поселка Красновичи.

Старшина контрактной службы Андрей Петрович Дубинин, командир мотострелкового отделения и замкомвзвода в 182-м мотострелковом полку, 144-й мотострелковой Виленской Краснознамённой, орденов Суворова, Кутузова и Александра Невского дивизии.

Сначала мы думали, что начались очередные учения, и задача выдвинуться в район расположенного совсем рядом хутора Кучма, и уничтожить там небольшое бандформирование является учебной. У нас на учениях любой противник именовался бандформированиями. Не будет же командование прямо в лоб сообщать, что нас готовят к войне против американцев, французов, англичан или иных регулярных армий стран-членов НАТО. В учебности задачи убеждало и место обнаружения предполагаемой банды. Хутор Кучма находится прямо в противоположном направлении от границы, и непонятно, откуда там могли взяться правосеки, или кто-либо там еще. Не с неба же они упали.

Короче, первоначально по тревоге поняли только нашу роту, которая, правда, и так была дежурной, а потому находилась в пятиминутной готовности — то есть все, от командира роты до последнего мотострелка, находились в парке при оружии, около прогретой и готовой к маршу техники, не отлучаясь никуда дальше сортира. Поскольку наш полк постоянной готовности и дислоцирован не на самой спокойной границе, то вся техника в боксах стоит полностью исправная, заправленная топливом и с загруженным боекомплектом — только заведи, и в бой. Лишь дежурная рота способна выступить через пять минут, а весь остальной полк, в случае начала боевых действий, начнет покидать пункт постоянной дислокации не раньше чем через час — в крайнем случае, минут через сорок.

Даже если вся техника разом выйдет из территории парков, сломав заборы, то дальше сразу же возникнет затор на дорогах. Ведь вокруг нашего полка не сплошная степь, по которой езжай в любую сторону — а поля, леса, болота и речки, среди которых крайне мало дорог, а по большей части одни направления, ведущие в никуда. Кстати, когда машины нашей роты покидали парк, на территории полка наметились признаки нездорового шевеления. Механики-водители пока не очень спешно потянулись к парку — заводить и прогревать технику, а остальные начали строиться для получения оружия и экипировки из оружейных комнат. Я подумал, что если бы речь шла о марше в условиях настоящих боевых действий, то наша рота выступила бы в качестве головной походной заставы полка, которая по уставу следует в двадцати километрах впереди основных сил.

В то же время, когда БМП нашей роты, проходя через КПП, покидали территорию части, прямо из парка, от боксов разведроты, один за другим взлетели два свермалых и сверхбесшумных электрических беспилотника, которые, в свою очередь, должны были проверить дорогу по маршруту нашего следования. В принципе, с учетом последних технических веяний, это являлось самой обычной процедурой, ибо еще во время афганской и обеих чеченских войн было установлено, что армейская колонна без предварительной разведки с воздуха становится крайне уязвимой для засад. Только тогда это были хорошо защищенные и вооруженные вертолеты Ми-24 по прозвищу «Крокодил», а теперь маленькие и компактные беспилотники, главным оружием которых является малозаметность. Одним словом, маленькие, почти бесшумные аппаратики улетели вперед, а мы продолжили свой марш, находясь в полной уверенности, что выполняем чисто учебную задачу в рамках очередной «внезапной проверки».

Но когда была пройдена треть пути и мы уже находились у железнодорожного переезда, нашему командиру роты капитану Погорелову поступила новая вводная, которая привела нас всех, мягко выражаясь, в оторопь.

— Значит так, товарищи-командиры и орлы-сержанты, — сказал он по командирскому каналу, который принимали только командиры взводов и отделений, — пришел новый приказ. Это не учения, мальчики, это война. Поэтому, магазины к автоматам примкнуть, затворы передернуть, оружие с предохранителей снять. По людям, одетым в немецкую форму времен Великой Отечественной Войны, огонь на поражение открывать без предупреждения. Повторяю — по людям, одетым в форму немецко-фашистских захватчиков, и технике, маркированной опознавательными знаками вермахта, приказано стрелять на поражение без всяких колебаний.

В тот момент я вообще не понял. Какие к бениной бабушке в наше время могут быть немецкие фашисты? Украинские могут быть, литовские, латышские, эстонские могут, даже молдавско-румынские имеют право на существование, а вот немецких быть не может по определению. Мы — то есть на самом деле наши деды — трансплюгировали этих тварей еще семьдесят лет назад. Каждый раз, когда мы проводим учения, эти немцы ссутся себе в кровати, думая, что мы снова готовимся прийти по их души.

Хотя в подобие вермахтовской формы мог переодеться кто угодно — хоть те же хохляцкие правосеки, свободовцы или еще какие гитлеролюбы, решившие таким образом отметить день рождения своего кумира. Но этого, мягко говоря, недостаточно для того, чтобы нам было отдано такое суровое распоряжение. Суровее может быть только приказ «живыми не брать». Возможно, что эта банда уже успела совершить нечто настолько ужасное, что было решено ликвидировать ее, даже не дожидаясь подтягивания Росгвардии, которая и должна заниматься такими проблемами. Но действительность оказалась даже поганей, чем нам всем казалось первоначально. Проезжая коттеджный поселок «Аэродром», расположенный на северной окраине Унечи, у поворота на трассу Унеча-Сураж, мы увидели ДПСовский блокпост, заворачивающий обратно всех любителей быстрой автомобильной езды, решивших прокатиться в направлении Суража. Но и это было еще не все. Со стороны перекрытой трассы отчетливо доносились звуки стрельбы из автоматического оружия и редкие, но настойчивые хлопки винтовок. Нехороший знак, говорящий о том, что версия о внезапной проверке или учениях померла, так и не успев по-хорошему родиться.

Очевидно, наш командир получил какие-то особые распоряжения от командования, потому что у самого блокпоста его БМП на мгновенье притормозила, и на броню не особо ловко влез молоденький мент. Командирское БМП резко рванулось вперед, чтобы занять свое место в колонне, а откинувшийся назад мент, неловко ухватившись рукой за скобу, выпрямился и начал что-то горячо втулять нашему капитану. Не знаю, о чем он там говорил, но командир приказал прибавить ходу — и теперь мы мчались по почти прямому шоссе, как на гонках Формулы-1; и звуки стрельбы впереди становились все отчетливей. Вот дорога сделала чуть заметный поворот; впереди, примерно в километре, открылся выезд из леса — именно оттуда доносились звуки стрельбы. Ротный приказал нам быть готовыми к бою, и у самого выезда из леса наши БМП начали притормаживать и останавливаться, а бойцы спрыгивать на асфальт, собираясь плотными компактными группами за корпусами своих боевых машин, которые прикрывали их от вражеского ружейно-пулеметного огня.

Тогда же и там же

Капитан Петр Васильевич Погорелов, командир 4-й мотострелковой роты 182-го мотострелкового полка, 144-й мотострелковой Виленской Краснознамённой, орденов Суворова, Кутузова и Александра Невского дивизии.