Все случилось на Джеллико-роуд

— Нужно шесть врагов, чтобы это считалось вторжением. У них есть две попытки. Если оба раза будут неудачными, мы можем вступить в переговоры об обеспечении дипломатического иммунитета.

— Сегодня их было только двое, так что это не считается.

Я выглядываю в окно. Малейшее движение заставляет меня нервничать. На уроках театрального искусства мы проходим «Макбета», и мне кажется, что Бирнамский лес вот-вот пойдет на Дунсинан. Было бы очень в их духе.

— Пойду к дому Ханны, — решаю я.

Оба смотрят на меня разочарованно.

— Тейлор, пожалуйста, сейчас не время. Хотя бы на этой неделе нам надо сосредоточиться на территориальной войне.

Я выхожу из комнаты. Мои заместители идут следом.

— Мне нужны коровы, — говорю я им.

— Коровы?

Мы выходим из корпуса. Бен и Раффи стараются не отставать.

— Сейчас ведь не будет как тогда… с котом? — уточняет Бен.

Я вижу, как Раффи делает ему знак замолчать. Разговоры о том, как я утопила кота, под запретом. Этакое неписаное правило.

— Ханна хотела, чтобы я помогла ей в саду, а я так ничего и не сделала.

— Дом Ханны сейчас не важен, Тейлор, — упрекает меня Раффи.

— Очень важен. — Я иду, не останавливаясь.

Бен хватает меня за руку.

— Тогда я беру управление в свои руки, — гневно объявляет он. — Иди, возись с домом Ханны, а я сделаю все, чтобы эти кадеты и на метр к нам не приблизились. Если ты думаешь только о том, чтобы посадить…

— Навоз, — объясняю я. — По всем грядкам. Отличное удобрение для овощей.

Бен, кажется, готов меня ударить от досады.

— Ты просто свихнулась! — кричит он. — Никто не говорит тебе об этом, но ты… — Я вижу, что до него вдруг доходит. — Ты просто гений.

Раффи переводит на него озадаченный взгляд.

— Она гений? Я что-то не понимаю.

— Он хочет сказать, что наши враги пока не знают, какое дерьмо их ждет, — говорю я. — В прямом смысле.

Стратегии бывают разные, и пусть эта выглядит довольно по-детски, меня она забавляет.

Нападающие появляются на следующий день ближе к вечеру. Григгс приземляется первым. Если забыть о территориальной войне, смотреть на него одно удовольствие. Он словно создан для того, чтобы летать по воздуху. Григгс выпрямляется, осматривая форму. Затем поднимает взгляд и видит, что я сижу на веранде дома Ханны, болтая ногами. Он начинает двигаться в мою сторону, и я вижу, что идти ему непросто.

С другого берега раздается боевой клич, и, прежде чем Григгс успевает предупредить их, не менее шести кадетов перелетают через реку и приземляются вокруг него. Их лица искажает ужас. Они в таком ужасе, что я готова захихикать.

— У нас есть свое хозяйство, — напоминаю я. — Не такое хорошее, как в Янко, но скот держим.

— Коровий? — спрашивает Энсон Чои, зажимая нос.

— И свиной. И лошадиный. Помидоры отлично растут.

Кадеты все будущие военные. Городские ребята. Они, возможно, умеют драться по-уличному, но пробираться через навоз их никто не учил.

— Меня сейчас вырвет, — предупреждает один из них.

— Не расстраивайся, — утешаю я. — Некоторых из наших тоже вывернуло, пока они раскладывали все это. Кстати, это было как раз там, где вы стоите.

Кадеты приходят в еще больший ужас, глядя себе под ноги и воображая худшее. Я указываю на не принадлежащую никому тропу, по которой им придется добираться до лагеря минут сорок, не меньше.

— Там навоза нет, — поясняю я. — И у вас, по-моему, есть к ней доступ.

Григгс смотрит на меня.

— Если попытаетесь совершить еще одно вторжение и потерпите неудачу, нам, скорее всего, придется серьезно поговорить. Правило триста двадцать один фиолетовой книжечки.

— Это война, — тихо заявляет он.


— Что ж, и, к счастью, ты, Григгс, как раз одет по-военному.



Итак, военные игры продолжаются, и порой бывает так весело, что я даже на пару минут забываю о Ханне и матери. Горожане узнают о стычках и внимательно следят за тем, чтобы никто из нас не пользовался их владениями как нейтральной территорией, так что планы для нас разрабатывает Ричард, который в этой роли на своем месте. Кажется, он вот-вот наденет берет и начнет курить трубку.

План заключается в том, что мы вынудим кадетов начать вторжение, вместо того чтобы дожидаться их нападения. Поэтому субботним утром, когда, как нам известно, солдаты Джоны Григгса выходят на утренние тренировки, мы с Беном и Раффи заходим на территорию кадетов. Совершенно случайно.

Кадет, стоящий впереди, замечает нас почти мгновенно, и я вижу, как его глаза прищуриваются. Он оглядывается — вероятно, ищет взглядом Григгса. Я останавливаюсь на тропе в каких-то десяти метрах от них и позволяю страху на мгновение мелькнуть в моих глазах, после чего поворачиваюсь и срываюсь с места.

Мы бежим изо всех сил. За нами грохочут тяжелые шаги кадетов. Раффи точно знает, куда нас вести. Мое сердце колотится от страха. Я боюсь, что нас поймают раньше, чем мы доберемся до своих границ. Наше единственное преимущество в том, что мы знаем эти заросли как свои пять пальцев. Большую часть года, пока кадетов нет, это наша площадка для игр. Для них это полоса препятствий, но мы-то знаем, где поднырнуть под ветку, а где перепрыгнуть. Мы знаем, за какие ветки можно хвататься, а какие непременно подведут, надломившись под нашим весом. Мы знаем, где растут деревья с горизонтальными ветками, и проскальзываем под ними, как конкурсанты в «Танцах со звездами». Мы знаем, каких растений избегать, потому что можно зацепиться за колючки. Но на их стороне скорость и выучка, и иногда я чувствую, что первый из кадетов уже дышит мне в спину.

И вот вдалеке я вижу пространство, которое мы называем «ничьим». Это самое странное место на всей территории. Ровно гектар земли, на котором ни одного дерева, только трава по колено по обе стороны тропы, которая больше напоминает траншею. Наши владения начинаются точно в середине. Мои легкие умоляют дать им воздуха, но я знаю, что останавливаться нельзя, пока не доберусь до границы. И, что особенно важно, пока до нашей границы не доберутся кадеты. Прятаться в траншеях — хитрая штука, но по хитростям мы мастера. Мы пересекаем невидимую границу, и через несколько секунд я понимаю, что все восемь кадетов тоже это сделали. Я слышу рев, поднимающийся из травы по обе стороны тропы, и голос Ричарда гремит: «Пленных не брать!» Это довольно нелепо, потому что мы явно не собираемся никого убивать, но Ричард фанат Лоуренса Аравийского. Внезапно наши старшеклассники налетают на врагов со всех сторон.

Уже потом я понимаю, что Джона Григгс играет в регби, и уж для него-то явно не проблема отбиться и уклониться от кучки слабаков, для которых все участие в контактных видах спорта сводится к ссорам после партии в шахматы. Поэтому неудивительно, что, когда я на секунду оборачиваюсь, он пробивается через ряды наших ребят. Все происходит как в замедленной съемке, потому что наши взгляды встречаются и я кричу Раффи и Бену, чтобы не останавливались. Что-то в глазах Григгса подсказывает, что наша армия не сможет его задержать. Когда мы вбегаем в лес, Раффи делает крюк, и я понимаю, что она направляется к Молитвенному дереву, потому что для горожан еще слишком рано.

Молитвенное дерево напоминает Иерусалим. Когда-то оно было нашим, тропа, ведущая к нему, принадлежит кадетам, а само дерево теперь досталось горожанам. Завидев его издалека, я испытываю настоящую эйфорию, но, добравшись до массивного ствола, мы замечаем, что веревочная лестница исчезла. Мы запрокидываем головы, чувствуя, как колет в боку. Я оглядываюсь, ожидая появления Григгса. Сверху высовывается голова Сантанджело.

— И что же будет, если вас поймают? — кричит он нам.

Мы стоим на территории кадетов. Сантанджело прекрасно знает, что будет. Он наша единственная надежда.

— Давай заключим сделку, — сдаюсь я наконец.

— Клуб?

— Я смотрю на Раффи, и она кивает.

— Клуб, — соглашаюсь я, хватая воздух ртом.

Лестница опускается, и мы начинаем забираться. Я нахожусь примерно на полпути, когда вижу, что Григгс выходит на поляну, и пытаюсь ускориться, но не попадаю ногами на ступеньки. Сантанджело, Бен и Раффи вытягивают меня наверх, когда я еще чуть ли не в четырех ступеньках от площадки, потом хватают лестницу и поднимают ее как раз в тот момент, когда Григгс добирается до дерева. Он один, но кто знает, сколько кадетов еще вырвались и вот-вот присоединятся к нему.

— Они сюда не заберутся. Это точно, — говорит Сантанджело у меня за спиной.

Я задыхаюсь и чувствую, как Раффи достает у меня из кармана ингалятор и вкладывает мне в руки.

Когда мы все отдышались, я выглядываю вниз.

— Ну, он же не срубит дерево, — говорит Раффи.

— Пока он не уйдет, мы здесь застряли, — напоминает Бен.

— Они очень пунктуальные. Смоются отсюда по первому звуку горна, — успокаивает Сантанджело. — Ближайший в десять.

То есть через два с половиной часа.

Григгс стоит у корней дерева и рассматривает ствол. Я догадываюсь, что он читает надписи. Интересно, находит ли он имена тех самых пятерых ребята? Понимает ли цитату о том, как их ничто не могло остановить? Какая надпись нравится ему больше всех? Видит ли он кровь, оставленную кем-то, кто поранился, выцарапывая на коре свою душу? Или, может, он представляет, что вырезал бы, будь у него с собой нож.

Потом он уходит, и, не видя его, я паникую еще больше, чем когда он стоял под деревом. Зная Григгса, он явно прячется в засаде.

Как ни странно, мы проводим ожидание довольно приятно, если не считать того, что Сантанджело пускается в подробности о своих планах на клуб. Однако через полчаса Григгс возвращается. У него в руках ведро.

— Отличное дерево! — кричит он нам.

— Что там у него? — спрашивает Раффи, выглядывая из-за моего плеча.

— Что бы там ни было, оно не поможет ему забраться сюда, отмахивается Сантанджело.

Внезапно мое сердце застывает. Во второй руке у Григгса роликовая кисть. Значит, он собрался замазать ствол дегтем или краской.

— Ты не посмеешь! — кричу я.

— Так спускайся и останови меня!

Меня охватывает ярость, но я не двигаюсь с места. Потому что в глубине души не верю, что он способен уничтожить все эти голоса прошлого.

— И откуда мне начать? — дразнит он.

— Да мне плевать! — кричу я, надеясь, что мой блеф не раскусят.

— Неужели? А вот мои разведчики утверждают, что ты бродишь тут каждую ночь.

Я чувствую, что взгляды Бена и Раффи устремляются на меня. Сантанджело открывает рот, чтобы сказать что-то, но, судя по тихому «ай», Раффи дает ему тычок под ребра.

С высоты я вижу, что Григгс окунает кисть в ведро и шлепает ею о ствол. В следующее мгновение я хватаю лестницу и сбрасываю вниз. Как только она перестает качаться, я начинаю спускаться. Мне дурно при мысли о том, что я увижу.