Время сурка

– Они же друзья?!

– Женщину не поделили. Это через два года случится. Базеев на зону загремит. Пять лет отсидит за то, что не совершал, мы с ним в восьмидесятых встречались, он на Севере работал, вертолётчиком у газовщиков, вот он и рассказал эту историю. Только на Лукина он не злился, тот погиб во время боевого вылета во Вьетнаме. А та девушка женой его стала, а как вдовой оказалась, уехала на родину, больше о ней не слышали. Лукин Героя посмертно получил. Один против семи американцев, сбил четырёх. Последнего тараном. Не давал прорваться к нашим бомбардировщикам. Потерял ведомого и один бился, не струсил и не отступил.

– Одни плохие новости. Хоть одна хорошая есть? – спросил тот, садясь на место водителя.

Сегодня батя был сам за рулём, капитан убежал на своих двоих, так что, прихватив вещи, я устроился на заднем сиденье. Фёдор сел спереди. После этого батя, развернув «козлик», погнал в сторону служебной гостиницы, что была на территории военного городка. Я же, чуть подавшись вперёд, громко сказал, чтобы услышали:

– Хорошие новости тоже есть.

– Вечером поговорим, когда Соломин вернётся, – не отвлекаясь от управления, сказал батя. – Тот велел пока без него не начинать.

– Добро.

Когда мы остановились, батя отправил Фёдора на аэродром, у того были дела по службе, а сам провёл меня в фойе гостиницы и велел выделить бронь, заселив меня в ней. Мы стояли у стойки администратора, и пока служащая, жена одного из офицеров, заполняла бланк постояльца, батя вдруг спросил:

– Кстати, раз ты из Кореи, оружие с собой привёз?

– Конечно, – даже удивился я вопросу. – Четыре единицы и пару гранат. Я без оружия себя голым чувствую.

– Надо сдать.

– Буду привыкать ходить обнажённым, – вздохнул я и подмигнул администраторше.

К слову, та жена лётчика из другого полка. Тут на аэродроме базировалось два полка, истребительный и бомбардировочный. Фронтовые бомбардировщики, не стратеги. Подполковник без спроса снял трубку телефона и вызвал штаб своего полка, велев дежурному офицеру прибыть к гостинице, принять у постояльца оружие по описи, поместив в оружейную комнату при штабе.

– Кстати, это вам. Подарок. Вы меня многому научили, – открыв вещмешок, я достал тяжёлую кобуру с кольтом, на ремне было три подсумка с запасными магазинами.

Батя покрутил пистолет, что достал из кобуры, оружие ухоженное, и кивнул, принимая, после чего спросил у меня:

– Это правда, ты в Корее сорок семь сбитых на счету имеешь?

– Да, всё верно. Лётная книжка при мне, только она на корейском и китайском заполнена.

– Найдём знающего языки. А гитара? Для виду носишь?

– Песен оттуда знаю тысячи. Про лётчиков тоже, вечером послушаете. Можно в клубе выступить, пианино и аккордеон я тоже знаю.

– Договорились.

На этом мы больше не дали администраторше нас подслушивать, получили ключ и поднялись в номер. Он был одноместным, со своим санузлом. Там унитаз, раковина и небольшая сидячая ванна, которую как душевую можно использовать. Единственное окно выходило на небольшую площадь и на вход в магазин.

– Вот, для старшего офицерского состава держим. Пока располагайся, питаться будешь из нашей столовой; я распоряжусь, помдежурные будут приносить к тебе в номер. Ты сейчас как, голоден?

– В поезде перехватил, так что ужина дождусь.

– Добро. Располагайся, если что нужно, магазин рядом, вон его видно. Купишь что нужно.

Тут раздался стук в дверь, и я открыл её, впуская молодого лейтенанта. Увидев комполка, тот вытянулся, но батя быстро его на место поставил, напомнив, зачем тот пришёл. Они вместе осмотрели оружие, что я достал, поцокали языками, наблюдая, как с щелчком из трости появляется лезвие, трость оставили, остальное по описи забрали и оба ушли. Лейтенанту батя сказал, что я оттуда, с Корейской войны. Только тс-с-с. Уверен, полк через час об этом будет знать, а через два – второй и весь военный городок. Я понял батю, тот подготавливал почву для моего вживания в местные реалии. Кстати, батя документы на китайского лётчика-добровольца забрал, прежде чем уйти. На этом всё, принял душ, полотенце в номере было, и, надев свежее бельё, бросив старое в стирку, сам постираю, в лёгких одеждах прогулялся до магазина, замечая некоторые взгляды. Думаю, привлекала внимание моя экзотическая внешность, информация обо мне ещё не успела разойтись, времени мало прошло. А когда купил печенья к чаю и возвращался, обратил внимание, что народу стало больше, что со стороны меня разглядывают. Дойти до гостиницы не дали, двое пионеров, в галстуках, одеты – как будто только что с линейки, подойдя спросили:

– Здравствуйте. А вы правда с войны приехали?

– Правда. С поезда, прямо сюда к вам. Воевал лётчиком, сначала на китайском бомбардировщике, «ту-два», а потом на истребителе «ла-одиннадцать». А когда предложили научиться летать на «миг-пятнадцать», я тоже согласился. И последние полгода до окончания войны летал на советском реактивном истребителе. Лично сбил восемь американских «сайбров». Общий счёт у меня сорок семь сбитых. Есть ещё обстрелянная подлодка и два утопленных транспортных судна. Повоевать пришлось изрядно.

– Ух ты! А вы можете нам об этом рассказать? В клубе. Мы всех наших соберём.

– Через час устроит? Я гитару возьму, несколько песен спою.

– Конечно.

Пройдя в фойе гостиницы, поднялся в номер, вскипятил чайку, хотя это правилами запрещено, но мы, русские люди, всегда найдём выход, попил с печеньем, переоделся в лучшие одежды – чёрные брюки от костюма, белоснежную рубаху, туфли так начищены, что в них как в зеркало смотреться можно – и, прихватив гитару, направился к клубу. Где он находился, я помнил. Оказалось, мне сопровождающего выделили, даже двух, две девчушки лет двенадцати, тоже в пионерских галстуках, ждали внизу. Мой номер на втором этаже был. Сдав ключ, я с ними и направился к клубу. Там меня встретила заведующая клубом и провела на сцену. Зал был битком. Тут не только школьники, но и много взрослых было. В основном женщины, пожилые, но и несколько парней в военной форме заметил. В самоволке, что ли? Хм, тут и жена Фёдора была. Сразу её узнал. Такая молодая…



Я уже три часа находился в клубе, мне и воды приносили, а то горло пересохло, когда зашёл в зал батя и погрозил мне пальцем. После этого громко сообщил об окончании концерта. Он его из-за песни, что я заканчивал петь, принял за концерт. А я описывал армейские будни фронтовых лётчиков, вылеты, бои. Что видел своими глазами расстрелянных мирных граждан, налёты вражеской авиации на мирных жителей. Сожжённые огнемётами госпитали и медсанбаты. Как американские лётчики расстреливали наших, что висели под куполами парашютов. В общем, много что рассказал. Изредка пел песни о войне. Аккордеон в клубе нашёлся, я исполнил песню «Фантом», слышал её ещё перед развалом Союза. К Корейской войне та тоже неплохо подходила, хотя пелась о Вьетнаме. Я лишь несколько слов изменил. А саму песню довел до совершенства исполнения ещё в Корее, пел для своих.

Попрощавшись со слушателями, предложил завтра в это же время дать концерт, юмористический. Ну и песни будут, на что слушатели охотно согласились, а меня отвлекла заведующая клубом. Сказала, что всё организует. После этого мы с батей пошли к гостинице.

– Соломин в госпитале. Врачи пытаются ему жизнь спасти, – с хмурым видом сообщил батя.

– Не помогла информация? – уточнил я с некоторым удивлением.

– Помогла. Соломину выстрелили в спину из арбалета. Рана действительно на ножевую похожа. Самоделкин хренов. Его там бойцы из осназа особого отдела корпуса и повязали. Соломина перевязали и сразу в госпиталь. Операция всё ещё идёт.

– И кто он?


– Техник из нашего полка. Просмотрели гниду. Из националистов был. Каратель. Использовал документы настоящего фронтовика.

– Не Павлов ли, случайно?

– Ты знал? – поворачиваясь ко мне, спросил тот.

– Нет, просто логически мыслю. Только он подал прошение об отставке через месяц после убийства Соломина.

– Ясно.

Мы поднялись ко мне в номер, Фёдор уже тут был, ждал в фойе, я вскипятил чаю на троих, разлив по стаканам, и, пока мы пили, батя поинтересовался:

– Как так получилось, что ты новое тело получил, да ещё в прошлом? Что там в будущем?

– Плохо всё было, никакого светлого будущего не наступило. Я не видел. Фёдор знает, я ему рассказал. А вообще, по истории нужно несколько тетрадей написать, чтобы знали, что будет. Память моя после перемещения просто идеальной стала, вспоминать стал то, что давно, казалось, забыл. Даже какие бедствия были помню.

– Почему к нам пришёл? Не к правительству обратился?

– Я обращался, даже дважды. В первый раз забили в застенках Лубянки. Некто Абакумов расстарался. Во второй Сталину всё сообщил, стало чуть лучше, я одиннадцать лет прожил в Союзе, погиб в аварии в семидесятых. В общем, разница не существенна, разве что быстрее продвинулись в создании современных реактивных боевых самолётов. Я же всё до восьмидесятых знал, летал. По сравнению с сегодняшними моделями, небо и земля. Богом себя в небе чувствуешь.

– Не понял, как это два раза обращался?

– Я много раз умирал и постоянно возвращался в это тело, начиная всё заново. В последний раз, не выдержав, пробрался в Америку, застрелил президента США с его замом и взорвал Капитолий со всем Конгрессом и сенаторами. Только уйти не успел, заряд раньше взорвался, погиб и вот начал заново. Видимо, мозги прочистились, решил повоевать, а после войны Фёдора навестить. Впервые за все свои многочисленные жизни это сделал.

– У меня голова кругом идёт, – сказал батя и, достав папиросы из портсигара, постучал по нему и закурил. – Рассказывай сначала.



На следующий день, пообедав и даже отдохнув, полуденный отдых, я прихватил гитару и направился в клуб. Подошёл вовремя, мы ещё с заведующей пообщались, та, оказывается, кассу открыла, билеты продавались, но я на деньги не претендовал, так той и сказал. После этого вышел под аплодисменты на сцену, слегка поклонившись, гитару пока прислонил к стулу и сказал:

– Доброго дня, товарищи. Наш концерт мы начнём с юмористических рассказов. Та история, которую я вам сейчас расскажу, не была выдумана и случилась на самом деле, чему было множество свидетелей, особенно среди радиолюбителей, потому как монолог, который я вам опишу, происходил в радиоэфире. История эта произошла между американским боевым флотом и испанцами. Итак, приступим…

В общем, я в красках и лицах описал монолог офицеров флота с испанцами. Спор и запугивание, последнее от американцев, шёл из-за того, кто первым отвернёт. Пока не выяснилось, что испанцы находятся на маяке, а американцы полным ходом идут на них. Всё это так получилось, что зал лежал, захлёбываясь от смеха. Дав им немного передохнуть, сидя на стуле, я спел юмористическую песенку от Высоцкого, «Разговор в цирке», что тоже было принято на ура. Сегодня только юмор, даже песни об этом, ничего более. После песни ещё один рассказ. Описывал, какие законы в Америке, вызывая взрывы хохота в зале. А что, когда я жил в Аргентине, имел интернет и активно общался с российским юмористом Задорновым, все его передачи и концерты видел, на некоторых бывал лично, ещё он у меня на вилле гостил, вот и копировал его сценки. Они были интересны в будущем, интересны и сейчас, что ярко демонстрировалось. В общем, два часа пролетели очень быстро. Зрители долго аплодировали мне вслед, в конце концов я спел последнюю песню на бис, она детская, всё же в большинстве в зале дети, хотя и взрослых было немало, не меньше трети. На этом простился и направился в гостиницу. Там уже батя ждал. Кстати, мы договорились, пока наверх тот сообщать не будет. После смерти Сталина там сейчас борьба за власть идёт. А кто станет главой и до чего доведёт страну, тот уже знал. Хрущёва тот заочно ненавидел.

– Как Соломин? – вешая гитару над кроватью, спросил я комполка.

– Очнулся. Там сейчас жена с ним. Дочка тут в городке, соседи взяли присмотреть.

– Понятно. Так что решили? Принимаете мой план?

– Да, беру на себя эту ответственность. Даю добро. С Соломиным я сам поговорю.

Мы договорились вот о чём. Я на бумаге описываю историю Союза, кто развалил, зачем и когда. В общем, всё, все бедствия по годам, всё что вспомню. А в альбоме для рисования рисую современные в будущем машины, истребители и штурмовики. Всё что знаю о них, описываю в тетрадке. На этом всё, мы прощаемся, я самостоятельно покидаю Союз, а они тут уже сами. Лезть в эту клоаку я не хотел, что достаточно ясно продемонстрировал. Уже делал, хватит. А пока на территории военной части меня записали как приезжего артиста разговорного жанра. Юмориста и певца. Да, был пущен слух, что я оттуда, что я подтвердил концертом, документы мне батя уже вернул, но это больше не муссировалось. Был и был.

– Хорошие новости, – согласился я.

– Это ещё не всё. Я на твоих концертах не был, как-то не доводилось, но о тебе уже пошли слухи. Звонили из штаба нашей дивизии, просили отправить тебя к ним, выступить в Доме офицеров в Ленинграде. Неужели так интересно рассказываешь? Надо обязательно сходить. Обычно концерт начинается, когда у нас служба, а потом ты уже отдыхаешь. Это можно как-то изменить?

– Да, конечно. Можно до обеда давать часовой концерт для детей, у вас в городке их много, вернулись с каникул и пионерских лагерей. А после шести вечера, в семь, давать концерт часа на два уже для взрослых.

– Отлично. Тогда я свяжусь с комдивом, завтра у нас два концерта, а послезавтра тебя свозят в Ленинград, и дашь концерт там в Доме офицеров. В семь вечера удобно?

– Вполне.

Дальше я принял душ и, взяв стопку принесённых Фёдором офицерских тетрадей, чистых, приготовил письменные принадлежности и приступил к работе. Написать нужно было много. Офицеры ещё посидели со мной, мы чаю попили, мне ужин принесли, а потом они ушли, а я работал, обещания нужно выполнять, надеюсь, успею.

В полку я провёл две недели, пока за мной не пришли. Поверьте, это изрядно времени. Батя прикрывал как мог, но всё же как-то информация ушла. Вроде не Соломин постарался, хотя, может, и от него ушло. Сейчас уже и не узнаешь. Бате о прибытии группы не сообщили, видимо, чтобы не помешал и не предупредил. И что важно, я собирался завтра покинуть расположение полка, закончив писать мемуары, точнее историю Советского Союза от наших дней до развала, альбомы зарисовал с машинами будущего, дал их ТТХ, некоторые узлы и приборы нарисовал и дал описание. Учёным будет легче разобраться, если знать, к чему стремиться. Я успел побывать почти во всех клубах дивизии и штаба авиакорпуса, что был развёрнут на этом побережье. Меня на самолёте даже в Мурманск на два дня возили, четыре концерта там дал. Народ, не избалованный подобным юмором, был в восторге. Я начинаю чувствовать себя поп-звездой, как говорил дядя Миша, как я его называл. Поп – от слова попы.

Сегодня я как раз дал вечерний концерт, а сегодня было второе сентября, школа, уроки начались, но всё равно детей в зале хватало, хотя концерт был для взрослых. Местные офицеры с жёнами, их родители, кто приехал и жил с детьми. Зал, как всегда, был битком. Сегодня у меня новая программа для концерта, заезженного не было, я редко концерты повторял, только для тех, кто пропустил их. Это я про наш клуб, на выездах, там можно повторяться, меня никто не знал. Хорошо подобранная программа позволяла зрителям, покидая клуб, пребывать в хорошем настроении, с улыбками, по кому-то до сих пор судороги смеха пробегали. Некоторые мои речи повторяли в кругу знакомых, отчего все взрывались смехом. Всё же дядя Миша великий юморист, грех это не признавать, а я так, лишь плагиатор. Замечу, особую радость у зрителей вызывали рассказы об американцах и Америке. Моя фраза «ну тупые-е» стала крылатой в городке. Я не знаю, что в будущем, что в это время, похоже, эта тема будет всегда актуальной.

Придерживая гитару, а я всегда даю музыкальное сопровождение из песен, у меня их действительно много, шёл от клуба, пожимая людям руки, ощущая хлопки ладоней по плечам, пара девушек так подарили поцелуй, целомудренный, в щёчки, хотя одной я губы подставил, вызвав смех и свист, когда замер. Мне навстречу выходили трое, улыбка сразу слетела с губ, я волком осмотрелся, убирая девушку за спину. Двоих я не знал, а вот одного очень хорошо: капитан Озёрин, это он был одним из моих инструкторов осназа в Москве, где я жил несколько лет, во время одной из реинкарнаций. Опытный боец. Тот тоже отслеживал мою походку, и чем дальше, тем больше хмурился. Бойцы такого уровня по одним движениям видели, кто перед тобой, как их ни маскируй, и тому не нравились мои движения. Видел что-то знакомое? Возможно. Осмотревшись, обнаружил ещё шестерых неизвестных, что замкнули колечко, выдавив тех из зрителей, кто ко мне подошёл.

– Капитан Озёрин? – с кривой усмешкой сказал я. – Давно не виделись.

Зрители, что уже отошли от клуба, спешили вернуться, чтобы узнать, что происходит, остальные нас начали окружать.

– Мы знакомы? – спросил тот, замерев на месте, пристально меня рассматривая.

– Я больше трёх лет был вашим учеником. Вы сказали, что я был лучшим у вас.

– Не припомню такого.

– Не сомневаюсь.