Заметки о любви

Распрощавшись с Приянкой, Мэй обходит дом и застает на крыльце бабулю, которая в последнее время любит тут прикорнуть. Бабушка открывает глаза, когда Мэй вприпрыжку поднимается по старым деревянным ступеням.

– И вот их осталось двое, – драматично вздохнув, говорит бабуля. – Поверить не могу, что Приянка сбегает отсюда раньше нас.

Мэй смеется.

– Осталось совсем чуть-чуть.

– Пять дней. Но кто считает?

Они пытались уговорить бабулю остаться у них насовсем, убедить, что за городом ей будет спокойнее. Но она ясно дала понять, что не нуждается в отдыхе, и сейчас, поправившись, бабуля настаивает на том, чтобы поскорее вернуться в свою квартиру в Нью-Йорке.

– Знаешь, чего мне будет не хватать, когда я уеду отсюда?

– Трепать нервы моим папам?

Бабуля смеется.

– Нет.

– Сожженного кофе?

– Нет.

– Тогда чего?

– Тебя.

Мэй улыбается.

В это время на улицу из-за угла въезжает красная машина, точь-в-точь как у Гаррета, и на секунду Мэй думает, что, может быть, это он. Но Гаррет, конечно, давно уже уехал.

Бабуля, словно читая мысли Мэй, говорит:

– Ну, как ты? Справляешься?

Даже забавно, думает Мэй, что об этом ее спрашивает человек, который недавно прошел четырехнедельный курс индукционной химиотерапии, чтобы вылечиться от острого миелоидного лейкоза. Но она этого не говорит.

– Да, все нормально.

– Знаешь, чтобы исцелить разбитое сердце, нужно найти новую любовь.

– Никто не разбивал мне сердце, бабуль. Мне кажется, на нем вообще ни царапины. – Мэй думает о том, что говорила ей Приянка, и представляет свое сердце аккуратно упакованным и спрятанным за крошечными щитами. Она косится на бабушку. – Ты когда-нибудь ездила на поезде? Я имею в виду не отсюда до города, а настоящее путешествие.

Бабуля молчит, устремив взор куда-то вдаль.

– Я была чуть постарше тебя, – с легкой улыбкой отвечает она. – Мне было лет девятнадцать, может быть двадцать. Мы с подругой отправились на поезде в Новый Орлеан, на фестиваль Марди-Гра. У нее там была родня, так что мы решили немного развлечься. В первое же утро я познакомилась с молодым человеком в форме, и он купил мне чашку чая. До конца поездки мы с подругой почти не виделись.

Мэй подается вперед.

– Что произошло?

– В смысле что произошло? Мы болтали. Мы флиртовали. Мы целовались.

– Целовались?

– Ну конечно! – пылко восклицает бабуля. – Мы были влюблены.

– Нельзя влюбиться за такой короткий срок, – говорит Мэй, думая о том, что вся эта история подозрительно напоминает один из тех старых романтических фильмов, которые так любит ее бабушка.

Бабуля решительно возражает ей:

– Можно. И это случилось с нами. Мы провели вместе весь уик-энд – танцевали, ели и слушали джаз. От счастья кружилась голова. Мы не могли оторваться друг от друга, не могли…

Мэй, дабы избежать дальнейших подробностей, торопливо спрашивает:

– И что потом?

– Мы попрощались.

– Но вы же были влюблены друг в друга?

– Он должен был ехать на военную базу в Техас. Я жила в Нью-Йорке. Как говорят, не судьба. – Бабушка пожимает плечами. – В любви нет магии. Она не может перенести тебя за пределы времени и пространства. Не может что-то исправить. Это просто любовь.


– Но…

– Я влюблялась много раз, прежде чем встретила твоего дедушку. Иногда эти чувства длились долго, иногда нет. Весь фокус в том, чтобы не беспокоиться по этому поводу. Если будешь слишком много думать об этом, любовь просто исчезнет, ты ее упустишь.

– Ну, а что случилось с тем молодым человеком? – нетерпеливо спрашивает Мэй.

– Его убили во Вьетнаме. Мы продолжали писать друг другу открытки вплоть до того самого дня, когда он погиб.

Мэй молчит, никак не может решить, что это – воспоминания или воображение. Очень похоже на правду, но так можно сказать про все ее истории, которые она им рассказывала на протяжении этих лет. Бабуля тоже сидит в тишине, наверное, думая про своего солдата или погрузившись в фильмы, которые крутятся в ее голове. Спустя некоторое время она ставит свою кружку на столик между ними и поворачивается к Мэй.

– Что ж, расскажи мне про эту поездку на поезде.

– Про какую поездку?

– Про ту, по поводу которой ты сомневаешься, ехать или нет.

Мэй удивленно смотрит на бабулю. И выкладывает ей всю историю. Она рассказывает про всплеск боли, который ощутила, увидев тот пост, про видео, которое она отправила через океан в приложении к электронному письму; о том, что почувствовала, вновь пересмотрев свой фильм, – словно она топчется на месте, не в силах понять, как еще ей посмотреть на свою жизнь, и как помог ей Гаррет, сказав «безличный»; о сообщении от Хьюго У. и вопросе, который он задал и который не дает ей покоя даже несколько дней спустя. Когда Мэй заканчивает, бабуля лишь кивает головой.

– Твои отцы никогда не разрешат тебе, – говорит она, и плечи Мэй опускаются, потому что девушка тоже прекрасно это понимает. Но, к ее изумлению, бабуля подмигивает ей. – Но это не должно помешать тебе поехать.

Мэй не удается скрыть свою улыбку.

– Правда?

– Конечно! – подавшись вперед, отвечает бабуля. – Ты говорила, что твоя соседка по комнате – из Бруклина, верно?

И вот так, вечером в этот же день, Мэй сидит напротив своих отцов в закусочной – которая по иронии судьбы обустроена в стиле старинного вагона, – и рассказывает им, что она и ее будущая соседка по комнате по имени Пайпер хотят вместе отправиться в Калифорнию на поезде.

– На поезде? – опуская свой сэндвич, спрашивает папа с ужасом в глазах. – Ты ведь в курсе, что на самолете будет куда быстрее?

– Конечно, в курсе, – отвечает Мэй, – но она собиралась ехать со своей мамой, но потом что-то там случилось, и ей нужен попутчик, потому что билеты уже куплены.

– Следующие девять месяцев вы будете вместе жить в комнатке размером с обувную коробку, – говорит па. – Ты правда хочешь, чтобы все это началось на неделю раньше?

– Рано или поздно Пайпер все равно узнает про храп, – говорит папа, и Мэй одаривает его испепеляющим взглядом. – Но что, если она сама не подарок?

– А что, если она окажется классной девчонкой? – Мэй пожимает плечами. – В любом случае это будет опыт. Вы же сами сказали, что мне нужно его набираться.

– Мы имели в виду колледж, – отвечает папа. – Это не то же самое, что мотаться по поездам, словно бездомные бродяги. Вы все время будете там проводить? В смысле спать и все такое? – Он косится на па. – Даже от одной мысли об этом у меня спина начинает болеть.

– Они забронировали поездку с остановками в гостиницах, так что мы сможем посмотреть некоторые города, через которые будем проезжать. – Мэй неловко ерзает на стуле, опустив глаза на свой сырный тост. Она еще никогда так сильно не врала им. Но ей нужно отправиться в это путешествие, а узнав правду, они ни за что ее не отпустят. – Будет весело.

– Ты уверена, что хочешь уехать на неделю раньше? – спрашивает па, и Мэй прямо-таки физически ощущает исходящие от него волны разочарования.

Девушка смотрит за окно. Солнце садится, и все вокруг переливается золотым, словно это уже воспоминание, и даже старые здания с облупившейся краской придают их городку очаровательный и уютный вид, и он уже не кажется душным и маленьким.

– Да, – тихо отвечает Мэй, снова повернувшись к своим отцам. Их плечи соприкасаются, и она знает, что они держатся за руки под столом, и от этого на сердце еще тяжелее. – Но это не значит, что я не буду чертовски по вам скучать. К тому же бабуля тоже скоро возвращается в город, так что нам все равно придется прощаться, и, если честно, мне кажется, что сейчас настал один из тех моментов, когда правильным ответом будет «да».

Ее родители переглядываются.

– Вы все время будете вместе? – спрашивает па. – Днем и ночью? Будете присматривать друг за другом?

Мэй проглатывает ком в горле.

– Да.

– И если она окажется плохим человеком или будет дурно влиять на тебя, – говорит папа, – ты проявишь здравомыслие?

– Да, – пряча улыбку, отвечает Мэй.

– И ты будешь связываться с нами три раза в день? – спрашивает па.

– Четыре, – встревает папа. – Нет, пять!

– Ну конечно.

Па долго смотрит на нее.

– И ты перестанешь терзаться из-за своего фильма?

Девушка медлит с ответом.

– Вот этого не могу обещать.

– Тогда, может быть, подумаешь о том, не снять ли новый?