Вселенский заговор
Часть 36 из 48 Информация о книге
– Нет, нет. – Вот счастье! У него сердце не очень, ему волноваться никак нельзя. Ты не знаешь, тётя ему не звонила? Гриша обнял Марусю за голову, прижал лицом к своему плечу, и остаток дороги они ехали молча. Тётя Лида, завидев Марусю, выбирающуюся из «газика», сначала села на крыльцо, но тут же вскочила, подбежала, стала её целовать, ругать, хвалить, ощупывать и снова целовать и ругать. Агриппина подбежала и тоже стала её целовать, и ещё какие-то люди, все они так рады были видеть Марусю живой и почти невредимой, всем нужно было её поцеловать, потрогать, погладить!.. Она сначала плакала, а потом стала смеяться. – Ничего, отошла, – констатировал участковый Илья Семёнович, снял фуражку, дунул в неё и нацепил опять. – Это какой же сволоте понадобилось такие шутки шутить?! Да и зачем?! – Вот именно, – отозвался Гриша. – Зачем?.. Он понимал, что сейчас думать об этом не имеет смысла, он всё равно ничего не надумает – у него сильно болела голова, как будто он нанюхался гари от дальних лесных пожаров, – и то и дело темнело в глазах так, что время от времени приходилось за что-нибудь браться рукой, за столбик крыльца, за ствол яблони. – Гриша, – вдруг сказала Лидия Витальевна громко, – да на тебе лица нет!.. Пойди умойся вон водой холодной! – Да чего умываться, ему бы водочки граммчиков двести! – Сейчас, сейчас, Груня, вынеси бутыль, она в шкафчике или в холодильнике, что ли… – Я найду, тётя Лида! – Гришка, не переживай, – сказала Маруся. – Я нашлась. – Девчонки, давайте в баню, она с обеда топлена! Где Агриппина? – Вы её послали за водкой, тётя. – Марусенька, пойдём, я тебя сама помою, маленькая! Груня! Груня! Где ты там застряла! Вчерашний день ищешь!.. – Я уже всё нашла, тётя Лида!.. – Не нужно меня мыть, я сама отлично помоюсь! – отбивалась Маруся. – Да я теперь тебя ни на шажочек от себя не отпущу! Почему-то никто не заходил в дом, все толпились во дворе, под светом того самого фонаря, который обещал разбить покойный Валерик, но разбил другой, на сарае. Агриппина вынесла поднос, уставленный стаканами и тарелками, бутыль с водкой была у неё под мышкой. Она выставила всё на стол, вместе с тётей Лидой они подхватили Марусю и повели её в баню. – Мы сами, – сказала Агриппина, когда Лидия Витальевна зажгла в тесном предбаннике слабую лампочку, – вы бегите к ним, тётя Лида. Они без вас не справятся. В два счёта Агриппина скинула одежду и раздела Марусю, которая только вздыхала и морщилась. – Вот у вас тут жизнь интересная, – говорила профессорская внучка, поливая Марусю горячей водой. – Как в сериале «Золотоискатели»! Или «Старатели»! Ты смотришь сериалы? Маруся покачала головой – нет, не смотрит она сериалов. – А мы с бабушкой очень их уважаем, – продолжала Агриппина, намыливая ей голову. – Здесь больно, да? – Она остановилась, потому что Маруся замычала. – По-хорошему, надо бы к врачу сходить, проверить, нет ли сотрясения. Ничего себе он тебя стукнул!.. Там и ссадина, знаешь, небольшая. Выстрижем тебе на голове тонзуру и зальём зелёнкой. – Я не хочу тонзуру! Да ещё зелёную!.. – Куда тебя понесло, за какими сыроежками?! Зачем ты ушла?! Маруся решительно не могла вспомнить, зачем она ушла, правда! Но ведь зачем-то ушла же! – И этот тип! Который на тебя напал! Выходит, он знал, что ты по лесу одна бродишь! – Или просто так увидел. – И сразу решил тебе по голове дать и в какую-то сторожку отволочь. Зачем он тебя туда поволок? – Я не знаю! – сказала Маруся, взяла у Агриппины из рук мочалку и стала яростно тереть лицо и руки. – Он мне не сказал! Я в себя пришла и не поняла ничего – какая-то солома кругом, опилки, ноги связаны, и руки тоже. И никого нет. – Я бы от страха с ума сошла, – вставила Агриппина. – А я не поняла ничего, – повторила Маруся. – Я думала, кто-то надо мной подшутил. – Ты, Маруська, Спиноза, – заметила Агриппина. – Что ни мысль, то гениальная! – Потом я Гришу стала звать. Думала, он поблизости. Звала, звала. После заплакала. Потом… не помню уже. Ей стыдно было признаться Агриппине, как она испугалась. Пожалуй, она сможет рассказать об этом Грише, и больше никому. Они долго поливались водой, сначала горячей, потом холодной, и вылезли из бани, поддерживая друг друга, совершенно осоловевшие. Кажется, тётя Лида дежурила у двери, потому что сразу подхватила обеих, накинула на мокрые волосы полотенца и, приговаривая, что после баньки и лёгкого пара самое милое дело полежать немного, отдохнуть, завела их в дом – они спотыкались и путались ногами – и моментально пристроила спать. Марусю на её диванчик, а Агриппину на раскладушку, застланную толстенным, как в сказке про принцессу и горошину, матрасом. Маруся заснула тут же, а Агриппина ещё бормотала, что просто полежит немного, встанет и будет тёте Лиде помогать с гостями. – Ну, конечно, – согласилась Лидия Витальевна, погасила свет и прикрыла за собой дверь. Народ со двора почти весь разошёлся, и «газик» ускакал восвояси. Остались только супруги Прокопенко, участковый, Гриша и Константин, наконец-то вернувшийся из леса. – Я стаканы все ополоснула, – проинформировала супруга Прокопенко, – и новые подала. Там колбаса была, в холодильнике, я подрезала. И вот хлеба от нас принесла, ваш весь вышел. – Спасибо, Людочка, – устало сказала тётя Лида, и Гриша удивился, что дородную супругу Прокопенко зовут Людочкой. – Всё хорошо, что хорошо кончается, – заявил супруг Прокопенко и вздохнул. Он был в болотных сапогах и в комбинезоне, облегавшем солидное пузцо. – Да где ж кончается, – участковый сокрушённо покачал головой, – по всему видать, начинается только!.. – Ну, девочка спасена и в безопасности. – Если по правде сказать, – подал голос Константин, – история поганая. Так себе история-то. – Это ты про что говоришь? – спросил участковый. – Это я про то говорю, что на старой лесопилке пошуровал немного. – Он взял стакан и набулькал себе из бутылки почти полный. – Там вокруг лапник сухой навален и хворосту полно. С наветренной стороны вообще плотно уложен. Спичкой чиркнуть, и… готово. Тётя Лида сдавленно ахнула, супруга Прокопенко ахнула тоже. – Сжечь, что ль, девку хотели? – поразился Илья Семёныч. Константин опрокинул в себя водку, взял кусок хлеба и с силой втянул воздух – занюхал. – Да будет страху нагонять, – неуверенно сказал участковый. – И без тебя тошно. – Завтра же в Москву её увезу, – быстро сказала Лида. – Первой электричкой. С самого утра, как встанем, так и уедем. – Погоди ты, Лида, – участковый сунул свой стакан под нос Константину. Тот налил. – Тут разобраться надо, а как мы разберёмся, если вы обе того, тю-тю!.. – Вот этого я не знаю, как хотите, так и разбирайтесь, такая ваша работа. А племянницу я увезу! …Поджечь, думал Гриша. Поджечь сторожку, где лежала связанная живая Маруська. Там и вправду всё сухое, вспыхнуло бы, как порох, через пять минут не осталось бы и следа. От Маруськи ничего не осталось бы. Смерть в огне – чудовищная. Страшная. Такая страшная, что лучше не думать и не представлять. Но он уже подумал и представил. Отчётливо. В подробностях. От подробностей сводило затылок. Участковый выпил ещё стакан и ушёл звонить в Егорьевск. Супруг Прокопенко проводил его глазами и попросил, чтоб ему налили тоже. – Витенька, – встревоженно сказала жена, – ты не забываешь о своём состоянии? – Ах, оставь, Люда, я в прекрасной форме, – объявил Прокопенко. Тётя Лида сказала, что надо бы вещи собрать, чтобы завтра прямо с утра уехать. Прокопенко осторожно отпил из стакана водки, как чаю, словно боялся обжечься, вздохнул и обратился к Грише: – Я ведь всё понимаю, Григорий Михайлович, – тот поднял на него глаза. – Вы нас терпеть не можете. Мы же, так сказать, вторглись на вашу малую родину. Но ведь мы с Людмилой не захватчики! Ваши родители продавали дом, а мы, так сказать, покупали! – Я не хочу об этом говорить, – ответил Гриша. – Какая теперь разница? – Большая, – твёрдо сказал Прокопенко. – Очень значительная. Ведь симметрия действует повсюду! Мы, так сказать, симметрично не питаем к вам тёплых чувств. – Витенька… – Это правда, Люда! Мы испытываем взаимную антипатию, так ведь? Гриша вздохнул, Константин вздохнул тоже, как бы предвидя, что разговору этому не будет конца. – Вас раздражает, что мы живём в вашем доме. Нас, в свою очередь, всегда раздражало, что дом был доведён до самого плачевного состояния. – В нормальном он был состоянии, – пробормотал Гриша. – Да не об этом речь, – продолжил Прокопенко и ещё отпил из стакана водки, будто чаю. – Мы вложили в этот дом средства, значительно превышающие его стоимость, это тоже не подогрело в нас нежных чувств к вашему семейству.