Вспомни меня

Глава 25




Пять лет назад



Я опять в роли «третьего лишнего», пока Джеймс носится впереди с Энцо, псом Саймона. Мальчику нравится держать поводок и выкрикивать команды. Может, нам тоже завести собаку? Джоанна точно будет не в восторге. Она вообще не любит животных в доме. После того как пропал наш котенок, нового она заводить отказалась – мол, убирать за ним и все такое. И сейчас недовольно поглядывает на Энцо, когда его большая голова оказывается слишком близко к ее новой юбке. Все это очень похоже на картинку из какого-нибудь модного каталога – бегущий парнишка взрывает ногами опавшие листья, а позади держащаяся за руки респектабельная пара в осенних нарядах и дорогих резиновых сапогах. Я тащусь сзади, чтобы они могли побыть наедине. Наверное, я напоминаю сейчас какую-нибудь незадачливую компаньонку из романа Джейн Остен, оставшуюся в старых девах тетушку, которая, склонившись над вышиваньем, пытается не слушать разговора влюбленных.

День между тем великолепный. Сквозь деревья льется золотой свет, листья горят разноцветным пламенем на фоне голубого неба. Мы идем по длинному маршруту через старый Олений парк. Приятно снова выбраться на загородную прогулку. Мы выходим из леса, и перед нами возникает усадьба в георгианском стиле, желтые стены омыты медовыми солнечными лучами.

Саймон, протягивая мне свой телефон, просит сфотографировать их с Джоанной на фоне поместья, между деревьями. Отличный выбор ракурса, в самый раз для каталога.

– Может, мне сменить работу? – смеется Саймон.

– Было бы неплохо, – сухо замечает Джоанна.

По его лицу пробегает тень. Это очередное напоминание об их старом споре. Джоанне не нравится то, чем Саймон занимается. Она считает аморальным консультировать и без того сверхбогатых людей по вопросам снижения налогов, а он в ответ приводит кучу статистики – сколько платит десять процентов британцев с самыми высокими доходами, и как страна давно бы разорилась без этих взносов. Честно говоря, по-моему, сестру просто бесят его постоянные разъезды. В этом плане все так и осталось по-прежнему, Саймону даже пришлось нанять кого-то, чтобы выгуливать Энцо. Джоанна до сих пор злится, что не смогла предъявить своего ухажера коллегам на рождественской вечеринке – он как раз был занят. Пришлось в очередной раз говорить, что придет без пары. Новый начальник пошутил: мол, существует ли тот вообще на самом деле, – совершенно беззлобно, но явно задел за живое. Когда все остальные появляются со вторыми половинками, одной, конечно, несладко. Взять хоть меня – мне тоже сейчас не очень комфортно, а ведь это всего лишь непродолжительная поездка к местной достопримечательности.

Решив дать влюбленным побольше времени побыть вдвоем, я предлагаю отправиться с Джеймсом и Энцо поесть мороженого, пока они осматривают усадьбу. Пара обрадованно улыбается, однако племянник заявляет, что тоже пойдет внутрь – они сейчас по истории изучают работорговлю, и ему хочется увидеть, на что тратились добытые чужой кровью деньги. Джоанна, приятно удивленная, что тот выказал хоть какой-то интерес к учебе, не в силах ему отказать. Я остаюсь вдвоем с псом, который, вымотанный беготней с Джеймсом, только рад перейти на шаг и неспешно плетется за мной по разбитому в поместье саду.

Встречаемся мы в кафе на террасе. Все трое мрачны как туча – очевидно, что-то опять произошло. Надутый Джеймс остается со мной за столиком, сгорбившись над телефоном, пока Джоанна и Саймон шипят друг на друга в очереди за кофе.

– Что случилось? – спрашиваю я племянника.

– Саймон начал ко мне придираться, ну мама ему и ответила, – говорит мальчик, отрываясь от экрана.

– Что он тебе сказал?

Джеймс пожимает плечами:

– Он просто не любит, когда что-то не по его. По-моему, я им вообще мешаю. Снова завел свою шарманку про долбаную частную школу.

Еще один раздражитель. Джоанна вечно ноет, что учителя Джеймса не понимают, другие дети грубые и невоспитанные, задают мало или, наоборот, слишком много, и так далее. Саймон, надо отдать ему должное, терпеливо все выслушивает, но считает, что, как мужчина, должен предложить какое-то решение проблемы. Ему кажется, что наилучшим выходом будет отправить Джеймса в частную школу. Джоанну это злит, поскольку получается, как будто она сама виновата – отдала ребенка в обычную и все испортила.

Если подумать, в последнее время она вообще постоянно жалуется на Саймона по любым мелочам. Например, расстраивается, что он не знакомит ее с друзьями. Стыдится, потому что она недостаточно хороша для его блестящего круга?

– Один из них женился в третий раз, ей всего двадцать четыре, – объясняет она. – Представь, если мы окажемся рядом за одним столом в ресторане. Я ведь ей почти в матери гожусь.

Я не стала тогда говорить, что это действительно так, безо всякого «почти». Ее чувства понятны и, возможно, даже имеют под собой почву, но если она будет продолжать в том же духе, то просто оттолкнет Саймона. Как справедливо заметил Джеймс, богатые не любят, когда что-то идет не так, как им хочется.

Саймон и Джоанна возвращаются с дымящимися чашками кофе и какао, но атмосфера между ними по-прежнему холодна как лед. Оба не смотрят друг на друга, хотя делают вид, что ничего не случилось, и с радостными лицами болтают со мной, не особо заботясь ответами. Саймон долго разглагольствует об одном из экспонатов усадьбы. Племянник закатывает глаза, и мужчина обрывает себя на полуслове.

– Джеймс, если тебе не нравится, как я рассказываю, может быть, поведаешь нам, что показалось интересным тебе?

Я оглядываюсь на Джоанну – та сидит с окаменевшим, белым от злости лицом.

– Может, не будем?.. – говорю я, переводя глаза то на одного, то на другого.

Из всех троих только Джеймс сохраняет невозмутимый вид.

– Мне больше всего понравилась потайная дверь в книжном шкафу. Которую установил четвертый граф.

Ответ настолько нехарактерный для того, кто на уроках вечно витает в облаках, что я поневоле улыбаюсь. Джоанна тоже – она довольна тем, что Джеймс оправдался за произошедшее в усадьбе. Саймон явно раздражен.

– Да, она довольно интересна, – произносит он наконец ледяным тоном. Не могу сказать, что стремление взять верх над мальчишкой характеризует его с лучшей стороны.

Джоанна с торжествующим видом слегка приобнимает сына. По-моему, и до нее начинает доходить. Похоже, с Саймона, как с отреставрированных картин в усадьбе, начинает слезать защитный слой, обнажая под собой нечто совсем другое.





Глава 26





Звонит Алан. Минула всего пара часов, как я от него ушла, и у меня невольно возникает чувство, что теперь, когда я дала ему повод, он от меня не отстанет. Раньше было то же самое – чуть поощришь, и все катится по нарастающей.

– Включайте телевизор, местные новости на Би-би-си, – командует сосед. – Я зайду обсудить в десять. Не забудьте поставить чайник, дорогая.

Что?! Однако он уже положил трубку. Я нажимаю кнопку на пульте, ощущая подползающий трепет перед тем, что увижу. И не зря – комментатор как раз заканчивает репортаж о течи в магистральном водопроводе, и картинка на заднем плане сменяется видео с нашим домом сразу после убийства. У двери еще растянут белый тент, криминалисты в спецкостюмах с деловитым видом ходят прямо по клумбам.

Съемка вдруг переключается на группу людей, стоящих возле административного здания. Пара из них держит самодельные плакаты «Справедливость для Джоанны!». Потом дают крупный план мужчины с редеющими, наполовину седыми волосами и щетиной на щеках. Внизу подпись: «Алан Уорнер, сосед и друг убитой».

– Мы здесь, чтобы обратиться к возможным свидетелям, – поясняет он корреспонденту. – Прошло уже больше недели, и мы озабочены тем, что полиция, вместо того чтобы кого-нибудь арестовать, третирует членов семьи.

Я напрягаюсь. Чем нам могут помочь нападки на следствие? Камера переключается на худощавого юношу с мягкими каштановыми волосами и выступающими скулами. «Джеймс Бейли, сын убитой». Я задерживаю дыхание – справится ли он с волнением?

– Мама была чудесным человеком, ее все ценили и уважали. Мы просим откликнуться тех, кто обладает хоть какой-то информацией, которая может помочь полиции поймать ее убийцу. Если кто-то что-то знает – пожалуйста, прошу вас…

У него обрывается голос. В кадр вновь вступает мужчина постарше.

– Пожалуйста, свяжитесь с полицией, если вы находились в той части города вечером двадцать восьмого марта. Убийца должен был испачкаться в крови. Если вы видели кого-то, кто пытался избавиться от одежды или вообще странно себя вел, позвоните по этому номеру. – Он поднимает написанный от руки плакат.

Репортаж переключается на миловидную смуглую женщину с очень коротко остриженными черными волосами. Подпись поясняет, что это детектив-сержант Нур.

– Мы, разумеется, поддерживаем призыв к тем, кто что-либо знает об этом преступлении, обращаться в полицию. Я, однако, просила бы их воспользоваться нашим телефоном доверия. – На экране появляется другой номер.

Едва я выключаю телевизор, как раздается стук в заднюю дверь. «Бежал он, что ли?» – думаю я, внутренне застонав. Открыв, я осматриваю мужскую фигуру перед собой: высокий, плотный, примерно нужного возраста. На голове, правда, ничего нет, однако голос исключает все сомнения.

– Извините, Сара, забыл про кепку, но это я, Алан, – бормочет он, уже стоя в кухне.

Я заглядываю ему через плечо, надеясь увидеть племянника.

– А Джеймс не с вами?

– К сожалению, дорогая, ему нужно было вернуться на работу. Между нами, по-моему, он просто боится сюда возвращаться – вы понимаете, из-за чего. – Мужчина кивает на пол. – Я говорил ему, что здесь все отмыли, но ему, кажется, только еще больше поплохело. Ну, он ведь совсем молодой парнишка, правда же?

Я стараюсь скрыть разочарование. Конечно, я все понимаю, но мне все же хотелось бы, чтобы он вернулся. Это же глупо – вкалывать посменно на какой-то заправке и жить в дурацком съемном доме, когда есть свой, где о тебе могут позаботиться.

– Ну, – говорит Алан, хлопнув в ладоши, – что думаете? Как вам мой дебют на телевидении?

Он выжидающе улыбается.

– Здорово получилось. – Оценивать чужие усилия по поимке убийцы сестры странно, однако некрасиво одергивать человека, который пытается тебе помочь. – Правда, детективу Нур, похоже, что-то не понравилось.

– А, путаница с телефонами… Сами виноваты, что не захотели сотрудничать. Пришлось взять общий номер с их сайта. Она потом со мной говорила – они, понятно, не хотят, чтобы туда посыпалась куча звонков. Ну если ни к кому не обращаться, то и звонить никто не будет, понятное дело. Уж лучше неправильный номер, чем вообще никакого, вот что я думаю.

– Да, вы, наверное, правы.

Он ухмыляется, и я замечаю желтый налет у него на резцах. Похоже, Алан не особенно утруждает себя чисткой зубов.

– Ну еще бы! – Он плюхает на стол пакет с покупками. – В мире есть два типа людей, Сара. Одни ноют, другие делают. Когда я вижу что-то неправильное, то просто не могу пройти мимо.

Он открывает шкафчик.

– Кстати говоря. Я тут кое-что прикупил – вы ведь домоседка, и я подумал, что у вас на кухне наверняка шаром покати. Вот булочки по пятнадцать пенсов, для тостов подойдут идеально.

В пакете еще тушеная фасоль, консервированные сосиски, снова печенье и несколько сырных лепешек собственного приготовления. С голода я теперь не умру, а вот цингой могу заболеть. Или витамин C есть в вине? Его все-таки из винограда делают. Попросить, что ли, Алана взять для меня из супермаркета бутылочку-другую в следующий раз? Нет, не надо, чтобы кто-то знал, сколько я пью, обо мне может сложиться превратное впечатление.

Алан тем временем щелкает кнопкой на чайнике – прямо по-хозяйски, осваивается на глазах. Я и хотела бы рассердиться, однако на самом деле в компании как-то даже приятнее. Без Джоанны дома совсем пусто. Алан все болтает о чем-то – вроде об акцизе на сладкую газировку, – хотя уже через силу, словно спортсмен после важной игры. Как будто выдохся – вот правильное слово.

– А как вам наши плакаты? Мне помогал Поляк Боб. Мы хотели сделать с фотографией Джоанны, но тогда они обошлись бы по пятнадцать фунтов каждый. Джеймс молодец, хорошо выступил и выглядел отлично, а это в таком деле не повредит. Не смотрите на меня, сами знаете, что так оно и есть. Вы тоже, кстати, были бы к месту в качестве лица кампании – двое лучше, чем один.

– Ни за что! – Я продолжаю читать книги о психопатах и знаю, что для главного подозреваемого типично попытаться влезть в разворачивающуюся драму полицейского расследования. Мне меньше всего нужно сейчас привлекать к себе внимание.

– Хорошо, хорошо. – Алан поднимает руки, как бы признавая, что сдается. – Это была последняя попытка. О, у вас здесь местная газета свежая – я гляну, пока вы готовите чай? Вода, кстати, закипела.

Я отыскиваю чайные пакетики и нюхаю молоко – не испортилось ли? Алан читает вслух о дорожных работах на трассе и сокращении ассигнований на библиотеку. Я стараюсь абстрагироваться, сосредоточившись на поднимающемся из чайнике облачке пара, на распускающемся в темном чае белом цветке молока, на звяканье ложечек в чашке. Сейчас это называют осознаванием – о нем пишут во всех газетах, каждая звездулька утверждает, что его практикует. Мы на форуме как-то смеялись – с нашими диагнозами поневоле так залипаешь над каждой мелочью.

«Кувалдой по башке, и ты «в текущем моменте» навсегда и бесплатно. По эффекту с антероградной амнезией ничего не сравнится», – язвительно прокомментировал некто Реднек82. Судя по постам, у него было довольно бурное прошлое – вплоть до драки в Челтнэме (не на джазовом фестивале, конечно, а на ипподроме). Закончилось все вмятиной в черепе, пожизненной апраксией, хронической усталостью и проблемами с памятью. Помню, я ответила тогда вереницей смайликов и предложением открыть совместный бизнес: «Ахаха!!! Кто притащит кувалду?!!» А ну как Нур, просматривая мои комментарии, сочтет эту шутку – довольно сомнительную, конечно – доказательством моей склонности к убийству? Я невольно вздрагиваю.

– Эй, а этот-то что здесь делает? Давненько его не было видно – с тех самых пор, как они с Джо-Джо порвали.

Алан тычет пальцем в газетную фотографию. На ней наш дом, полицейская машина перед ним и кучка людей по ту сторону полицейской ленты.

– Кто? – спрашиваю я, глядя через плечо Алана. Тот показывает на группку зевак. Я замечаю, что два пальца у него залеплены грязным, размочалившимся по краям пластырем, и мысленно помечаю себе выкинуть сырные лепешки.

– Да вот, позади здоровяка-полицейского.

Мне сложно что-либо там разглядеть. Фото зернистое, и лицо слишком маленькое. Я вижу только мужчину лет пятидесяти-шестидесяти, с широким лицом, песочного цвета волосами, зачесанными вперед, и мрачно нахмуренным лбом.