Врата Войны. Трилогия

— Но почему же тогда, Евгений Павлович, вы разрешили нашему Президенту первую бомбежку этого образования? — спросил второй человек в нашей группе и мой научный руководитель профессор Бобров.

— А об этом вы, Андрей Сергеевич, — ответил академик, — и сами могли бы догадаться. Плотность энергии в гипоцентре* взрыва с применением химической взрывчатки на шесть порядков меньше, чем при неуправляемой цепной реакции, и на семь порядков меньше, чем при реакции термоядерного синтеза. И то, если смотреть на глаз, от трети до половины всей энергии взрыва не было использовано для структурной перестройки этого образования и оказалось сброшено в окружающую среду.

Примечание автора: * гипоцентр — это точка в пространстве, в которой находится центр взрыва или землетрясения, а эпицентр, соответственно, это точка на земной поверхности, находящаяся прямо под (воздушный взрыв) или над (подземный взрыв) гипоцентром.

Немного помолчав, академик добавил:

— А теперь приступаем к работе, коллеги, время не ждет. Нам дана такая неповторимая возможность заглянуть в тайны мироздания, а вы тут мешкаете.

И мы приступили.

20 апреля 2018 года, 22:25. Московская обл., Одинцовский район, аэродром Кубинка.

Патриотическая журналистка Марина Андреевна Максимова.

Собирал нас, участников будущей экспедиции, вполне патриотичный микроавтобус «Соболь». Заехав еще по нескольким адресам и собрав всех заранее предупрежденных людей, водитель выехал на МКАД и погнал по кольцу, огибая Москву с северо-запада, вплоть до съезда на платную объездную дорогу М1, которая, как объяснил водитель, должна была сократить нам путь примерно на полчаса. Кроме нескольких членов нашего движения, которых привлекли в качестве волонтеров, в машине находились несколько журналистов из центральных изданий, проживавших в нашем районе. Основная часть съемочных групп телеканалов «Звезда», «Россия-1» и «Россия-24» должна была прибыть на аэродром централизованно, а этих людей команда на сбор застала по домам. Правда, информация с места событий уже поступала и без нас, и дорогой мы прослушали несколько коротких сводок центра национальной обороны, в последней из которых сообщалось, что находящийся на нашей территории враг после ожесточенных боев полностью разгромлен и изгнан прочь с нашей земли. Разумеется, это радостное сообщение мы встретили троекратным возгласом «Ура!».

На аэродроме в Кубинке нас уже ждали вертолеты. Первой к месту событий вылетала съемочная группа телеканала «Звезда», которой предстояло работать с нашими военными, отразившими вражеское вторжение на российскую территорию. Теперь, по всем законам военного жанра, наши сами должны перейти на ту сторону, чтобы разгромить врага и помочь нашим предкам. Не зря же Президент получал разрешение в Совете Федерации. Ходят разговоры, что, возможно, они даже вместе с нашими передовыми частями перейдут на ту сторону. Это пока только слухи, но я не исключаю, что военные порадеют для своей «родной» телекомпании. Следом за журналистами «Звезды» одной дружной командой в путь отправились две съемочных группы компании ВГТРК. Они тоже побывают на месте сражений, увидят своими глазами и заснимут на телекамеры то черное облако, через которое злобный враг сумел проникнуть в наш мир, а также встретятся с теми героическими солдатами и офицерами, которые отразили его вторжение на нашу землю, и даже, возможно, возьмут у них интервью.

А вот волонтеры и приравненные к ним лица вылетели лишь на самом последнем вертолете. Естественно, в зону боевых действий нас никто допускать и не собирался. Оказалось, что работать представители нашего движения должны были исключительно с местным населением в райцентре Унеча и в пострадавших от краткосрочной немецкой оккупации Красновичах. Требовалось во всех цветах широкими мазками расписать зверства захватчиков и страдания мирных жителей, чтобы граждане нашей страны воочию могли увидеть, с каким ужасным и бесчеловечным врагом идет сейчас война. Глядя в иллюминатор на темную землю внизу с проблескивающими огоньками населенных пунктов, я думала, что так тоже будет неплохо, хотя мне немного жаль, что не придется побывать на настоящей передовой, и что моя мечта об интервью с каким-нибудь подтянутым мускулистым военным так и останется обыкновенной мечтою. На этом моменте я тяжко вздыхаю. Не судьба так не судьба…

20 апреля 2018 года, 23:05. Москва, Фрунзенская набережная 22, НЦУО МО РФ.

В наглухо замурованной и отрезанной от всего мира комнате для совещаний три человека склонились над расстеленной на столе картой Смоленского сражения, по архивным данным поднятой на 19 августа 1941 года. Это были министр обороны генерал армии Шойгу, начальник Генерального Штаба генерал армии Герасимов и генерал-лейтенант Матвеев, командующий Особой Группой Войск, в которую приказом министра обороны была преобразована 1-я гвардейская танковая армия. Кроме трех этих генералов, здесь незримо присутствовали те несколько десятков офицеров, которые последние несколько часов в поте лица перекапывали наши и соответствующие им трофейные германские архивы за вторую половину августа сорок первого года. Правда, не все документы пахли семидесятипятилетней архивной пылью. Несмотря на то, что в ходе бомбежки штаб Моделя погиб почти в полном составе, штабной автобус со встроенными несгораемыми шкафами для хранения документов оставался на «той» стороне, в целом и невредимом виде (только лишь повален на бок) достался передовому мотострелковому батальону российской армии.

Но несмотря на этот буквально титанический труд, достоверной информации из архивов было получено до обидного мало. Красным пунктиром были нанесены примерные оборонительные рубежи, которые в настоящий момент занимали советские армии Юго-Западного, Брянского, Резервного и Западного фронтов. При этом в районе Стародуба зиял почти сорокакилометровый разрыв между 13-й и 21-й армиями, в который и должна была устремиться погибшая при попытке вторгнуться в Российскую Федерацию 3-я танковая дивизия. Синими значками обозначались германские части — как обороняющиеся на Восточном фронте Смоленского выступа, так и стремительно наступающие на юг во фланг и тыл советского Юго-Западного фронта. Положение наступающих германских частей было нанесено всего лишь как «предположительное». С достаточной достоверностью были известны рубежи, как те, с которых наступление началось 14 августа, так и те, на которых 22–24 августа вражеские танки остановили свой стремительный марш на юг для того, чтобы подождать приотставшую пехоту. И все.

— Негусто, но это дело поправимое, — сказал генерал-лейтенант Матвеев, внимательно рассмотрев карту, — разберемся на месте, благо с разведкой у нас все нормально. Но меня тут другое интересует. Какого черта Гудериан вообще послал Моделя воевать с неизвестным противником? Им там что, совсем заняться было нечем? Других врагов не осталось?

— По информации, полученной от пленных, — ответил генерал армии Герасимов, — Модель влез к нам по собственной инициативе, считая, что блокирует возможный встречный удар со стороны нашей армии. Называйте это как хотите — уверенностью в своих силах, гордостью, зазнайством, недооценкой противника — но случилось то, что случилось. 3-я танковая дивизия вермахта через этот портал влезла в наш мир, где попала под удар армейских частей и под бомбовый ковер ВКС, после чего приказала долго жить. В результате этой авантюры в повернутых фронтом на юг наступательных боевых порядках Гудериана образовалась дыра, которой мы обязательно должны воспользоваться, пока не ушло время. Немец в сорок первом году еще не битый, и дыры в своих боевых порядках умеет затягивать очень хорошо.

— Так точно, товарищ генерал армии, немцы попали, — негромко сказал командующий Особой Группой Войск, — причем, весьма оперативно. Но тут скорее не наша заслуга, а скачущих небратьев, которые заставили нас навести порядок и с боеготовностью и с боевой подготовкой, потому что никто никогда не знает, что в следующий момент может прийти им в голову. Не будь этой предварительной подготовки, все могло бы обернуться гораздо хуже.

— И этот фактор тоже имеет место, — жестко произнес Шойгу, — а теперь давайте о главном, товарищ генерал-лейтенант. Операцию по занятию плацдарма можно условно разбить на два этапа. На первом действует только уже подтянутая к порталу и приступившая к его форсированию 144-я мотострелковая дивизия, командир которой уже получил все необходимые приказы. Прибывшие из Ельни 254-й мотострелковый и 228-й танковый полки после форсирования портала будут направлены на север в направлении райцентра Сураж и рубежа реки Ипуть. Также, еще не бывший в бою 488-й мотострелковый полк, раньше базировавшийся в Клинцах, и отдельный противотанковый дивизион разворачиваются на юг и продвигаются в сторону Унечи, вплоть до перекрестка трассы А-240 и дороги Унеча-Стародуб. При этом уже понесший потери в ходе боев 182-й мотострелковый полк, вместе с артиллерийским полком и другими частями дивизионного подчинения, пока остается в резерве в районе Красновичей, в том числе для обороны ближних подступов к порталу.

— Так точно, — кивнул генерал Матвеев, — получив полномочия командующего группой, я связался с генерал-майором Терещиным и нахожусь в курсе уже полученных им приказов. Огневой мощи у нас достаточно, а вот живой силы для настоящего размаха маловато. Хотя и по этому поводу у меня есть некоторые соображения, которые я доложу вам позже…

— Вот именно что сил на первом этапе у вас будет маловато, — подтвердил генерал Герасимов, — части вашей армии в район Красновичей при всех наших усилиях начнут прибывать только на второй день от момента начала операции. Переместить по железной дороге целую армию, даже на небольшое расстояние — это не такое уж простое дело, так что после достижения рубежей, назначенных для первого этапа операции, частям 144-й дивизии необходимо перейти к активной обороне. Южнее Унечи вас могут атаковать части 10-й моторизованной и 4-й танковой дивизий противника, а в районе Суража — следующая за танками 1-я кавалерийская дивизия противника, а потом и его пехотные корпуса. На самом деле Сураж — это не только районный центр и железнодорожная станция, но еще и перекресток дорог на Клинцы, Унечу, Мглин и Костюковичи, без которого у немцев рушится вся логистика их наступления в тыл Юго-западного фронта. Так что, возможно, что и 10-я моторизованная и 4-я танковая, тоже будут атаковать не на Унечу, а на Сураж.

— Вот об этом я и хотел доложить, товарищ генерал армии, — ответил генерал Матвеев, бросив еще один взгляд на карту, — считаю необходимым направить основные силы 144-й дивизии к Суражу для активных боевых действий, а в районе Унечи ограничиться противотанковым дивизионом, при поддержке не бывшего в бою батальона 182-го мотострелкового полка. Оставив в Сураже в обороне один мотострелковый полк, остальными силами, разбитыми на батальонные тактические группы, можно будет двинуться дальше на север, последовательно, один за другим, громя движущиеся навстречу пехотные части вермахта, не готовые к такому развитию событий. В свое время я много читал, как в самом начале войны немецкие подвижные соединения одну за другой громили выдвигающиеся им навстречу советские стрелковые дивизии. Так почему бы не накормить немецких генералов их же собственным фирменным блюдом. Самое главное в этом деле — не зарваться, но даже при операции на небольшую глубину немецкой пехоте мало не покажется. Что касается южного направления, то считаю, что к моменту прибытия частей моей армии оно полностью потеряет актуальность, так как нашим войскам удастся установить непосредственный контакт с частями соседних 13-й и 21-й армий, и немцы южнее портала просто кончатся.

— Что касается непосредственного контакта с частями Красой Армии, товарищ генерал-лейтенант, — сказал Шойгу, — это отдельный вопрос, причем сугубо политический. И хоть решение Совета Федерации предоставило вам возможность действовать из чисто военных соображений, без этого никак не обойтись. Дело в том, что перейдя на ту сторону портала, вы первоначально окажетесь меж двух огней. С одной стороны вашими врагами будут немцы, против которых вы должны будете воевать, а с другой стороны, что самое неприятное, вам будет угрожать Рабоче-Крестьянская Красная Армия, для заидеологизированных комиссаров которой вы будете классово чуждыми элементами. И только окрик самого товарища Сталина может заставить их прийти в чувство. Так вот, пока не будут налажены контакты с высшим советским руководством, во избежание ненужных конфликтов не рекомендуется вступать в контакт с советскими частями. Именно поэтому на юг вашим частям дальше перекрестка трассы А-240 и дороги Унеча-Стародуб продвигаться не стоит.

Министр обороны немного помолчал, потом обвел карандашом территорию смоленского выступа и добавил:

— При планировании операции также необходимо учитывать, что здесь, в плену у врага, находятся около четырехсот тысяч советских бойцов и командиров, а на немецких складах лежит соответствующее количество трофейного вооружения, включающее в себя почти три тысячи танков и четыре тысячи орудий и минометов. Черт с ними, танками и орудиями — у нас и своих как у дураков махорки, но людей из немецкого плена надо вытаскивать. Кроме того, в этом же районе по лесам может находиться неизвестное пока еще количество советских окруженцев, стремящихся выйти к своим.

— Товарищ генерал армии, — прямо спросил генерал Матвеев, — вы планируете снова поставить этих солдат в строй?

— Скажу прямо, — ответил Шойгу, — такой вариант был бы крайне желателен. Во-первых — вы правильно заметили, что единственное чего нам не хватает это живой силы. Во-вторых — эти бойцы и командиры уже по самое горло наелись арийским гостеприимством, и теперь должны быть особенно мотивированными. В-третьих… впрочем, в любом случае операции по освобождению пленных, их проверку на сотрудничество с немцами и постановку в строй мы поручим службе специальных операций, от которой вы будете получать уже готовые маршевые пополнения. Впрочем, главное вы уже знаете, так что немедленно вылетайте в Красновичи, время не ждет.

Выйдя на вертолетную площадку центра и стоя на холодном и сыром апрельском ветру, в ожидании винтокрылой машины генерал Матвеев торопливо распечатал пачку «Петра Первого» и сунул в рот дымящуюся белую палочку. Он выкурил эту сигарету жадными длинными затяжками, не чувствуя вкуса табачного дыма, думая лишь о том, что там, в этом клятом смоленском сражении, без вести пропал его дед, взводный командир красной армии старший лейтенант Матвеев. Другой дед, отец матери, рядовой Кравцов, погибнет позже под Мценском… И пусть там, за порталом, другой мир, похожий как две капли воды на наше прошлое, но и тот мир нам тоже не чужой, потому что в нем живут, сражаются и умирают наши предки.

Часть 3. «Ответный поход»

20 августа 1941 года. 07:40. Брянская область, райцентр Сураж.

Ранее августовское утро. Горячее солнце лета сорок первого года, едва успев подняться над горизонтом, заливает лежащую внизу землю своими беспощадными лучами. Вот уже два дня, как на эту землю пришел враг. Его запыленные машины серого цвета стоят на улицах и во дворах, его наглые солдаты ходят по домам, отбирая у жителей «курка, млеко, яйки» и без стыда голышом купаются в речке Ипути. Райцентр Сураж является важным логистическим пунктом* для снабжения наступающих германских войск, поэтому сейчас его заполонили солдаты тыловых подразделений 3-й и 4-й танковых, а также 10-й моторизованной дивизий — пекари, мясники, интенданты, ремонтники и медики; их тут стало почти столько же, сколько и местных жителей, но и без этого немецкие солдаты, занявшие город, чувствуют себя полными хозяевами положения.

А чего им бояться и кого им стесняться — ведь они белокурые бестии, представители расы господ, по велению своего фюрера начисто забывшие такую химеру как совесть. Эта земля вместе с населяющими ее людьми после войны будет отдана им во владение. Обширные поместья со славянскими рабами — это розово-голубая мечта большинства белокурых завоевателей. Лебенсраум, жизненное пространство — это и есть тот ужасный германский идол, в жертву которому будут принесены миллионы людей, и в первую очередь носители самой этой идеи. И только птицы небесные, беззаботно резвящиеся в безоблачной высоте, не обращают на подобные мелочи никакого внимания. Что им война, и что они для войны?

Примечание авторов: * через райцентр проходит железная дорога с жд станцией, а также узел шоссейных дорог на Костюковичи-Кричев, Унечу, Клинцы и Мглин-Почеп.

Но там не только птицы; маленький, почти игрушечный самолетик, ходящий кругами на почти километровой высоте, снизу кажется подвижной черной точкой. Установленная на нем камера видит все, что происходит внизу — и подходящий с юга 488-й мотострелковый полк, разбитый на батальонные тактические группы*, и спешащую с севера навстречу своей судьбе штабную колонну командующего 24-м моторизованным корпусом генерала танковых войск Гейра фон Швеппенбурга. Отсюда, из Суража, он планировал управлять глубоким прорывом своих «роликов» во фланг и тыл советского Юго-Западного фронта, и здесь же он встретит свою судьбу, потому что псы войны уже спущены с цепи. А дальше — как там сказано у классика: «ди эрстэ копоннэ марширт, ди цвайтэ копоннэ марширт…». Ревут дизеля танков и БМП, лязгают гусеницы, командиры машин и наводчики-операторы напряженно приникли к панорамным приборам наблюдения и прицелам.

Примечание авторов: батальонная тактическая группа (в дальнейшем БТГр) состоит из мотострелкового батальона на БМП-2 со штатными средствами усиления, танковой роты в составе тринадцати танков Т-90, и сводной батареи ПВО в составе двух ЗСУ «Тунгуска», двух ЗРК «Стрела-10, а также отделения на БТР вооруженного девятью ПЗРК «Стрела-2/3», «Игла-С» или «Верба».

Ничто не предвещало беды для немцев, когда головная БТГр-1 488-го мотострелкового полка вывернула из-за поворота дороги, идущей вдоль поросшего лесом берега реки, и оказалась в прямой видимости на расстоянии ста метров от шоссейного моста через Ипуть. Конечно, немцы грамотно организовали оборону столь важного объекта — она включала в себя пулеметные гнезда по обоим берегам реки, четыре спаренных 20-мм зенитных установки, и заграждения из колючей проволоки. Огонь у них просто шквальный. Но только крепколобым Т-90, идущим впереди БТГр колонной по два, плевать на гитлеровские зенитки, торопливо опускающие стволы для стрельбы по наземной цели. Глухой, как удар палкой по дереву, пушечный выстрел на полном ходу и временный блокпост из мешков с землей на левом берегу разлетается вдребезги от прямого попадания 125-мм осколочно-фугасного снаряда. С почином вас, гансы, так сказать!

Да и чего там попадать с сотни метров из стабилизированной танковой пушки с лазерным дальномером и баллистическим вычислителем. Еще один выстрел из пушки, уничтоживший очередную зенитку, и очереди из зенитных «Кордов», возвышающихся на башнях танков, крестят ожившие пулеметные гнезда и немецких солдат забегавших ошпаренными тараканами. Один танк притормаживает, другой вырывается вперед (мост не выдержит веса сразу двух танков); прошло всего тридцать секунд — и вот уже гусеничные траки лязгают по мостовому настилу. Купающиеся в реке белокурые бестии голышом лезут из воды и падают — кто на берег, а кто прямо в воду, под очередями танковых зенитных пулеметов. А следом за танками к мосту одна за другой выворачивают БМП с десантом на броне, и выбирающимся из речки купальщикам становится совсем кисло, потому что плотность пулеметного огня увеличивается и становится несовместимой с жизнью.

Впрочем, вся эта стрельба уже всполошила заполонивших Сураж немецких тыловиков, и в то время как одни торопливо вооружаются с целью организовать отпор внезапно напавшему врагу, другие не менее торопливо заводят моторы автомашин и мотоциклов, чтобы как можно скорее оказаться как подальше от этого места. Но это все напрасные хлопоты, потому что бронированная голова БТГр-1 после моста свернула Вокзальную улицу, являющуюся естественной границей города, и со скоростью тридцати километров час двинулась по ней на север, после чего любые попытки немецкого автотранспорта покинуть этот населенный пункт были обречены на неудачу. Немецкие радисты, которые включили свои рации, чтобы сообщить своему командованию и ушедшим вперед боевым подразделениям о то что они атакованы вражеской механизированной частью, вдруг обнаружили, что эфир напрочь забит сплошными воющими помехами. Это вам Россия, мальчики — тут у вас связи нет и не будет!


Примечание авторов: * город Сураж в плане имеет форму треугольника. С южной стороны у него река Ипуть с топкими и болотистыми берегами и единственным мостом в пределах города. Развилки дорог на Мглин, Унечу и Клинцы находятся за мостом на левом берегу реки. С северо-восточной стороны находится заболоченный лесной массив, в глубину которого ведет проселочная дорога местного значения, заканчивающаяся тупиком в деревне Вьюково. Дальше транспорт, значит, не идет. С западной стороны Сураж ограничен железнодорожными путями, вдоль которых и идет Вокзальная улица, северный конец которой переходит в дорогу на Костюковичи-Кричев.

Таким образом, движущаяся на север по Вокзальной улице бронированная колонна БТГр-1, подобно гильотинному ножу, отсекла запертых в Сураже немецких тыловиков. Дальше ей была поставлена задача продвинуться на двадцать километров в северном направлении по дороги на Костюковичи, обнаружить и разгромить авангард входящей в моторизованный корпус 1-й кавалерийской дивизии*, движущейся следом за механизированными частями. И кто оказался виноват в том, что между авангардом немецкой кавдивизии и Суражом ненароком затесалась штабная колонна 24-го моторизованного корпуса? Наверное, это судьба.

Примечание авторов: * Обычная кавалерия, не имеющая двойного или даже тройного конского состава, позволяющего всадникам на марше пересаживаться с одной лошади на другую, на самом деле движется лишь немногим быстрее обычной пехоты, и поэтому наравне с ней отстает от механизированных частей.

В то же время, когда БТГр-1 вышла на трассу и устремилась вперед, следовавшая сразу за ней БТГр-2 того же полка, миновав мост, веером развернулась на ведущих в северном направлении улицах, после чего, сбросив с брони десант, приступила к зачистке населенного пункта от немецко-фашистских захватчиков. Немногочисленные немецкие тыловики, размещенные в этой части города, теряя людей и вяло отстреливаясь, отступали на север к улице Ленина, потому что не имели на вооружении ничего серьезнее пистолетов и карабинов Маузера, образца 1898 года. И хоть общая численность размещенной в Сураже немецкой группировки была в несколько раз больше, чем численность атакующей ее российской БТГр, но эта группировка была механической суммой отдельных мелких тыловых частей, не имеющих тяжелого вооружения и принадлежащих к трем разным дивизиям, а поэтому не объединенных под единым командованием. По этой причине боя в нормальном понимании у немцев не получилось. Все вылилось в серию отдельных огневых стычек, когда в ответ на одиночный выстрел следовало несколько пулеметных и автоматных очередей, и беспорядочное отступление в лабиринте узких кривых улочек.

Тем более что после того, как БТГр-2 приступила к вытеснению противника из южной части города, следующая за ней по трассе БТГр-3 на маршевых скоростях обогнула город по Вокзальной улице и ворвалась в него с западного направления, беспощадно подавляя любое сопротивление. Самой последней в Сураж вошла колонна штабных и тыловых подразделений 488-го мотострелкового полка вкупе с самоходным артиллерийским гаубичным дивизионом.

Таким образом, к девяти часам утра все было кончено. Часть немецких солдат и офицеров смогла отступить в лесной массив, расположенный к северо-востоку от города, часть была уничтожена с оружием в руках, а остальные, побросав оружие, задрали вверх руки. Ну, спрашивается, какие вояки из слесарей ремонтного батальона и госпитальных санитаров, тем более что прет на них неведомая сила, до зубов вооруженная и первоклассно обученная, которую даже в страшном сне не перепутаешь с Красной Армией образца сорок первого года.

20 августа 1941 года. 10:15. Брянская область, райцентр Сураж.

Учительница немецкого языка в школе № 1, Варвара Ивановна Истрицкая, 1915 года рождения, из дворян, беспартийная и незамужняя.

Нельзя сказать, что я, дворянка и интеллигент в Бог его знает каком поколении, люблю Советскую власть. Чего нет, того нет. Мы с ней друг другу чужие, и нет между нами ничего общего. Но при всем при этом я ни в коем случае не желаю поражения своей стране и своему народу. Это совершенно исключено, потому что это было бы подло. Мой отец, штабс-капитан 143-го пехотного Дорогобужского полка ровно двадцать семь лет назад в августе четырнадцатого года пал смертью храбрых в сражении при Сольдау за Веру, Царя и Отечество. Я родилась через пять месяцев после его смерти, и знаю о своем отце только по рассказам своей мамы и по маленькой свадебной фотографии, на которой мама и папа в мае того же четырнадцатого года молодые, красивые и безумно счастливые.

И того счастья им было отмерено чуть больше месяца. В конце июня безумный сербский террорист Гаврила Принцип застрелил австрийского эрцгерцога с супругой, и Европа покатилась по накатанной дороге к прошлой Великой Войне. Впрочем, об этих событиях я знаю только по рассказам мамы и из книг, как и о жизни в довоенной, да и воюющей Российской Империи. Меня тогда еще не было на свете или я была совсем маленькая. Самые ранние события, которые я помню — это голодный двадцать первый год. Моя мама тоже была учительницей в местной суражской школе, учила детишек счету, письму и арифметике*, а вместо жалования (совзнаки тогда вообще ничего не стоили) получала на службе продовольственный паек, который обычно давали картошкой. Тогда мне казалось, что вареная картошка — это самая вкусная еда на свете.

Примечание авторов: * выпускницы женских гимназий вместе с аттестатом об образовании получали диплом домашней учительницы, а закончившие гимназии с отличием (медалью) право внеконкурсного поступления на педагогические курсы. В то же время, когда большевики в 1920 году приступили к программе ликвидации безграмотности, то обнаружился острый дефицит учителей начальных классов. И кроме всего прочего большевистская социальная революция сняла те барьеры в отношении работающих женщин, которые имели место в Российской Империи. Аттестат о среднем образовании есть? Есть! Короткие курсы учителей, и вперед на амбразуру — учительствовать.

После гибели отца мама так больше и не вышла замуж, несмотря на то, что женщина она была видная, настоящая красавица. Смыслом и целью жизни для нее стала я; мама хотела, чтобы единственная дочь выросла честным, достойным и умным человеком, и не опозорила ни ее, ни отца. В конце концов, я пошла по маминым стопам и после окончания школы в 1933 году поступила в недавно открывшийся Новозыбковский педагогический институт на факультет иностранных языков. Не знаю, почему я выбрала именно этот язык — скорее всего, потому, что им неплохо владела моя мама, передавшая мне большую часть своих знаний. При этом она называла немцев «культурными варварами», а я в придачу ко всему с самых малых лет помнила, что эти немцы убили моего отца. Так что немецкий язык стал не предметом моей страсти, которому можно отдаться безвозвратно и безвозмездно, а моим личным врагом, которого требовалось победить, разгромить, взять в плен и заставить служить своим интересам. Моей первой и единственной страстью оставалась русская поэзия девятнадцатого века: Пушкин, Лермонтов и Тютчев. Уже поэты так называемого Серебрянного века казались мне грубыми и вульгарными, а о советских так называемых виршеплетах я и вообще молчу. Итак, в тридцать седьмом году я закончила пединститут и стала учительствовать в той же школе, что и мама.

Так продолжалось ровно четыре года, пока на Россию не напали немцы и всего за два месяца от границы дошли до моего родного Суража. Мама тогда сказала, что при государе-императоре, как бы он ни был плох в представлениях господ большевиков, такого позорища все же не случилось. Должна сказать, что так резко она высказывалась только наедине со своей любимой дочерью (то есть со мной), а на службе и с соседями она была сама лояльность. Это все из-за меня и из-за такой власти, которая не позволяет людям высказывать свои мысли. Просто мама боялась, что если ее арестуют за несдержанный язык, то и мне потом придется несладко, потому что других близких людей кроме мамы у меня нет.

Но, как бы то ни было, мы все — и мама, и я, и остальные суражцы попали в немецкую оккупацию. Вот уже два дня в нашем доме живет интендантуррат* Гельмут Ланге. Во-первых — этот маленький кругленький колобок совершенно не соответствует своей фамилии**, а во-вторых, эта потная краснорожая скотина, с плешью как у господина Ульянова, явно положила на меня свой поганый глаз. То, что я свободно и почти без акцента могу говорить на немецком языке, его, кажется, только раззадоривает. Он говорит, что невелика доблесть сломать мое сопротивление, позвав на помощь пару крепких солдат, зато было бы весьма почетно, если бы он смог убедить меня в величии и непобедимости германской армии, чтобы я сама отдала бы в его распоряжение свою душу и тело. Тоже мне, Мефистофель доморощенный нашелся.

Примечания авторов:

интендатуррат — в зависимости от обстоятельств может обозначать как капитана, так и майора интендантской службы вермахта.



Ланге — означает длинный.



Сказать честно, вчера вечером герр Ланге по самые уши накушался русского самогона в компании таких же офицеров-забулдыг, и ему было не до меня. Еще бы — в дом его под белы руки приволокли двое рядовых, а сам он был в таком состоянии, что вряд ли отличил бы женщину от свиньи. Не знаю, что они там отмечали, но из разговоров солдат, которые всегда в курсе делишек своего начальника, было понятно, что интенданты — люди небедные, и наряду с грабежом в пользу германской армии успевают еще пограбить и для себя, любимых. По крайней мере, никто не отправляет так много посылок своим родным и близким в Германию, как офицеры интендантской службы.

Но я боюсь, что уже сегодня вечером герр интендатуррат будет достаточно трезв для того, чтобы сперва приступить к самовосхвалению и уговорам, насилуя мою душу. Слишком уж по-хозяйски он смотрит сейчас в мою сторону. Разумеется, я ему не поддамся, и тогда он позовет на помощь солдат, после чего приступит к прямому насилию над моим несчастным телом. И убежать мне тоже не удастся, потому что, во-первых — в руках немцев тогда останется моя мама, а во-вторых — весь город заполонен проклятыми солдатами в мундирах мышиного цвета, и мне вряд ли дадут даже приблизиться к лесу. Я уже представляла себе, как мальчишки будут дразнить меня «немецкой шлюхой», а соседки, поджимая губы, отворачиваться в сторону как от прокаженной… Но тут произошло нечто, что изменило мою дальнейшую жизнь.

Два сильных взрыва, прозвучавших где-то на южной окраине, и вспыхнувшая затем интенсивная пулеметная стрельба прозвучали для меня как возвещающий о спасении глас ангельской трубы, а мой «кавалер», напротив, встревожился. Позвав своего денщика Мартина, герр Ланге приказал ему немедленно выяснить, что там, черт возьми, происходит, и что ему в связи с этим вообще делать. Денщика не было минут десять или пятнадцать, а стрельба тем временем приближалась. В отдалении — примерно в районе Вокзальной улицы, стал слышен тяжелый низкий гул, немного похожий на гул тяжелого товарного поезда. Некоторое время спустя денщик вернулся с побелевшим от волнения лицом и трясущимися руками, и сообщил, что с юга наш город атаковала крупная моторизованная часть Красной армии. Одним словом, много танков, много очень злых русских солдат, и почти у каждого в руках по пулемету.

Плешивый толстяк, брызгая слюной, тут же начал орать, что Мартин немедленно должен уложить какие-то особо ценные вещи, а он тем временем займется строптивой девкой, то есть мной. Сказав это, он двинулся в мою сторону, на ходу засучивая рукава, а я, отступая от него шаг за шагом, испуганно прижалась в угол. Но, видимо, терпение у Всевышнего по отношению к этому человеку уже закончилось, потому что через распахнутое настежь окно я увидела, как со стороны железнодорожной станции по улице, прямо возле нашего дома, рыча мотором, медленно проезжает танк незнакомого мне вида с остроконечным носом, а за ним трусцой бегут солдаты в такой же незнакомой темно-зеленой мешковатой форме, оттопыривающейся набитыми карманами в самых разных местах. Но самой заметной деталью их внешности были поднятые на лоб очки-консервы, примерно как у немецких мотоциклистов, на которых я уже имела честь насмотреться. Проехав чуть дальше, танк остановился и начал стрелять куда-то вперед из пулемета и скорострельной пушки, а следующие за ним солдаты частью укрылись позади него, а частью рассыпались в цепь, и принялись стрелять из своих коротких карабинов в ту же сторону, куда и танк. Перепуганный Мартин потянул было с плеча свою винтовку, и тут я завопила что было сил:

— Спасите, люди добрые! Помогите! Тут немцы! Грабят! Убивают! Насилуют!

Едва только я закричала, перепуганный немецкий офицер вытащил из кобуры маленький никелированный, почти игрушечный пистолетик и направил его в мою сторону.

— Молчите, фройляйн, или я убью и вас и вашу мать, — неожиданно тонким голосом взвизгнул он.

Издавая вопль о помощи, я надеялась, что Мартин все-таки не ошибся, и немцев атакуют действительно русские, а не какие-нибудь там марсиане, уж больно не по-здешнему выглядели эти солдаты. Но действительность оказалась даже лучше любых моих ожиданий — на мой крик обернулись сразу трое одетых в темно-зеленую форму солдат. Один из них застрелил Мартина, едва тот показался в окне. Получив две пули в грудь, денщик герра Ланге бесформенным мешком повис на подоконнике, выронив свою винтовку. Двое других солдат в зеленом, откликнувшихся на мою просьбу о помощи, метнулись под стену дома, пропав из виду; и почти тут же в сенях тихо скрипнула дверь, будто в дом вошел большой, опасный, но очень осторожный зверь. Два зверя — потому что вслед за шагами первого человека стали слышны такие же тихие шаги второго. Услышав эти вкрадчивые звуки, мой незадачливый ухажер резко развернулся и направил свой пистолет на мою старенькую маму, которая, застыв изваянием, сидела прямо напротив входной двери и видела все, что происходит в сенях.

Это он сделал зря, потому что я скорее сама погибну, а маму в обиду не дам. Как кошка, я молча прыгнула ему на спину и, обхватив немца сзади, схватила его за запястья и потянула их вниз. Ну и что, что он мужчина, а я девушка. Жили мы с мамой вдвоем, и многое, что в других семьях делают мужчины, приходилось делать мне. Например, колоть дрова. Пилят-то их нам добрые люди — родители и старшие братья маминых и моих учеников, а вот колоть дрова я привыкла самостоятельно. Летом, когда нужно топить только печь и баню, это еще ничего, а вот зимой иногда так намашешься топором, что просто руки отваливаются. Ну и силушка в этих руках через то у меня неженская, поэтому, когда я потянула этого Ланге за руки, тот от неожиданности выстрелил два раза в пол прямо перед собой. Больше он сделать ничего не успел. В комнату ворвались те двое в зеленой форме и пришли мне на помощь, завернув бедному интендатуррату Ланге руки за спину и поставив его в весьма неудобную позу, когда та точка, на которой человек сидит, находится выше головы. Потом я узнала, что в будущем такая поза называется «пьющий олень» и считается весьма неприличной. Если это так, то я очень рада, ибо своими приставаниями этот тип заслужил и не такое.

И вот бой закончен, наш Сураж освобожден от немцев, мы с мамой сидим и вместе с нашими спасителями пьем чай. А их, между прочим, целых девять молодых, симпатичных и, что самое удивительное, образованных парней, а боевая машина стоит у нас во дворе. Сказать честно, я сама бегала к их самому главному командиру и попросила, чтобы к нам на постой определили именно эту команду. Их батальон остается в городе гарнизоном, а в ближайшее время тут встанет весь их полк, который будет оборонять наш Сураж. Так что наше знакомство немного затянется, чему я честно очень рада. Не каждый же день удается свести знакомство с пришельцами из иного мира или, точнее, иного времени, но в тоже время тоже русскими.

Удивительнейшая новость — потомки пришли к нам на помощь, чтобы помочь разгромить этих мерзких гадких немцев. Мы сидим, пьем чай и ведем с мальчиками разговоры за жизнь. При этом и заварку в белых бумажных пакетиках, и кусковой сахар, и все прочее, что положено к чаю, достали из своих сухих пайков наши гости. От нас с мамой понадобились только самовар, кипяток и еще баночка прошлогоднего брусничного варенья. Должна сказать, что едва я взялась за топор, чтобы заготовить дрова для готовки обеда, как инструмент был у меня отобран и молодые люди сделали все сами. И покололи дрова, и сложили их в поленницу. Идиллия, да и только.

И хоть из-за отсутствия подходящей партии я никогда не планировала выйти замуж, но сейчас меня посетила мысль, что из этой компании я могла бы выбрать себе жениха на любой вкус, цвет и размер. Не зря же мама поглядывает на меня с такой странной задумчивостью. Наверное, прикидывает, кто из этих молодых людей мог бы стать моим мужем. Немного подумав, я решила, что все же никто. Ведь все они на четыре-пять лет моложе меня. Вот их взводный командир, старший лейтенант Родионов (то есть, на старые деньги, поручик) был бы мне в самый раз, но только он на меня — такую умную, красивую и добрую — и вовсе не смотрит, только разок зашел глянуть, как тут его орлы, и не обижают ли они двух одиноких женщин. Нет, спасибо, не обижают, но вы все равно заглядывайте, Вадим Борисович, будем вам очень рады. Эх, как бы я хотела выйти замуж за одного из этих молодых офицеров и жить в России будущего, где у власти и в помине нет большевиков — среди таких же умных, красивых, сильных и свободных людей как я сама… И самое главное — чтобы вместе со мной жила моя милая мама, которая сделала для меня все, что могла, и которой я теперь должна отплатить тем же самым.

20 августа 1941 года. 11:25. Брянская область, 20 км севернее райцентра Сураж, деревня Смольки, Костюковичского района, Могилевской области, Белорусской ССР.

Получив сообщение, что по дороге навстречу его батальонной тактической группе катит сам командующий 24-м моторизованным корпусом генерал танковых войск Гейр фон Швеппенбург, командир БТГр-1 майор Потапов одновременно обрадовался и огорчился. Обрадовался он тому, что уничтожение или пленение командира корпуса должно было дезорганизовать боевые подразделения еще не понесших серьезных потерь 10-й моторизованной, 4-й танковой и 1-й кавалерийской дивизий, что, несомненно, облегчит развертывание группировки российских войск на запортальном плацдарме.

Огорчился же он потому, что таких персонажей положено брать живьем в максимально неповрежденном состоянии, ибо корпусной командир — это секретоноситель высшего уровня. А это значит, что для захвата штаба 24-го моторизованного корпуса необходимо останавливаться и искать место для засады. Организовано все должно быть так, чтобы, с одной стороны, моторизованный батальон охраны штаба оказался помножен на ноль весь до последнего человека, а с другой стороны, чтобы все жирные штабные крыски (а не только командир корпуса) остались целыми и невредимыми. Беседовать с немецкими штабными будут весьма охочие до истины товарищи из разведотдела армии — а это такие специалисты, что у них заговорит и мумия фараона Тутунхамона, причем без всякого рукоприкладства.

Более осведомленными лицами с немецкой стороны является только сам Быстроходный Гейнц и его штабные. Но того вместе с его штабом в окрестностях района Сураж-Унеча больше нет. Дело в том, что как раз в эти дни на левом фланге наступающей 2-й танковой группы 46-й моторизованный корпус, продвигающийся вдоль дороги Рославль — Брянск в районе под Клетня-Жуковка, столкнулся с упорным сопротивлением войск 50-й советской армии. Район Жуковки — это узкое, всего 5–6 километров, танкопроходимое дефиле между двумя заболоченными лесными массивами, через которое проходит дорога Рославль-Брянск. Обороняться на такой позиции против танкового натиска при наличии минимально необходимых средств ПТО можно долго и со вкусом, ибо обойти этот рубеж невозможно. В связи с этим Гудериан, оставив дела в району Сураж-Унеча на командира 24-го моторизованного корпуса, со всей своей оперативностью убыл в район Клетни. А жаль, а то бы попался голубчик вместе со всем своим летучим штабом нашим передовым частям — либо возле портала, либо при захвате Суража. Но чего нет, того нет, командующий лучшим моторизованным корпусом вермахта — это тоже весьма неплохо.

Что касается герра фон Швеппенбурга, то он владел информацией о сложившейся обстановке всего лишь на вчерашний вечер, и пока был не в курсе проводимой контроперации. Ну а как ему быть в курсе, если штабная радиостанция 3-й танковой дивизии вышла из строя во время внутрипортального взрыва, и починить ее до захвата российскими войсками выхода из портала не успели. Ну а дальше случилось то, что случилось, в портал начала входить передовая в российской группировке 144-я мотострелковая дивизия, за несколько первых часов контроперации в оперативной пустоте расширившая плацдарм на севере до Суража, на юге до Унечи. Единственное, что беспокоило герра генерала, так это то, что все попытки выйти на связи с дивизиями корпуса оказывались неудачными из-за царящих в эфире помех. Но ничего, вскоре он прибудет на место и во всем разберется лично, как следует, взгрев этого выскочку Моделя за то, что тот вздумал самовольничать, в то время как другие исправно выполняют поступившие приказы.

Местом для засады на штабную колонну 24-го моторизованного корпуса майор Потапов выбрал между деревнями Смольки и Смольковская Буда. Местность там в основном открытая, поля и луга, но имеют место еще и разделяющие их небольшие рощи, пригодные для маскировки танковой засады. В принципе, на этой позиции батальонной тактической группой можно ловить не только штабную колонну, но и полнокровный танковый полк вермахта, после чего множить его на ноль — деться ему будет некуда. Но, как говорят товарищи хохлы — шо маемо, то маемо.

Танковая и одна мотострелковая роты без одного взвода были размещены и замаскированы по правую сторону от дороги на опушке рощи неподалеку от деревни Смольки. Основное направление стрельбы вдоль дороги. Еще две мотострелковые роты и минометная батарея укрылись небольших рощицах, вытянувшихся в цепочку по левую сторону от трассы. Основное направление стрельбы поперек дороги. Именно вторая группа — это главная ударная сила засады, а первая в случае необходимости должна поддержать ее огнем и еще, в случае чьих-то попыток сбежать на своих двоих в чисто поле, догнать этих нехороших людей и повернуть их обратно. Последняя, третья позиция засады из одного мотострелкового взвода расположена почти на окраине в садах деревни Смольки. Три боевые машины пехоты и двадцать один боец десанта ждут не дождутся тех неприятелей, которые на скорости попробуют проскочить мимо основной засады.